Сталин и писатели Книга первая
Сталин и писатели Книга первая читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Как бы то ни было, в этих Презентовых записях Сталин узнал себя. А главное, узнал истинное отношение к себе Демьяна.
Впрочем, некоторые из этих записей не несли в себе ничего для него нового.
Например, такая:
Сегодня в третьем часу дня Демьян, его дочь Тамара, А.В. Ефремин и я поехали в Зубалово — Демьян к Сталину, а мы в ожидании Демьяна — в сосновый лес…
Около 5 ч. Демьян вернулся, и мы покатили в город. «Сколько оптимизма в этом человеке! — рассказывал Демьян о Сталине. — Как скромно живет! Застал я его за книгой. Вы не поверите: он оканчивает вторую часть «Клима Самгина». А я первую часть бросил, не мог читать. Но если б вы знали, чем он разрезает книгу! Пальцем! Это же невозможно. Я ему говорю, что если бы Сталин подлежал партийной чистке, я бы его за это вычистил».
Вот, значит, как было дело. Демьян, стало быть, и от самого Сталина не скрывал, что его прямо-таки корежит, когда тот разрывает страницы новой, никем до него не читанной книги пальцами. Но одно дело говорить об этом, подобострастно пошучивая, самому Сталину — и совсем другое болтать об этих дурных сталинских повадках кому ни попадя. А ведь Демьян делился этими своими впечатлениями не с одним Презентом.
В главе «Сталин и Мандельштам» я уже рассказывал о том, как Б.Л. Пастернак «в полном умопомрачении от ареста Мандельштама» кинулся за помощью к Демьяну Бедному.
Он знал, что за несколько лет до своего ареста Мандельштам попросил Демьяна похлопотать за кого-то. Демьян тогда хлопотать отказался, но при этом пообещал, что если дело коснется самого Мандельштама, он обязательно за него заступится. Неизвестно, напомнил ли Пастернак Демьяну об этом обещании. Известно только, что в ответ на просьбу помочь Демьян ответил категорически: «Ни вам, ни мне в это дело вмешиваться нельзя».
В той главе я высказал осторожное предположение, что эта реплика связана с тем, что Демьян, быть может, уже что-то слышал о крамольном мандельштамовском стихотворении. Может быть, до него даже уже дошла и строка Мандельштама «Его толстые пальцы как черви жирны», навеянная его, Демьяна, собственными жалобами на то, что Сталин листает редкие книги в его библиотеке своими жирными пальцами. Теперь же я склоняюсь к предположению, что эта фраза Демьяна («Ни вам, ни мне в это дело вмешиваться нельзя») связана скорее с попавшими на глаза Сталина дневниками Презента. Ведь к моменту ареста Мандельштама (1934 г.) Демьян уже точно знал, что Сталин эти дневники читал. И имел все основания предполагать, что из всех его реплик о Сталине, записанных простодушным Презентом, фраза о пальцах, которыми вождь разрывает страницы еще никем не читанных книг, была не самой невинной.
Кстати, в дневнике Презента, хранящемся в РГАСПИ, многие страницы вырваны. И скорее всего вырвал их не кто иной, как сам Сталин. То ли в припадке ярости, то ли — и это более вероятно, — руководствуясь холодным расчетом: зачем ему было хранить для потомства сведения — или даже просто сплетни, — пятнающие чистоту его иконописного облика?
Все это, конечно, домыслы. Но одно несомненно: того, что он прочел о себе в дневниках Презента, Сталин Демьяну не простил:
Когда встал вопрос о награждении Демьяна Бедного орденом Ленина, Сталин внезапно выступил против. Мне это было удивительно, ибо генсек всегда поддерживал Демьяна.
Во время беседы с глазу на глаз он объяснил, в чем дело. Достал из сейфа тетрадочку. В ней были записаны довольно нелестные замечания об обитателях Кремля. Я заметил, что почерк не Демьяна. Сталин ответил, что высказывания подвыпившего поэта записаны неким журналистом по фамилии Презент.
Я предупредил Демьяна Бедного, чтобы он был осторожнее в высказываниях, но помирить его со Сталиным так и не удалось. Было принято решение обсудить его благоглупости на заседании Комитета партийного контроля. Сталин настаивал, чтобы я явился на заседание и выступил против Демьяна Бедного. Подозревая, чем это может кончиться, я заявил, что буду против ареста поэта и участия в этом принимать не хочу.
— Мы не собираемся арестовывать Демьяна Бедного, и я лично тебя прошу прийти и покритиковать его.
— Еще раз заявляю вам, я не пойду на КПК.
— Я даю тебе слово революционера, что арестован он не будет. Ты можешь моему слову поверить?
На КПК я пошел. Кроме меня и Демьяна, там присутствовали Шкирятов и Караваева.
Сталин слово сдержал. Поэт остался на свободе. Но через две недели после того, как меня поместили во внутреннюю тюрьму НКВД, Демьян был исключен из партии.
Опасение — и даже уверенность, — что результатом разбирательства персонального дела Демьяна на КПК станет его арест, возникло у Гронского не на пустом месте. Именно так в то время, как правило, это и происходило. Ну, а кроме того, хорошо зная Сталина, он не сомневался, что, решив раздавить Демьяна, партийными взысканиями тот не ограничится. Тем более, что оснований для ареста «наблудившего» поэта — по логике и «правовым нормам» того времени — было предостаточно.
Для следователей НКВД тут довольно было только одной фразы из сталинского письма 1930 года:
…договориться до таких антипартийных гнусностей. Недаром, читая Ваше письмо, я вспомнил Сосновского.
Сосновский был видным троцкистом, и эта сталинская реплика вполне могла служить основанием для обвинения Демьяна в троцкизме. А страшнее этого обвинения в то время трудно было что-нибудь придумать.
