Письма последних лет

Теперь — насчет моего «носа». Вот тут уж надо сказать прямо, что Вы не так хорошо знаете русский язык, как Вам кажется. Вы думаете, что глагол «подточить» означает только одно: «немного обточить, обстругать». На деле же во всех словарях указано еще и другое его значение: «проделать под чем-нибудь ход снизу». «Вода подточила стену, плотину» (так иллюстрирует это значение Даль). Из этого значения выросла, например, известная поговорка: «Комар носа не подточит», т. е. не подсунет или не просунет в какую-либо щелку (говорится обычно в переносном смысле, и, например, тот же Даль приводит поговорку: «Под добрую сваху комар носа не подточит», т. е. так у нее все устроено без огрехов и зазоров). Как видите, здесь уже глагол «подточить» очень далеко ушел от Вашего единственного значения «подточить карандаш», «заточить карандаш» (кстати сказать, мне ни разу не приходилось слышать: «Наточить карандаш». «Заточить карандаш» — слыхал, «поточить» — слыхал, а «подточить» — ни разу. Но вот Вы так написали, и я не протестую: а чего возражать? Понятно, что Вы хотите сказать).

Я в своей заметке, пользуясь стилем чуть-чуть шутливым, уподобил себя комару, который подтачивает нос (под или в щелку рядом с дверью), чтобы узнать, оставаясь невидимым, что за нею происходит.

Вы скажете: «В первый раз слышу такое выражение!» Так это же мне как писателю — лучший комплимент! Если бы мы, пишущие люди, употребляли только выражения, которые кто-то употребил до нас, русская литература так бы и не сдвинулась с места со времен Кантемира и Тредиаковского. Прямое право писателя ИГРАТЬ словами, как ему заблагорассудится. Докажите, что он сыграл «неудачно», тогда он исправится. А если Вы скажете только, что слышите такое впервые, он ответит Вам: «Ну вот! Теперь знайте, что и так можно говорить». Так примерно и я Вам отвечаю.

^{1972, февраль, 18}

^{Ленинград}

Многоуважаемый тов. Ш.

Ваш вопрос делится на две неравные части. Первая, большая, расценивает меня как поборника литературно-нормативного русского языка, способного в любой момент ответить, «что такое — в языке — хорошо и что такое плохо». Это далеко не так. Вчера в 15 ч. 45 м. по первой Московской программе в передаче «Русская речь», в которой мне выпала честь участвовать рядом с членкором АН СССР Ф. П. Филиным и другими учеными, я достаточно ясно сказал, что, на мой взгляд, языковая норма есть явление достаточно зыбкое, хотя и весьма существенное, что вырабатывается оно в непрерывной борьбе «консерваторов» в языке с «новаторами»; что, на мой взгляд, ни тем, ни другим нельзя давать единоличную власть в руки, но что из столкновения между ними норма языка сама собой и вырабатывается.

Язык настолько мощная сила, что, как бы ни хотелось нам с Вами запретить употребление длинного ряда «вненормативных слов», он — если вздумает — некоторые из них оставит жить. Наоборот, как бы ни хотелось «языковым новаторам» вложить в нормативную речь каждый день по новому словечку, язык, может быть, примет из них, выдуманных, 1 %.

Вы (равно, как и я) — «консерватор». Нам отвратно произношение «Сы-Шы-А» или «Сы-Сы-Сы-Ры». И мы с Вами должны всюду и везде и сами настойчиво говорить «ЭС-Ша-А», «Эс-Эс-Эс-Эр», и высказывать, устно и письменно, свое отношение к обратному. (Рад сообщить Вам, что именно сегодня, в книжке, которую я сдаю в печать и правлю, по совершенно косвенному поводу, упомянув США, счел полезным транскрибировать это обозначение в скобках, как «Эс-Ша-A» и оговорить («… а, разумеется, не СЫШЫА!»)

Я сделал это и буду делать всегда. Но я отлично понимаю, что существуют не только профаны, но и молодые ученые, вульгарно понимающие тезис о всесилии народа-языкотворца и готовые любую случайно распространившуюся безграмотность счесть «нормой» именно в силу ее распространенности. Но тогда, конечно, следует ввести употребление слов «лаболатория», «булгахтер» — по большинству голосов.

