Живущие дважды

В калейдоскопе физиономий промелькнуло подёрнутое какой-то странной улыбкой лицо швейцарского тренера, ещё вчера заявлявшего, что чемпионом мира несомненно станет его «мальчик». Но мальчик так и не смог выбраться из «поезда». Правда, в финишном спринте, в котором участвовало человек сорок, он умудрился выскочить на четвёртое место. Но это было плохим утешением для его тренера. Оскар Гартнер, в прошлом сам чемпион мира, хорошо знал разницу между четвёртым и первым, даже между вторым и первым местом в чемпионате. И дело здесь не только в цифрах, нарисованных на лицевой стороне пьедестала почёта. Дело в цифрах, которые можно нарисовать в графе «гонорар» будущего контракта.

Он и во времена своих выступлений был очень жадным до побед и славы, этот Оскар Гартнер. Стив помнил его по многим телевизионным передачам. Волевое лицо, устремлённость во всём облике, умение доводить себя до исступления и в то же время — доброта.

Сегодня утром Оскар отдал Стиву последнюю ампулу витаминов. А перед самым стартом дал ему антикатаральные таблетки, которые особенно рекомендовал Стиву главный врач гонки.

Витамины Стив проглотил миль за тридцать до финиша, когда казалось — вот-вот отвалится от лидирующей группы. Он уже и так пропустил несколько очередей в лидерской проводке, и соперники грозили ему кулаками и требовали работы. Впрочем, это обычное дело — скандалы в головке «поезда».

И вот тогда, отсиживаясь сзади, он проглотил содержимое ампулы. Буквально через минуту почувствовал себя бодрее. Ему показалось, что витамины произвели скорее психологическое воздействие. Наверное, глотни он простой воды из фляги — и тоже почувствовал бы себя лучше. Но фляга была пуста…

Руки массажиста тем временем впились в опухшее, ноющее колено Стива. Резкая боль прошла по ноге и затихла где-то у сердца. Жёсткие пальцы с двух сторон проникали под коленную чашечку. Стиву казалось, что с каждым движением они уходят всё глубже. Но и боль от давления пальцев становилась всё тупее и тупее. Наконец, когда обмякшие руки опустили колено на прохладную простынь массажного стола, Стив почувствовал, что нога совершенно не ноет, в ней ощущается какая-то чистота, словно жёсткие пальцы поставили всё на свои места.

Занятый своим коленом, Стив не слышал, как к столу подошёл комиссар гонки. Невысокий, сухой человечек с визгливым голосом. Голосом, который, многократно усиленный динамиками, неизменно заставлял шарахаться в сторону «поезд» каждый раз, когда в пылу борьбы гонщики забирались за двойную белую линию, разделявшую шоссе.

— Стив, — участливо произнёс комиссар, положив руку на плечо массажиста, будто предлагая тому повременить с пока ненужной работой. — Я не мог найти вашего менажера и потому побеспокоил вас. Ещё окончательно ничего не известно, но главный врач гонки сделал представление — у вас не всё в порядке с мочой.

Стив лежал и снизу смотрел на комиссара и продолжал улыбаться своим мыслям. Он даже машинально переспросил:

— Ну и что?

Но потом быстро сел на столе.

— Это не окончательно… — повторил комиссар. — Контрольное исследование невозможно сделать в условиях передвижной лаборатории. И ваш анализ отправлен в Главный госпиталь. Через час придёт ответ…

Комиссар слегка стиснул плечо массажиста и повернул лицом к выходу, как бы прося выйти. Тот встал и направился к двери.

Стив медленно поднял глаза и уставился на Арнота. Если бы эту весть принёс кто-нибудь другой, а не комиссар, он бы счёл её дурной шуткой. И, возможно, кулаками ответил бы на оскорбление. Но комиссар был известен среди гонщиков как удивительно честный и добрый человек. Он становился лютым зверем лишь на трассе, когда, увлечённые спортивной борьбой, некоторые начинали на поворотах вырываться за двойную осевую белую линию, разграничивавшую две стороны уличного движения. Собственно, своей злостью он пытался сохранить лихачам жизнь: в попытке оторваться от соперников любой ценой они проносились под самым носом у тяжёлых встречных грузовиков.

— Вы шутите? — спросил Стив, так до конца и не поняв смысла сказанных комиссаром слов.