Да и докладная записка самого Гронского тоже давала некоторые основания для вмешательства в судьбу Демьяна не Ттолько партийных, но и следственных органов:
…своих высказываний, носящих правооппортунистический характер, Демьян во вчерашней беседе не отрицал.
Ну и дневник Презента, конечно, тоже мог свидетельствовать (если бы такие свидетельства понадобились) о «правооппортунистических» настроениях Демьяна. Вот, например, Презент записывает его рассказ о праздновании 50-летия Сталина на даче в Зубалове:
…В середине праздника… приехала тройка — Рыков, Томский и Бухарин. Кто-то предложил тост за них, но Калинин, избранный тамадою, сказал: «Раз поздно приехали, так и тост им попозже». — Эх, если б я написал пьесу, изобразил бы я, как сидят эти люди особняком и каждый из гостей боится с ними заговорить, — говорит Демьян. — А раньше, бывало, — говорит, — я у Рыкова был!..»
В этой записи Сталин вполне мог углядеть симпатию и сочувствие к только что разгромленным «правым».
Свое обещание («слово революционера») не арестовывать Демьяна Сталин сдержал. Но о том, что такой вариант решения Демьяновой судьбы тоже рассматривался, а в недрах карательного ведомства даже уже и готовился, свидетельствует справка НКВД, направленная Сталину тотчас после исключения Демьяна из партии.
Вот ее текст.
СПРАВКА НКВД О ДЕМЬЯНЕ БЕДНОМ
9 сентября 1938 г.
Демьян Бедный (Ефим Алексеевич Придворов) — поэт, член Союза советских писателей. Из ВКП(б) исключен в июле с. г. за «резко выраженное моральное разложение».
Д. Бедный имел тесную связь с лидерами правых и троцкистско-зиновьевской организаций. Настроен Д. Бедный резко антисоветски и злобно по отношению к руководству ВКП(б). Арестованный участник антисоветской организации правых А.И. Стецкий по этому поводу показал:
«До 1932 г. основная задача, которую я ставил перед возглавлявшимися мною группами правых в Москве и Ленинграде, состояла в том, чтобы вербовать в нашу организацию новых людей. Из писателей я установил тогда тесную политическую связь с Демьяном Бедным, который был и остается враждебным советской власти человеком. С Демьяном Бедным я имел ряд разговоров, носивших открыто антисоветский характер. Он был резко раздражен недостаточным, по его мнению, вниманием к его особе. В дальнейших наших встречах, когда стало выясняться наше политическое единомыслие, Демьян Бедный крепко ругал Сталина и Молотова и превозносил Рыкова и Бухарина. Он заявлял, что не приемлет сталинского социализма. Свою пьесу «Богатыри» он задумал как контрреволюционную аллегорию на то, как «силком у нас тащат мужиков в социализм».
Озлобленность Д. Бедного характеризуется следующими его высказываниями в кругу близких ему лиц:
«Я стал чужой, вышел в тираж. Эпоха Демьяна Бедного окончилась. Разве вы не видите, что у нас делается. Ведь срезается вся старая гвардия. Истребляются старые большевики. Уничтожают всех лучших из лучших. А кому нужно, в чьих интересах надо истребить все поколение Ленина? Вот и меня преследуют потому, что на мне ореол октябрьской революции».
Д. Бедный систематически выражает свое озлобление против тт. Сталина, Молотова и других руководителей ВКП(б):
«Зажим и террор в СССР таковы, что не возможна ни литература, ни наука, не возможно никакое свободное исследование. Историю гражданской войны тоже надо выбросить в печку — писать нельзя. Оказывается, я шел с партией, 99,9 процентов которой шпионы и провокаторы. Сталин — ужасный человек и часто руководствуется личными счетами. Все великие вожди всегда создавали вокруг себя блестящие плеяды сподвижников. А кого создал Сталин? Всех истребил, никого нет, все уничтожены. Подобное было только при Иване Грозном».
Говоря о репрессиях, проводимых советской властью против врагов народа, Д. Бедный трактует эти репрессии как ничем не обоснованные. Он говорит, что в результате якобы получился полный развал Красной Армии:
«Армия целиком разрушена, доверие и командование подорвано, воевать с такой армией невозможно. Я бы сам в этих условиях отдал половину Украины, чтобы только на нас не лезли. Уничтожен такой талантливый стратег как Тухачевский. Может ли армия верить своим командирам, если они один за другим объявляются изменниками? Что такое Ворошилов? Его интересует только собственная карьера».
Д. Бедный в резко антисоветском духе высказывался о Конституции СССР, называя ее фикцией:
«Выборов у нас, по существу, не было. Сталин обещал свободные выборы, с агитацией, с предвыборной борьбой. А на самом деле сверху поназначали кандидатов, да и все. Какое же отличие от того, что было?»
В отношении социалистической реконструкции сельского хозяйства Д. Бедный также высказывал контрреволюционные суждения:
«Каждый мужик хочет расти в кулака, и я считаю, что для нас исключительно важно иметь энергичного трудоемкого крестьянина. Именно он — настоящая опора, именно он обеспечивает хлебом. А теперь всех бывших кулаков, вернувшихся из ссылки, либо ликвидируют, либо высылают опять… Но крестьяне ничего не боятся, потому что они считают, что все равно: что в тюрьме, что в колхозе».
После решения КПК об исключении его из партии Д. Бедный находится в еще более озлобленном состоянии. Он издевается над постановлением КПК:
«Сначала меня удешевили — объявили, что я морально разложился, а потом заявят, что я турецкий шпион».
Несколько раз Д. Бедный говорил о своем намерении покончить самоубийством.
