Газета День Литературы # 102 (2005 2)

Кстати, человеки с онейроидными комплексами весьма агрессивно реагируют на любые попытки разрушить их бредовый мир. Такую цензуру в ответ устраивают — куда там советскому Главлиту и рыночному "Формату", вместе взятым! Онейроид первичен, цензура вторична! Беда лишь в том, что при смене онейроидных парадигм, в результате настоящего публикаторского "цунами" эмигрантской и переводной литературы конца 80-х — начала 90-х годов оказался напрочь срезан целый пласт отечественной культуры. Не буду здесь перечислять имена: не все умерли, но все изменились, — скажу лишь, что Николай Голиков из их числа. А его поэма "Колобок" сегодня, то ли с опозданием на 20 лет, то ли, напротив, как нельзя вовремя — подтверждает, что рукописи не горят. А такого качества — даже не слишком и тлеют.

Разумеется, можно обратить внимание и на блестящую до афористичности авторскую работу со словом: "по том переварены восемь доз пассоса манны и кафка ремарок", рукопись "не может и быть напечатана", "чутьсветработницы", "не задевать великих имен с позиций неупоминанья", "мэтр водоросль в океане подобного рода фраз", "мемориальный комплекс на восемьсот свиноматок" и тому подобное; можно — на одно из лучших, по-моему, в русской литературе художественное описание delirium tremens (она же — белая горячка, она же — "белочка"), а также на принципиальное использование диссонансных и неравносложных — больше даже графических, чем звуковых — рифм. Разумеется, можно восхититься умением Николая Голикова постоянно, чуть ли не в каждой строке, прошивать, сшивать свой текст аллюзиями, аллитерациями, перекличками образов, двойными смысловыми связями (например: "когда он рождался в далеком совхозе по слухам уже отцвела кукуруза…", здесь фраза "когда он рождался в далеком совхозе…" накладывается на фразу "в далеком совхозе по слухам уже отцвела кукуруза…" и т. д.) — умением, свойственным лишь истинному поэту, причем голиковская вязь, хотя и совершенно нетрадиционна для русской поэзии, однако вполне органична и читается всё же не как перевод с иностранного или из Бродского; и это, если угодно, вполне способно положить начало новой ветви на древе отечественного стихосложения. Разумеется, можно поискать и легко найти прототипы мэтра, чекушкиной, репы и тиберия в кировском литбомонде эпохи "позднего застоя".

Но всё же "Колобок" интересен и — повторюсь — даже классичен (классика модернизма существует наряду с классикой реализма) не только и не столько поэтому. Он — своего рода энциклопедия советской провинции, провинции административной и уже потому провинции культурной. В том самом смысле, в котором пушкинского "Онегина" назвали энциклопедией русской жизни — разумеется, безотносительно к каким-либо иным сравнениям. И тех же качановых с мэтрами можно было найти в любом областном или республиканском центре СССР. Кирову (он же Вятка, он же Хлынов) 80-х годов ХХ века в этом отношении повезло несказанно — так не везло ни Киеву, ни Воронежу, ни Кишиневу, ни Одессе, ни Красноярску, ни Новосибирску, ни Владивостоку, хотя и в этих городах, и в других — практически везде — в то время возникали "неформальные" литературные объединения. Но, пожалуй, нигде больше такого количества талантливых единомышленников, как в кировском "Верлибре" и вокруг него, не сошлось в почти классицистическом единстве места, времени и действия. Опять же, не буду здесь перечислять имена, — скажу лишь, что, например, Светлана Сырнева тоже из их числа. И в результате, согласно всем законам диалектики, количество перешло в новое качество — осознания своей, а значит и общенародной, а значит и общемировой, ситуации. Ведь человек создан по образу и подобию Божию, то есть несет в себе возможность и вездесущности, и всеведения, и всемогущества.

Николай Голиков всё-таки выскочил из общего онейроида. Ушёл от него, как колобок, и покатился дальше — в конце концов, дело и закончится, наверное, как в народной сказке, но пока автор, слава Богу, остается вполне адекватен даже самым бредовым реалиям современного бытия, причем не только изнутри (целый месяц, проведенный взаперти в "осажденной" редакции, наверное, чего-то да стоит), а как бы и сверху. Продолжает распевать свои несуразные вроде бы песенки, сидя уже на самом носу у рыжей лисички-сестрички, неуловимо напоминающей то ли Чубайса, то ли еще кого. Так и хочется крикнуть: "Беги, колобок, беги!" — но разве сказке конец? Итак, "когда он рождался в далеком совхозе по слухам уже отцвела кукуруза…"

Владимир ВИННИКОВ

когда он рождался в далеком совхозе по слухам уже отцвела кукуруза

отцвел солнцедар и выдался вермут для первого раза

выдалась дивная катя для первого акта в сцене отцовского гнева

потом отцвела восьмилетняя школа и выдалась лошадь в люди везти качанова

я видел как он очумевши от шума тугоухо стоял у асфальта

с принципиально провинциальным акцентом во рту и окурком сгоревшим до фильтра

нежный пушок подбородка а ниже кашне и похоже на кеды

номерок телефона в кармане трояк на мирские расходы

я видел как адики города ему преподали гармонию и красоту

месячный проездной билет учащегося пту

недельные щи в забегаловке возле общаги

резвые вылазки из ресторана в трусы безотказной подруги

публика дремлет а кадры мелькают раскручивая спираль

качанов фрезеровщик с четвертым разрядом метит на главную роль

делит не жалуясь ложе и жалованье с женщиной древнейшего из ремесел

покупает торшер шифонеры кооператив вешалку несколько кресел

диван а мама в совхозе за гранью безумия мир покидает пресытившись уксусом

шкап а папашка является сыну по почве якшания с градусом

телевизор а фрезеровщиком больше не может рвется на север в матросы

на юг в музыканты на запад в торговцы обратно назад в лоботрясы

в среде объяснительных и протоколов зачат поэтический дар

сначала коряво извечная тема истертая ныне до дыр

парадная форма сонета надета и в самую пору почти без примерок

по том переварены восемь доз пассоса манны и кафка ремарок

усвоение оксюморона аллюзии ямба диктую яшка маруся бориска потока сознания

торжественный вклад в ундервудостроение

наконец декламация цикла эклог коллегам по разливухе на сквозняке

пересылка дебюта в большую газету в увесисто мятом конвертике

текст рецензии цитирую по материалам архива почтенного мэтра

ув тов вяч качанов здравствуйте доброе утро

подборка стихотворений добросовестно мною прочитана

недурно но ряд объективных причин не может и быть напечатана

с уважением зав лит отделом и далее в смысле совета