Русская жизнь. Петербург (октябрь 2007)

После смерти сестры я поселилась в местечке, в каком-то сарае. Меня искали, спрашивали у местных жителей про меня, но никто не выдал. Я выходила на улицу только ночью или вечером, местные меня подкармливали, у меня же ничего не было.

Потом пришли поляки, оккупировавшие часть Украины. Они меня просили указать, кто из местных жителей сотрудничал с советской властью, но я никого не выдала.

- В каком месяце какого года происходило все то, что вы описывали?

- В декабре 19-го и в январе 20-го.

- А когда же вы покинули территорию России?

- Весной 20-го.

- А после этого?

- Жили в Берлине, потом в Литве, потом я вышла замуж, и только потом приехала в Париж.

Предисловие и публикация Ивана Толстого

Алексей Митрофанов

Культ полена

В Архангельске обтесывают историческое прошлое

I.

В 1974 году в Москве начали создавать пешеходную улицу Арбат. Это была первая специализированная пешеходная улица в СССР, и никто толком не понимал, как она будет выглядеть. Проект, естественно, существовал, но постоянно корректировался.

В первой половине 1980-х стало более или менее понятно, что это будет. Тогда и регионы подтянулись. Чуть ли не в каждом областном центре задумались: а мы что, рыжие? Почему б и нам такое не сварганить? У нас лишних улиц не найдется, что ли?

Лишние улицы, конечно же, нашлись, и их потихоньку стали переделывать в пешеходные. Кампания носила отчасти абсурдный характер, ведь большинство этих улиц и без специальной пропагандистской обработки были, по сути, пешеходными. Автомобили в силу их малочисленности не особенно мешались под ногами.

Задумались и в Архангельске. Но с оговоркой: решили, что улица должна быть не только пешеходной, но и полностью деревянной, как в старые добрые времена. В 1986 году в Архангельских научно-реставрационных произ?водственных мастерских появляется проект заповедной зоны деревянного зодчества. Под «поморский Арбат» решено отвести проспект в самом центре города.

А потом идею замотали - появились более насущные проблемы. И вдруг по прошествии двух десятилетий я узнаю, что на проспекте имени поморского большевика Федора Степановича Чумбарова-Лучинского (говоря проще, на Чумбаровке) работы идут полным ходом. Совсем недавно там отпраздновали своего рода экватор: завершена первая половина пешеходной улицы, от Карла Либкнехта до Володарского. Осталась сущая ерунда, косметика.

То есть Архангельск возвращается к архитектурно-историческим истокам. Теперь нужно доделать вторую половину - от улицы Володарского до улицы Выучейского. И все, проект воплощен в жизнь.

Интересно!

Самолет взлетает. Не проходит двух часов, как я уже над островами Северной Двины с их совершенно невозможными названиями: Прямая Кошка, Кривая Кошка… Самолет приземляется, я сажусь в такси (всего 120 рублей включая подачу и ожидание) и еду в центр Архангельска.

II.

Кунрад фан-Кленк, нидерландский посол, писал в 1675 году: «Мы видели различные суда русских, которые они называют карбасами. Мы высадили шлюпку, и наш лейтенант с переводчиком фан-Аспероном отправились к ним, чтобы получить немного свежей рыбы, что и удалось сделать. Когда они пришли к ним, то русские вытащили свою сеть и предложили различные экземпляры трески и камбалу удивительной величины. Русские на своей лодке вместе с нашей шлюпкою отправились к нашему судну, пришли на борт и даже, по желанию его превосходительства посла, введены были в каюту, где они говорили с его превосходительством, который их угостил свежеиспеченным пшеничным хлебом, сухарями, вином и водкою. Они получили от капитана немного денег, а мы от них приобрели 4 больших прекрасных трески и несколько камбал чрезвычайной величины; одна из них почти в 5 футов, а другая в 8 футов длины и 4 фута ширины. Эти люди, когда им поднесли чарку водки, делали странные гримасы, наклоняя голову и тело и много раз кладя на себя крест. Нам это было очень чудно смотреть. Они сильно жаловались, что в эту ночь их ограбило судно с пятью парусами… и они потеряли большую часть своей сети. После угощения, придя в свое суденышко, русские много шумели и кувыркались, точно шары, через зад и голову».

