Другая другая Россия

— Алина, все проходит.

— Мм… Любовь не проходит. У кого-то ее вообще не бывает. Кому-то кажется, что это любовь. А потом — вроде это и не любовь была…

— А как же — «пройдет и это»?

— Вы в это верите?

— Нет.

— Я тоже не верю. Все проходит — это о проблемах. А любовь — нет. Все остальное — может быть.

«Ангел мой, пойдем со мной…»

Жизнь с болезнью Паркинсона.

Люди, страдающие паркинсонизмом, проходят одни и те же стадии: у них сначала перестают работать мышцы лица, потом отказывают руки или ноги. После этого они уже не выходят из дома и уж тем более не работают, медленно уходя из жизни. Наша история — про женщину, которая уходить не захотела.

Двенадцать лет назад Наталье Анатольевне Смирновой приснился странный сон: она забыла, как улыбаться. Безуспешно пыталась вспомнить, какие лицевые мышцы приходят в движение сначала, какие потом… А улыбку, между прочим, она всегда считала своим главным женским достоинством. Сон оказался вещим — через несколько лет она действительно разучилась улыбаться. Не сразу, постепенно ее мимика перестала соответствовать эмоциям. Ей радостно, ей грустно — а на лице все та же ничего не выражающая маска. Прошло еще немного времени, и она научилась узнавать в толпе «своих» — таких же, как она, с потерянной улыбкой. Она вычисляла их по глазам: только они и жили на неподвижных лицах. Но тогда, в 1996 году, Наталья Анатольевна еще не знала, что сон предупреждал ее о начале болезни Паркинсона.

Вообще в ее жизни было два таких «звонка» — сон и рука. Осенью того же года она была в командировке в Пензе, писала очерк о Музее одной картины. В то время была у Натальи Анатольевны профессиональная привычка: она никогда не записывала свои впечатления на ходу, любила прийти домой, открыть блокнот и на чистом листе аккуратным мелким почерком изложить свои мысли. В тот раз она так и сделала, но рука вдруг замерла посреди фразы, будто карандаш зацепился за последнюю букву. Наталья Анатольевна рассмеялась: «Надо же, так устала, что даже рука не пишет». «Это у вас профессиональное, — успокоил ее врач. — Писчий спазм». Такой диагноз Наталью Анатольевну вполне устраивал. Только с тех пор во всех ее историях болезни постоянно появляется одна и та же запись: «Пациентка Н. Смирнова считает себя больной с тех пор, как двенадцать лет назад отказалась писать ее правая рука».

— Вот я на лошади, — Наталья Анатольевна раскладывает передо мной черно-белые фотографии. — Мы с мужем поехали на Камчатку зарабатывать на квартиру, а Хрущев снял надбавки. Но не уезжать же было… А эта фотография — моя самая любимая…

Наталья Анатольевна — студентка журфака МГУ на практике в «Комсомольской Правде» в 1962 году.

На цветном снимке лето. Молодая женщина с короткой стрижкой, поджав ноги, сидит на траве. Наступают сумерки. Вернее, чуть темнеет. Женщина смотрит вдаль.

— Это было время белых ночей… — говорит Наталья Анатольевна. — Самый счастливый период в моей жизни… Видишь, стеной стоят березы, папоротники и кусты можжевельника — необыкновенные, зеленые с синим отливом… Будто какая-то грань тепла проходила именно здесь и не шла дальше…

Что Наталья Анатольевна оставила за той гранью, мне рассказывать не надо, мы знакомы уже много лет. Две большие потери, после которых болезнь обозначилась очень четко, она называет «ударами». Сначала она потеряла любимую работу. Газету «Рекламный мир» она создала сама, на базе «Известий». Это было еще в 80-е годы — время, когда в стране продавалось буквально все, поэтому газета успешно собирала рекламу. Только Наталье Анатольевне не нравилось просто печатать объявления, и она решила учить людей делать эту самую рекламу. Однажды к ней в Москву на мастер-класс приехали иностранцы, и во время банкета она, подойдя к одному из своих подчиненных, вдруг услышала, как тот говорит: «Это ее последняя гастроль. В следующий раз гостей буду принимать уже я». Через четыре дня тогдашний главред «Известий» Лаптев и завхоз Васильев подписали приказ о закрытии газеты. Правда, на следующий день их всех вернули. Всех, кроме главного редактора.

