Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции

Это была не первая моя попытка привезти Курёхина в Москву. В 1983 году я пригласил его, Бориса Гребенщикова и Петю Мамонова устроить концерт в клубе филофонистов при заводе имени Орджоникидзе, что на улице Вавилова. Мне там поручили провести вечер памяти Джона Колтрейна, и я решил не ставить пластинки, а пригласить музыкантов, которые сыграли бы посвящения Колтрейну. И там состоялся большой концерт, в котором и Светлана Голыбина показывала свои сочинения, и Миша Жуков, но когда местные кагэбэшники увидели загримированного под труп Курёхина, то директор ДК вышел на сцену и объявил, что зал закрывается на ремонт. Прямо во время концерта…

– Давай вернёмся немного назад: получается, что, когда ты приехал поступать в институт, ты ещё не умел играть на саксофоне? Это увлечение пришло к тебе здесь, в Москве?

– Да, началось всё с того, что я развёлся с первой женой и мне нужно было как-то её заменить. Почему-то мне не пришла в голову идея, что одну женщину можно просто заменить другой, поэтому я купил саксофон и начал на нём играть. Самовыражаться. Самоучкой. Для себя. Я не собирался нигде выступать и даже не думал, что когда-то смогу где-то выступать. Жил я в то время не в самой Москве, а в ближнем Подмосковье, в Краскове. Я и сейчас там прописан. Красково – это посёлок городского типа, а когда-то это была деревенька Красково-Богородское. Это очень интересное историческое место, потому что с него началось дачное строительство в России. Первые дачи были выстроены местными купцами именно там. Сначала я жил в деревянном доме. Но не в частном, а в бревенчатом, двухэтажном, построенном ещё в 1920-х годах. Звук саксофона очень раздражал соседей, и у меня с ними шла настоящая война. Они жаловались в ДЭЗ, стучали в стены, бросали снежки в окна, били стёкла. А потом я переехал в панельную шестнадцатиэтажку – туда снежок уже не добросишь. Поэтому там уже никаких особенных конфликтов не было.

– Где и когда случился твой первый настоящий концерт?

– Мой первый официальный концерт состоялся в Центральном доме художника 12 апреля 1982 года. Барабанщик Михаил Жуков, который выступал с составе Ансамбля ударных инструментов Марка Пекарского, пригласил меня сыграть пьесу на бис. Дело в том, что он не был членом Союза композиторов, а музыку «не членов» нельзя было официально исполнять. Только на бис, без объявления автора. Для исполнения такой пьесы я и был приглашён. И если бы публика не зааплодировала, то моего выхода на сцену тогда не случилось бы. Жуков в то время работал вахтёром в Росконцерте. Или ночным сторожем. Кто-то ему сказал, что я хорошо знаю английский. И он заинтересовался, но для него оказалось важным, что я не только в английском «рублю», но и хорошо музыку знаю. Он спросил, не играю ли я на чём-нибудь. Я ответил, что играю. Так, для себя. Он захотел послушать. Мы поиграли у него дома, он очень обрадовался и сказал, что это именно то, что нужно.

– А у него в доме соседи не стучали в стены?

– У него тоже шла война с соседями, – ответил Летов, отодвигая от себя пустую тарелку и берясь за чашку с кофе. – Но по лестничной клетке у него был очень хороший сосед: покойный ныне поэт Геннадий Айги, тогда ещё печатавшийся исключительно в самиздате. Он не сильно ему докучал. В основном Жукову стучали соседи сверху. И когда они его совсем достали, Миша устроил у себя в квартире фотовыставку, на которую пригласил всех соседей. А так как Михаил когда-то служил в оркестре почётного караула, то он развесил по стенам фотографии, где он играет на малом барабане, а рядом с ним – Косыгин, Индира Ганди… В итоге соседи решили, что с ним лучше не связываться. А то вдруг стукнет куда не надо… Жуков не только играл в Ансамбле ударных инструментов Марка Пекарского, он своими руками смастерил большинство его ударных инструментов. У него дома стояли всякие станки. Чтобы сделать инструмент, он искал… вернее, крал разные бочки, крепкие и хорошие, разбирал их, потом собирал заново, клеил, покрывал морилкой. Я до сих пор встречаю сделанные им инструменты. У Жукова был очень специфический фиолетовый лак. И когда я вижу барабан, покрытый этой фиолетовой морилкой, понимаю, что этот инструмент, о котором хозяин говорит, что он привезён якобы откуда-нибудь с Тайваня или Огненной Земли, на самом деле произведён в Москве, в Орехове, в квартире Миши Жукова.

