Россия. Сталин. Сталинград: Великая Победа и великое поражение

Их благородие ни о чем этом не слышал своими дворянскими ушами. Он ищет причину наших больших потерь не в характере самой войны, не в немецких зверствах, а в нас самих, и вот нашел еще кое-что. В царское время, говорит, «армия шла в бой трезвая, а Красная Армия пьяной ходила в бой. Но под мухой нельзя воевать. Трезвый глаз нужен». Такое заявление можно объяснить только возрастом или собственным состоянием «под мухой» во время беседы с американцем. Так, мол, в пьяном виде, распевая «Шумел камыш» и до Берлина дошла, и в Берлин ввалилась…

С водкой дело было по-разному, ее выдавали в разных войсках в разное время, но кто ж тебе поверит, что в пьяном виде летчик садился за штурвал, летел бомбить врага или вступал в бой, танкист бросал машину в сражение, артиллерист наводил орудие и вел огонь, сапер принимался минировать или разминировать дорогу да и автоматчик шел в атаку. Они что, себе враги? Ведь на войне каждый хотел не только победить, но, между прочим, и выжить. Открыл Америку: «Под мухой воевать нельзя!» В каких войсках вы служили, Васильев?

И при этом юбиляр возмущается людьми, которые «пишут о войне, но не воевали, а если и воевали, то за награды». Да как это можно ― идти в бой за награду? Это же вопрос жизни и смерти твоей собственной и твоей родины. Награды лишь прилагались к боевым делам, лишь отмечали их. Им, конечно, радовались, но невозможно представить, чтобы для настоящего фронтовика они было целью.

Нет, говорит, «обилие орденов было у нас совершенно непомерное». И вскрывает зловещую суть этого: «Сталин был щедр на ордена. Он ими прикрывал потери». Но как это возможно? Если один солдат погиб, а другой получил орден, значит, этим скрыта гибель первого? Совсем спятил.

Но вот что интересно. При всем обилии орденов, при всей щедрости награждений у самого Васильева-то после войны не оказалось ни одного не только боевого ордена, но даже и боевой медальки, а одни только памятные, которые давали в массовом порядке: «За победу над Германией», «За победу над Японией» и др. Не в этом ли причина его негодования на «непомерное обилие орденов» спустя даже 65 лет после войны? Видимо, именно так. Ведь не вызывает же у него раздражение обилие своих собственных орденов и премий чисто литературного происхождения ― от премии Ленинского комсомола и ордена Дружбы народов до Госпре- мии Ельцина и пенсии президента Путина, ― всего числом десятка в два.

Много интересного узнали мы в эти дни и о собственном боевом пути юбиляра. Вот как драматически все начиналось: «Уже 12 июля 1941 года его взвод попал в окружение под Смоленском. Борис родился в этом городе, и все окрестности были знакомы с детства. И семнадцатилетний мальчишка вывел из окружения 10 человек. После этого бойцы назначили его командиром». Да уже за одно это он заслуживал если не орден Красной Звезды, то хотя бы медаль «За отвагу». Но ― ничего! Тут кое-что и еще непонятно. Например, как это «окружили взвод»? Чего его окружать-то? Ведь это всего человек 30–40, лишь малая часть батальона, полка. А их не окружили? К тому же в армии командиров назначают не бойцы, как тимуровцы, а вышестоящее командование. И надо бы сказать, командиром чего стал мальчишка― отделения? взвода? А, может, и дивизии как раз той, давно искомой?

Правда, сам товарищ Васильев рассказал американцу об этом несколько иначе: «Я вообще везунчик. Повезло и на войне. Я попал в окружение, когда наш эшелон разбомбили. Нас везли через Смоленск на Западный фронт. Мы долго выходили, голодали. Но сумели пройти в город Слоним. Эти места я очень хорошо знал, потому что жил там у деда, который научил меня в четыре года читать. Я у него вырос». Значит, детство везунчик провел не в Смоленске, а в Слониме. Но как это могло быть? До сентября 1939 года Слоним был польским городом. И Васильев рос в Польше? Черт ногу сломит! Понять невозможно. «Но сумели пройти в Слоним»― значит, это было спасение? Странно. Можно подумать, что в Слониме находился штаб Западного фронта.