Тот покачал головой и присел на край массажного стола. Он взял пузырёк растирки и вылил несколько капель на свою маленькую ладонь. Потом задумчиво растёр их другой старческой ладошкой. Смрадный запах растирки ударил ему в нос. Он поморщился. Но Стив не почувствовал вонючего запаха.

— Слушай, Стив. Это не моё дело — вмешиваться в компетенцию врачей. Ты знаешь, у комиссара гонки хватает своих хлопот. Но я всё же хотел бы задать тебе один вопрос. Только отвечай честно. Ты принимал стимулятор во время гонки?

Стив молчал. Он никак не мог вспомнить, как выглядели те три ампулы, содержимое которых он проглотил на дистанции. Вместо первой вставала злорадная усмешка швейцарского тренера. Вместо второй — непроницаемое лицо Гривса. Вместо третьей — плутоватая рожа бирмингамского аптекаря, к которому он обратился по рекомендации одного из своих старых друзей. Он взял тогда у аптекаря десяток ампул. И потратил на них все свои свободные деньги. Он глотал сладковатую жидкость, но никогда не возникало подозрений. Почему именно сегодня?

Лёгкая испарина выступила на лбу Стива. Он подумал, что будучи не в форме, ни разу не выигрывал гонок, и ампулы помогали ему лишь продержаться в «поезде». А следовательно, каждый раз он благополучно миновал допинговый контроль. Значит, он, с таким трудом выиграв гонку, каждый раз вот так мог оказаться лицом к лицу…

Стив вытер тыльной стороной ладони лоб и потом руку о крахмальную простынь массажного стола.

Комиссар молчал. Он смотрел на Стива своими серыми глазами, которые казались тонкими щёлками даже за толстыми стёклами слишком больших для его лица роговых очков.

— Но ведь, мистер Арнот, каждый гонщик что-нибудь пьёт… Вы же знаете… Я всегда честно… Вы же меня знаете… Я никогда не стремился победить во что бы то ни стало, как некоторые. Вы же знаете меня столько лет! Я всегда честно…

Стив медленно сполз со стола. И закачался на неверных ногах. Ноги не слушались то ли оттого, что не был закончен массаж, то ли от страха, вызванного сообщением комиссара.

— Конечно, Стив. Но надо быть осторожным. Ты слишком плохо разбираешься в фармакологии. Сейчас наделали столько бензадроловых, что не всякий химик может сказать с уверенностью, где разрешённый стимулятор, а где запрещённый допинг.

Он потрепал Стива по затылку. И от этого жеста рукав старенького твидового пиджака сполз по тонкой руке, обнажив на запястье знаменитый хронограф комиссара. По нему он часто давал справки гонщикам, от усталости утратившим контроль над временем.

— Особенно осторожно надо в наши дни выбирать советчиков, когда дело касается лекарств… Кто тебе советовал его купить?

«Его» — это плохо укладывалось в голове Стива. Почему «его»? Ведь правильнее спросить — «их». Перед мысленным взором Стива вновь всплыло три лица. Кто из троих? Кто?!

Стив отвёл взгляд и глухо сказал:

— Никто не советовал. Я сам выбрал в какой-то бирмингамской аптеке несколько таблеток глюкозы.

Мистер Арнот понимающе кивнул головой.

— Ты же знаешь, Стив, я должен был задать такой вопрос. Но раз ты это сделал сам и к тому же принимал только глюкозу… Хорошо. Будем ждать контрольного анализа. Хотя, честно говоря, шансов на благополучный исход очень мало… Почти нет… Ты сделал очень большую ошибку, Стив. Может быть, самую большую ошибку в твоей жизни. Или… или тебя очень подло предали…

Фирменный галстук с эмблемой гонки сбился на сторону — он всегда был сбитым на сторону у этого аккуратного до пунктуальности человека. И мистер Арнот, словно ему было душно, поправил галстук привычным движением.

— Все уже знают о допинге? — сглотнув слюну, спросил Стив.

— Конечно. Ты же знаешь, в гонке трудно что-либо скрыть.

— Но это значит… — Стив поднял руку, в которой была зажата золотая медаль с пурпурной лентой, безжизненно висевшей вдоль ноги, — она — не моя?!

Мистер Арнот смотрел на парня, которого горе старило на глазах, на парня, который даже лёжа на массажном столе не расставался с заветным куском металла, доставшимся ему такой дорогой ценой. Медаль даже после того, как он завоевал её, продолжала испытывать гонщика на прочность.