Итоги № 9 (2012)

— Вы говорите о крышевании такого, с позволения сказать, бизнеса. Кто за этим стоит?

— Невозможно похитить и держать человека на какой-то территории долгое время незаметно для правоохранителей. Значит, либо система не работает, либо в каких-то случаях является «крышей». Ведь необязательно самим похищать, можно просто закрывать глаза, контролировать и консультировать, зная, как система устроена изнутри. Например, пропала студентка. Родители обращаются в полицию, та вяло начинает искать, берет детализацию мобильного телефона девочки, родителей. И тут вдруг с номера пропавшей на телефон матери приходит SMS-сообщение: «Мама, у меня все в порядке, перезвоню позже». И так несколько раз в течение месяца. Родителям в полиции говорят — ну вот, видите, все в порядке, она просто захотела взрослой жизни, нагуляется и придет. Я, кстати, обратил внимание, что такая техника отзвона работает и создана специально для полиции, сотрудники которой зачастую ищут любые основания для того, чтобы принять постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

— Как переломить ситуацию?

— Убежден, что исправить положение можно. Причем силами гражданского общества. Вместе с единомышленниками, бывшими сотрудниками одного из элитных спецподразделений ФСБ, мы сейчас работаем над созданием глобальной базы данных по без вести пропавшим. Их сегодня насчитывается в стране около 5 миллионов человек. Это реальные цифры, которые гораздо больше того, что дает официальная статистика. Наполнение базы будет происходить за счет тех, у кого пропали родственники или друзья, тех, кто обладает какой-либо информацией, пусть самой незначительной, но хочет помочь. В свою очередь мы будем отслеживать и систематизировать все случаи исчезновений, объединяя их по признакам схожести обстоятельств и таким образом выявляя основные криминальные направления. Сейчас над оболочкой и структурой этой базы работают сотрудники одного из ведущих технических вузов. Планируем также привлечь к работе церковь. Ведь во многих местах страны практически отсутствует связь с внешним миром, в некоторых деревнях один компьютер на всех. Зато в церковь ходят многие. Я нередко размещаю при входе в храмы фотографии пропавших с описанием обстоятельств их исчезновения. Были случаи, когда прихожане помогали находить пропавшего человека, жившего в заброшенном доме в группе сектантов.

В рамках планируемого ресурса хотим также создать онлайн-помощь потерпевшим родственникам, потому что первое время после пропажи человека они находятся в растерянном состоянии и не знают, за что им браться и куда обращаться. Как правило, в полицию они идут не сразу или вовсе не идут. Людям нужна опора не столько в лице правоохранителей, сколько в лице квалифицированных экспертов, всю жизнь занимающихся подобными случаями. В отличие от работы в МВД я лишен тех возможностей, которые предоставляет спецслужбам государство. Не могу применять специальные технические средства, разве что диктофон или фотоаппарат, у меня нет возможности пользоваться базами данных силовых структур. Остается старый добрый сыск, где все решают усердие опера, его способность обращать внимание на мелочи, умение слушать. При этом, конечно, я не могу не сотрудничать с МВД, поскольку в законе о частной детективной и охранной деятельности четко прописано, что если мне стали известны данные о ком-то из пропавших или о преступлении вообще, я обязан сообщить в соответствующие органы. Получается игра в одни ворота. Я собираю информацию и передаю следствию. А обратно получить от МВД хоть что-то — это вряд ли. Да и не нужно мне это по большому счету — мы думаем и работаем совершенно по-разному. Очень долго я искал схему, как без помощи полиции, без специальной информации добиваться результата. И нашел — просто надо полностью посмотреть на ситуацию глазами потерпевших. Иногда бывает достаточно просто грамотно и спокойно расспросить родственников пропавшего, и все становится ясно, ведь большинство похищений реализуется по типовым схемам.

— Существует ли какая-то особенная дедукция Демина?

— Без ложной скромности скажу о себе, что могу видеть не только само событие, но и заглядываю немного глубже и дальше. Можно называть это дедукцией. Я рассматриваю преступление как поступок, на который человек решается сознательно. Оно, если мы говорим о профессиональных преступниках, включает в себя три фазы: подготовку, совершение и сокрытие следов. Криминалистика — наука хоть и динамично развивающаяся, но стоящая на четырех китах: способности получения информации, ее накопления, анализа и реализации. Вся моя работа в конечном счете сводится к этой формуле. Сейчас ведь чуть что, все сразу бегут телефоны прослушивать, почту электронную взламывать, а специалистов, которые просто поговорили бы с жильцами дома, старушками, рабочими и уже после этого выстраивали схемы и предположения, почти не осталось. Меня так учили в Волгоградской высшей следственной школе МВД СССР.

Выходи строиться! / Общество и наука / Общество

Выходи строиться!

/  Общество и наука /  Общество

«Москвичи — люди практичные. Они быстро посчитают и поймут, что им выгоднее — томиться в многочасовой пробке или пересесть на комфортный общественный транспорт», — говорит руководитель столичного стройкомплекса Марат Хуснуллин

До прихода нового московского правительства во главе с Сергеем Собяниным мегаполис рос ввысь, зарывался в землю и уплотнялся внутри МКАД. Столица с трудом выдерживала строительный бум и в конце концов замерла в дорожных пробках. О том, как власти намерены решать наиболее острые градостроительные вопросы, «Итогам» рассказал заместитель мэра Москвы в правительстве Москвы по вопросам градостроительной политики и строительства Марат Хуснуллин.

— Марат Шакирзянович, уже больше года вы управляете стройкомплексом Москвы. Что удалось сделать за это время?

— Мы целиком пересмотрели градостроительную политику. Потому что массовая застройка торговыми, офисными и жилыми зданиями без решения серьезной, практически кризисной ситуации с транспортной инфраструктурой более недопустима. За год определена идеология градостроительного развития: на ближайшие пять лет 16 госпрограмм сведены в одну. По субботам я совершаю объезд префектур и каждое рабочее совещание начинаю с обсуждения плана градостроительного развития округа. В результате предстоит наметить перспективы развития мегаполиса до 2025 года.

— Как собираетесь согласовывать все эти проекты с уже существующим Генпланом города? Там, в частности, написано, что в Москве к 2025 году нужно построить 200 миллионов квадратных метров.

— Несмотря на критику в адрес Генплана, принятие его было важно для обеспечения правового поля градостроительной деятельности, а не «ручного» управления городом. В утвержденный Генплан могут вноситься дополнения и изменения, и это нормальная практика. Весь прошлый год мы серьезно занимались проектами планировок отдельных территорий, поставив себе задачу определить, какие районы, кварталы нужно стабилизировать, а какие имеют возможность для развития. Было необходимо сделать для каждого района проекты планировки и благоустройства, чтобы официально сообщить жителям: в этом месте ничего строиться не будет, а там, где возможно развитие, с учетом наших приоритетов определить, что строить, когда и в каких объемах. В этом году надо подготовить около 300 проектов планировок. Но одно могу сказать точно: 200 миллионов квадратных метров к 400 миллионам, имеющимся в столице, строить нельзя.