Собеседник из «Нью тайме» едва ли знает, что такое этот Слоним и где он. Но нам-то известно! Сейчас это маленький городок в Белоруссии. В конце прошлого века, когда там родился отец Бориса Львовича, он насчитывал 15―16 тысяч жителей, среди которых белорусов и русских было меньше 20 %, жили и поляки, а евреи составляли 65 %. Соответственно имелось 1 костел, 2 православных церкви и 7 синагог. Из таких белорусских и украинских городков вопреки черте оседлости как-то выпорхнули изрядные стайки: из Могилева ― Могилевские, из Шклова ― Шкловские, из Смелы ― Смелянские, из Сарн ― Сарновы… Но, кажется, больше всего оказалось Слонимов и Слонимских из Слонима, причем они попали не куда-нибудь, а в столицу, в Петербург. Дети некоторых из них стали известны: скульптор Илья Львович Слоним, зять наркома иностранных дел М.МЛитвинова; литературовед и публицист Марк Львович Слоним (1894―1964), после революции эмигрировавший на Запад; Слонимский Александр Леонидович (1881―1964), литературовед; Слонимский

Антони (1895 — ?), поэт, в 1956―1963 годы возглавлявший Союз писателей Польши; Слонимский Михаил Леонидович (1897― 1972), брат Александра Леонидовича; Слонимский Юрий Иосифович (1902-?). драматург, участник Великой Отечественной войны… Вот как много Слонимов и Слонимских обрело из этого маленького городка наше искусство.

Одного из Слонимских я знал: Александр Леонидович читал нам в Литературном институте спецкурс по Гоголю. В памяти осталась не суть лекций, а его увлеченность.

Но главное-то вот в чем. От Смоленска, под которым, как говорит писатель, он попал в окружение, до Слонима даже по прямой на самолете будет километров 500. И не к востоку, не к северу или югу, а почти прямехонько на запад. Что ж получается? Все, попадавшие в окружение, пробирались на восток к своим…

То была печаль большая,

Как брели мы на восток, ―

писал Твардовский, и один лишь Васильев пробирался на запад к милому далекому дедушке, научившему его читать. И что там ждало везунчика? Город был захвачен немцами еще

26 июня, на четвертый день войны. Вероятно, там сразу начались расправы над евреями. И вот является туда Боря. Где дедушка? Где бабушка? Что делать?

А пока везунчик, по его словам, долго пробирался к дедушке, немцы 16 июля захватили Смоленск, фронт ушел еще дальше на восток. И вот о том, как он встретился, а потом простился с дедушкой, как из Слонима верст 600–700 потом пробирался все-таки на восток к своим, писатель почему-то американцу не рассказал, а сразу приступил к животрепещущему вопросу о том, что Сталин ― тупица.

Просветив на сей счет заморского собеседника, перешел к рассуждениям о войне вообще в таком духе: «Война пахнет трупами, и больше ничем. Ни-чем!» Но так ли это? Нет, совершенно не так. Все войны имеют запах, но― разный. Конечно, без жертв не обходится ни одна война, но у каждой есть основной, все перебивающий запах или даже два, а то и несколько. Когда, например, две, а то и десяток стран схватываются в жажде сцапать новые территории или богатства, то эти войны не пахнут ничем, кроме трупов и мерзости. Так пахли хотя бы войны за испанское наследство (1701―1714), за польское наследство (1733―1735), за австрийское наследство (1740―1748), за баварское наследство (1778―1779). Так же отвратительно пахли 9 (девять!) англо-испанских войн XVI―XVIII веков за морское владычество. Из позднейшего времени, разумеется, так пахла и англо-французская и американо-японская интервенция в Россию в 1918―1922 годы.

Но бывали войны, которые с разных воюющих сторон пахли по-разному. Например, три англо-афганские войны: в 1838―1842, в 1878―1880 и в 1919 годах. Во всех этих войнах над английскими войсками стоял душный запах жадности, высокомерия и злобы, а над афганцами ― дух патриотизма, мужества и свободы. Потеряв сотни тысяч своих солдат, англичане три раза вынуждены были сматывать удочки. Такие же столь различные запахи витали над Мексикой во время американо-мексиканской войны 1846―1848 годов, в результате которой США оттяпали почти половину территории своего соседа. Подобных примеров можно привести множество. Совсем недавние ― у всех в памяти: нападение НАТО во главе с США на Югославию, Афганистан, Ирак…