– А как ты познакомился с Сергеем Жариковым?

– Это было так… Дима Яншин, гитарист «ДК», работал в Красково воспитателем в общежитии какого-то СПТУ. Там учились настолько хулиганистые дети, что туда на работу брали только людей, имевших спортивный разряд по каким-то боевым искусствам. А у Яншина был первый разряд по боксу, и он нещадно бил любых хулиганов. Яншин приехал ко мне на автомобиле «Волга» и сказал, что прослышал, что я – музыкант. Очевидно, все в Красково слышали, как я играю на саксофоне с высоты шестнадцатого этажа. В тот же день Дима повёз меня в Тушино, где в местном Доме культуры шла запись альбома «Прекрасный новый мир». Вот там я и перезнакомился с музыкантами «ДК»: с Сергеем Жариковым, Виктором Клемешевым, Александром Белоносовым, Сергеем Полянским… Но основная база группы «ДК» была во Дворце культуры завода «Динамо» на «Автозаводской». К нам там очень хорошо относились и даже выделили большую комнату на четвёртом этаже с видом на Москву-реку. Там я пытался записывать и свои собственные проекты, например с курёхинским братом Артёмом Блохом, ныне покойным. Туда же приезжал из Питера Кондрашкин, и тогда мы записывались трио: Кондрашкин, Кириченко и я.

Сергей Летов и Виктор Клемешев исполняют программу «ДМБ-85»

А с «Центром» мы репетировали в «Курчатнике». Там же проходили и концерты. Кроме того, было очень забавное выступление с «Центром» на Пасху в ДК МАИ. Тогда на Пасху устраивались сейшены, чтобы люди не шли на крестный ход. Стас Намин тогда поставил аппаратуру, и там играли «Центр», «Браво» и кто-то ещё. Вот так и получилось, что одна группа была чисто сессионная, для записи, а другая – только выступала.

Впрочем, я организовал одно выступление «ДК», тайное, в одной московской школе у метро «Краснопресненская». Точнее, организовала это выступление Таня Диденко, известный музыкальный критик. Это была школа, в которой учился её сын. И Таня Диденко сказала, что у неё есть ансамбль, который может сыграть на танцах. И это был ансамбль «ДК»: Жариков, Клемешев, Полянский, Яншин и я. На тот концерт пришли все московские концептуалисты. Среди танцующих были и Владимир Сорокин, и Андрей Монастырский.

– Я помню, как встречал тебя спешащим куда-то с тремя саксофонами – баритон и тенор в руках, а сопрано – под мышкой! Как же ты в метро с ними проходил? Как пятачок опускал?

– Ставил саксофон на пол, опускал пятачок, потом снова брал инструменты в руки – и нормально проходил.

– Не пытались ушлые люди быстрее тебя пробежать через турникет?

– Нет! Ни разу такого не было. Наоборот: в транспорте все место уступали, никто не толкал. «Молодой человек с инструментом, проходите!..»

– Сергей, наверное, некая московская география существует и у твоего ансамбля «Три О»?

– Как-то раз в 1984 году, будучи у Андрея Монастырского дома на улице Цандера, я познакомился с художником Сергеем Бордачёвым, и тот предложил мне сыграть на открытии выставки группы «21 московский художник» в выставочном зале Горкома графиков на Малой Грузинской, 28. Была группа «20 московских художников», и была группа «21 московский художник». Они соревновались. У художников, которые входили в группу «21», живопись была более беспредметной. И вот Сергей Бордачёв предложили мне сыграть на открытии выставки. Но так по иронии судьбы получилось, что как раз исполнилось десять лет, день в день, со дня разгона в 1974 году «бульдозерной выставки» в Москве. Поэтому на Малую Грузинскую явились во множестве иностранные корреспонденты, которые ожидали какого-нибудь скандала. И они его дождались. Я играл мрачную, похожую на реквием музыку. Ко мне подбежали оперативники, заломали мне руки, увели в какую-то комнату и начали там допрашивать: «Есть ли у меня разрешение на выступление?» – «А как оно выглядит? Я везде играю без всяких разрешений!» – «А где вы в последний раз играли?» – «Если честно, то… в Колонном зале Дома Союзов!» И это действительно было так! Я выступал там в концерте Софьи Губайдуллиной. В итоге меня отпустили. Тем более что художники колотили в дверь. Мне сказали: «Выходите! Вы специально пригласили иностранных корреспондентов?» Разумеется, специально! Кто же спорит?