Речь шла о жителях Архангельска - людях, издревле отличавшихся невероятной самобытностью.

Одно их название обескураживает. Кто они? Архангельцы? Архангеляне? Или же, Господи прости, архангелы - по аналогии с карелами?

Нет, все не так. Архангелогородцы. Это потому, что город поначалу назывался не Архангельск, а Архангельский город. Со временем слово «город» из названия собственно города выпало, а в прозвании его жителей осталось.

И вот архангелогородцы решили со?здать улицу, где все будет из дерева. Мостовые из дерева. Афишные тумбы из дерева. Столбы из дерева. Ну и дома, разумеется, тоже из дерева. А в домах - типичная «арбатская» инфраструктура: кафе, ресторанчики, сувенирные лавочки, экскурсионные фирмочки. А если продуктовый магазин, то чтобы торговали в нем морошкой, олениной и прочими деликатесами, присущими региону.

Сложность состояла в том, что улица уже существовала. С разными домами, не только деревянными. В них жили люди, и они не собирались никуда съезжать.

Однако энтузиасты при поддержке городских властей взялись за выполне?ние поставленной задачи. Какие-то дома отреставрировали. Какие-то снесли. Ка?кие-то заново выстроили - или просто перетащили с других улиц и проспектов.

В то же время за рекой Кузнечихой в районе под названием Соломбола «новый архангельский», богач Сутягин, строил себе деревянный дом. Выстроил один этаж. Потом другой. Потом и третий. Все казалось: маловато будет. В результате получился деревянный десятиэтажный небоскреб, явление уникальное в планетарном масштабе.

Господина Сутягина можно понять. Северный климат, северные традиции. Все низенькое, приспособленное к суровым условиям. Хочется ввысь вознестись, показать нос постылым погоде и ландшафту.

Тесно на земле. Постыло. Надоело. И счастлив тот, у кого есть возможность преодолеть архангельскую приземленность. Счастлив летчик: у него в руках штурвал. Счастлив предприниматель: денег много.

Хочется всем. Но могут только избранные.

III.

В последний раз я был в Архангельске четыре года назад. Зашел и на проспект Чумбарова-Лучинского. На са?мом деле он никакой, конечно, не проспект, а узенькая улочка. То, что я увидел, показалось страшным сном.

Накрапывал противный холодный дождь. Знаменитые деревянные тротуары были наполовину раздолбаны; то тут, то там поломанные доски погружались в грязь. Проезжая часть выглядела омерзительно. Бескрайние глубочайшие лужи. Неудивительно. Задача ставилась вполне определенная: создать антураж старого Архангельска, города отнюдь не однозначного.

Того, о котором голландский путешественник Корнелий де Бруин сказал три сотни лет назад: «Улицы здесь покрыты ломаными бревнами… В городе множество полусгоревших домов…

В продолжение зимы в… церквах служение не совершается по причине весьма жестокого холода в них».

Города, в котором всерьез существовал культ дерева. Чего стоит хотя бы традиция рождественского полена. Накануне Рождества архангелогородец в обя?зательном порядке приносил к себе домой полено и поджигал его. Праздник продолжался двенадцать дней. Все эти дни полено должно было гореть. Потухнет - жди беды. Каждый вечер свежий пепел от полена разбрасывали по двору. По окончании же праздника деревяшку тушили, но не выбрасывали - Боже упаси, - а клали под кровать до следующего Рождества. Весь год недогоревшее полено охраняло жилище от пожара и молнии, то есть от гибели в огне. Когда же снова наступало Рождество, это полено дожигали вместе с новым.