— Миром правят завхозы, — вздыхает Наталья Анатольевна.

Потом умер ее муж — писатель, философ Виктор Говор. Умер внезапно: отказало сердце. В тот день шесть лет назад Наталья Анатольевна вечером позвонила мне, и я совершенно не представляла, что ей сказать. Я в этом честно призналась, и она предложила: «Давай тогда помолчим». После этого, звоня мне по телефону, она все чаще молчала — начала терять речь. Если ее слов было совсем не разобрать, я предлагала: «Вы слушайте, а я буду рассказывать». Слушать Наталья Анатольевна могла сколько угодно.

В том же году у нее начала отказывать рука, потом нога… Как в «Прощальной» симфонии Гайдна, «инструменты» уходили по очереди.

Болезнь сделала так, что окружающее Наталью Анатольевну общество, представленное преимущественно пассажирами общественного транспорта, разделилось на две части. Одна поражала ее своей готовностью помочь, а другая — полным отсутствием реакции на просьбы о помощи. Больше всего ей запомнились два случая.

По улице шла пара. Девушка несла охапку цветов. Они подошли к автобусной остановке, на которой Наталья Анатольевна ждала троллейбус. Троллейбус подъехал. На трясущихся ногах Наталья Анатольевна засеменила к нему. Девушка остановилась в дверях и попросила молодого человека придержать их, и тот, хотя и без особой охоты, это сделал. А потом они вдвоем помогли ей сесть.

— Это было так трогательно, — говорит Наталья Анатольевна.

На лыжных соревнованиях под Красногорском в 1963 году.

В другой раз на той же остановке она сама попросила крупного, приличного с виду мужчину в костюме помочь ей подняться на подножку троллейбуса. Он внимательно оглядел Наталью Анатольевну с ног до головы, пробормотал: «Ну-ну», отвернулся и вошел в троллейбус. Двери за ним закрылись. Троллейбус уехал. Наталья Анатольевна осталась на остановке.

— Лучше бы он не нунукал, а помог женщине сесть в троллейбус…

Для людей с болезнью Паркинсона — самая большая опасность в городе — это дороги. На середине перехода они могут застыть, как куклы, у которых кончился завод — конечности отказываются служить. Вот и Наталья Анатольевна однажды застыла.

— Перехожу дорогу и останавливаюсь как вкопанная прямо посередине, — рассказывает она. — А рядом человек — от силы в седьмом классе учится. Я ему кричу: «Переведи меня, пожалуйста, через дорогу!» Он останавливается рядом со мной, внимательно меня изучает и идет дальше… А я думаю: «Боже мой, почему он мне отказал?» Это так смешно… А раньше каждый пионер должен был перевести старушку через дорогу!

Когда Наталья Анатольевна поняла, что ее семенящая походка и трясущаяся голова вызывают у окружающих недоумение и брезгливость, она начала выходить на улицу с клюкой, чтобы «обозначить беду». Сработало: теперь водители троллейбусов останавливаются прямо напротив нее.

Наталья Анатольевна на цыпочках быстро переступает с одной ноги на другую. Она похожа на спринтера, который после короткой разминки — бега на месте — вот-вот сорвется и побежит. Но Наталья Анатольевна никуда не бежит. И даже не идет. Она застряла на месте. А тремор в ногах — просто один из симптомов болезни Паркинсона.

— Принеси мне воды, — просит она меня.

Сейчас Наталья Анатольевна принимает три с половиной таблетки «Сталево» в день. Тумбочка у ее кровати заставлена пузырьками. В начале болезни она обходилась одной таблеткой «Накома» — льготного препарата. Когда его ей впервые прописали, врач сказал: «Но учтите, это уже на всю жизнь». Зато все симптомы болезни сразу прошли. Наталья Анатольевна даже позвонила доктору и назвала его «чудодеем». А потом симптомы появились снова, и дозу пришлось повысить. Это после операции по удалению аппендицита, когда на Наталью Анатольевну не хватило наркоза и резали практически «по живому». Она помнит, как хирург сказал анестезиологу: «Я же просил закись азота…» А та ответила: «Все терпят, одна она не может!» Вот тогда, после болевого шока, Наталье Анатольевне резко стало хуже.