Но ничего, унывать нет надобности: никогда еще никто за всю историю человечества не увидел ни одного «вконец испортившегося языка» и даже такого, который на протяжении нескольких столетий (и десятилетий) становился «все хуже». Будьте совершенно уверены, что и с русским языком, невзирая на все «складирования» и «субпродукты», никакой порчи произойти не может…

Но при оценке различных неприятных нам явлений нельзя забывать, что оценка эта всегда колеблется около красной черты субъективизма. «Сы-Шы-А» одинаково отвратительно Вам и мне. А «электричка», «публичка», «столовка» на меня плохого впечатления не производят. Могу объяснить почему. Если Вас раздражает «электричка», то, вероятно, только потому, что в Вашем активном словаре никогда не было слов «кон-ка» или «чугун-ка». Для меня же, если я в детстве (в буржуазно-интеллигентном детстве) знал слово «кон-ка» как образец правильного произведения нормального, вполне литературного слова, почему я буду «коситься пугливым оком», слыша слово, построенное точно по такому же алгоритму: «двигатель»+суффикс «КА»?

А «метро» в Нью-Йорке многие наши авторы именовали «подземкой» и были вполне правы; я даже огорчен, что это слово у нас заменено претенциозно-парижским «Метро».

Не ощущаю я как вульгаризмы и «Александринка», «Мариинка», вероятно, именно потому, что помню уймы интеллигентов (и «золотой молодежи») 1900–1910-х годов, с полной свободой произносивших эти слова и не видевших в них ни тени пренебрежения. Не было его в названии «Техноложка» и многих других таких же «полуаббревиатурах»-полузапанибратизмах, Ведь так именовали только места приятные, дорогие…

^{1978. I. 28}

^{Ленинград}

Многоуважаемый т. К.

Существует ядовитое утверждение, что в России (думаю — в других странах такие анекдоты распространены также) вышла в свет одна-единственная книга без единой опечатки. Это «Апостол», выпущенный в свет в 1564 году. Утверждение это хоть и не бесспорно, но близко к истине.

Так как с момента выхода в свет моей «Культуры речи» прошло значительно меньше лет, чем со дня рождения «Апостола», тем не менее мне сегодня, на третьем году этого события, представляется уже невозможным с достаточной твердостью указать на истинного виновника опечатки «вуда — водá». Думаю, что это не моя описка, потому что я еще в 20-х или 30-х годах, смотря постановку Вс. Мейерхольда «Трест ДЕ», любовался, как изящно там показывается, что толпящееся на сцене множество людей, танцующих на балу у Пилсудского (или кого-то в этом роде), не русские, а поляки.

Приходит известие о каких-то важных успехах большевиков. Одной даме делается дурно. К ней бросаются на помощь кавалеры в раззолоченных мундирах, с криком: «Вóды, вóды!» Вся остальная сцена идет на чистейшем русском языке, но «знак польскости дан одним только перемещением ударения». Я столько раз приводил этот пример и устно и письменно, что навряд ли мог допустить ошибку. Как и «чьими руками» она возникла, разыскивать не берусь. Скажу только, что корректура «Культуры речи» была очень сложной, ибо типография осваивала усовершенствованную машину (управляемую, если не ошибаюсь, ЭВМ), и я вполне мог пропустить опечатку, так же как корректор мог принять мой знак «акцента» над «о» за исправление «о» на «у».

Во втором случае Вы обнаружили чистокровнейшую опечатку, вызванную, как Вы справедливо подозреваете, с одной стороны, небольшим знанием иностранных языков, свойственным нашим полиграфистам, с другой же — той сверхнонпарелью, которую издательство избрало для моей «Культуры речи».

Должен сказать Вам, что, проявив изрядный уровень «пупсологии», Вы в данном случае сражались с ветряными мельницами. Ни о каком «пупсе» я на стр. 1? — й не упоминал и упоминать не собирался. Строку 4 снизу надо было, по моему замыслу, печатать так: «И куклу она станет звать „ПУПЭ“» (ср. французское «poupel»), а вовсе не «пупЗ». Не говоря о том, что я отлично помню слово «ПупСик», я достаточно владею французским, чтобы не поставить на конце слова «пупэ» буквы «3». Но тут я могу сказать смело: а) шрифт настолько мелок, что не отличить при корректуре «э» от «з» в мои 75 лет было вполне простительно; б) такого рода ошибки вообще недопустимо считать ошибками авторов — их должны отыскивать корректоры. И в) упомянутая выше ЭВМ в наборе по причинам, о которых я, профан, и догадываться не могу, заменила буквой «з» почти все буквы «н» моего текста и многие другие. Как видите, в борьбе машины и человеческого разума в большинстве случаев восторжествовал последний, но вот перед Вами — последний свидетель этой сокрушительной битвы.