Москва Норд-Ост

Впрочем, у них была совершенно иная тактика, - по существу, им не нужны были охранники. Гарантией их безопасности были не бомбы и мины в проходах, а угроза взрыва огромных зарядов и уничтожения всех заложников. Так они, по крайней мере, считали.

- Террористов было слишком мало, чтобы они могли контролировать все входы и выходы из здания, - говорил потом Васильев в интервью для «Российской газеты». - Поэтому они держались в основном в зале или как можно ближе к нему. В зале была мощная бомба, которую они намеривались взорвать. И, в общем-то, это было их единственной серьезной защитой. Они мало что знали о здании - не знали ни всех выходов из театра, ни лабиринтов подземных этажей, ни секретов потолков, колосников, галереек. Поэтому и старались держаться внутри зрительного зала.

Стоит также отметить, что они не были готовы к длительной обороне. Привезли с собой всего две тысячи патронов для автомата Калашникова. Стандартный магазин автомата «АК-74» -это тридцать патронов, а если принять во внимание, что у террористов было семнадцать автоматов, получается, что у каждого было с собой только три запасных рожка. Это подтверждает предположение о том, что значение для них имела только угроза взрыва бомбы.

В результате оказалось, что они просчитались - не учли, что российские власти сыграют в русскую рулетку, ставкой в которой были тысячи человеческих жизней, что они окажутся не менее беспощадными, чем сами террористы.

В западню зрительного зала театрального центра попало около девятисот человек. Многие никогда больше не увидели дневной свет - в зрительном зале окон не было.

После возвращения разведчиков на сцену вышел Мовсар Бараев, внешне напоминающий закомплексованного студента-неврастеника. Как позже оказалось, он одинаково легко впадал как в гнев, так и в эйфорию. По мнению Анны Политковской, отважной журналистки «Новой газеты», пишущей о чеченской войне, которая по желанию террористов неоднократно ходила на переговоры с ними в пятницу днем и вечером, Бараев был неуравновешенным и порывистым, как человек, употребляющий героин. Она его так и назвала - «героиновый мальчик».

Когда он появился на фоне закрытых «ворот ангара», заложники еще не знали, что именно он руководит операцией, жертвами которой они стали. За его спиной на занавесе висел огромный плакат с арабской надписью «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет - пророк его». И чуть пониже - «Свобода или рай».

- Вы все знаете, что творится у нас в Чечне, - начал Мовсар. - Мы хотим покончить с этой войной. Поэтому мы останемся здесь до тех пор, пока ваше правительство не выполнит наших требований - не прекратит войну и не выведет войска. Мы надеемся, что это произойдет в течение недели. Подтверждаю, что мы взяли вас в качестве заложников. Вы - гарантия того, что наши требования будут выполнены. Конечно, мы понимаем, что произойти может всякое, не все в наших руках. Может случиться так, что ваше правительство не захочет выполнять наши требования и решит освободить вас силой. Как только начнется штурм и мы поймем, что не владеем ситуацией, мы взорвем все заряды. Тогда взлетит на воздух не только зрительный зал и весь театр, но и все вокруг, сильно пострадают дома по соседству. Поэтому возьмите мобильные телефоны и звоните родным, друзьям и знакомым - пусть делают все, чтобы не допустить штурма. Скажите им - пусть власти выполнят наши условия, пусть начнут переговоры и не пытаются ни под каким видом вас освобождать.

Бараев поправил автомат и показал на одетых в черное чеченок.

- Посмотрите на этих женщин, - продолжил он. - Они готовы на смерть, они пришли сюда, чтобы отдать жизнь Аллаху. Для нас погибнуть во имя Аллаха - счастье. Это для вас, русских, православных, смерть - трагедия, беда, страх. Для нас - нет. Поэтому мы не будем колебаться, если будет штурм - взорвем себя. Если будет попытка штурма, которую мы отобьем, помните - за каждого убитого моджахеда мы расстреляем на сцене десять человек, за каждого раненого - пять. Это наши условия, звоните и передайте их всем. Пусть даже не помышляют о штурме. Они будут пытаться штурмовать, а мы будем выбирать жертвы среди вас.

Заложники схватились за телефоны. Это было тем более просто, что в партере у зрителей поначалу не отбирали ни сумочек, ни телефонов. Все стали звонить, чтобы передать страшную весть - чеченская война докатилась до Москвы.

Глава 5

- Вы знаете, что творится у нас в Чечне, - говорил Бараев в среду, 23 октября, поздно вечером, стоя на сцене театрального центра на Дубровке.

Неправда - они не знали. Для большинства россиян война не существует, идет где-то далеко, на окраинах империи, за - как казалось - хорошо охраняемыми границами Чеченской Республики, напоминающей концлагерь за колючей проволокой. Мало кого волновало, что там происходит внутри.

Особенно равнодушны жители Москвы, богатой, сытой, полной развлечений, кино, театров и ночных клубов, отделенной от войны двумя тысячами километров, охраняемой милицейскими постами и окруженной кольцом военных баз. Это почти виртуальная война - короткие кадры в теленовостях раз в неделю. Плюс уверения властей о том, что в Чечне становится все спокойнее. Москва, десятимиллионная столица новой сверхдержавы, создаваемой президентом Владимиром Путиным, абсолютно равнодушна к тому, что происходит у подножий Кавказа. Редкие антивоенные демонстрации собирают несколько десятков человек, хотя опросы и исследование общественного мнения показывают, что большинство россиян высказывается за мирные переговоры. А в это время житель Чечни, просыпаясь в своей постели, никогда не знает, удастся ли ему прожить еще один день. Впрочем, дни не так страшны, страшнее всего ночи. С темнотой приходит страх, не вломятся ли в дверь люди в масках из эскадронов смерти.

- Необычайно высок с обеих сторон конфликта уровень ненависти, - утверждает Олег Орлов из московского «Мемориала», организации правозащитников, которая занимается преступлениями сталинизма и преступлениями, совершаемыми в ходе войны в Чечне. - Причем так называемая вторая чеченская война значительно более жестока, чем-то, что там происходило раньше.

Казалось, что уже во время первой войны, с декабря 1994 года по сентябрь 1996 года, россияне использовали все методы укрощения строптивой кавказской республики - карательные экспедиции и акции усмирения, солдаты, прочесывающие дом за домом и убивающие жителей за сопротивление или вообще без всякого повода, ежедневные массированные артобстрелы Грозного и сел, а также печально знаменитые фильтрационные лагеря. По разным оценкам, во время первой чеченской войны погибло несколько десятков тысяч гражданского населения Чечни и около пятнадцати тысяч солдат (официально Министерство обороны дает цифру в три раза меньше). Жизнь в той Чечне была адом. Но начало второй кампании доказало, что российские солдаты и чеченские сепаратисты не показали еще всей своей зверской жестокости. Трудно описать словами то, что стало твориться на территории республики во второй половине 1999 года.

- До начала первой чеченской войны россияне относились к чеченцам без злобы и ненависти, - говорит Орлов. - Когда осенью 1999 года началась вторая чеченская война, общество буквально пропиталось страшной ненавистью к жителям Чечни.

Причин тому было много, все начиналось задолго до военной кампании на Кавказе.

Сразу же по окончании первой чеченской войны в 1996 году чеченцев стали считать чуть ли не средневековыми работорговцами. Не проходило месяца, чтобы на Кавказе не захватили известного журналиста или иностранца, за освобождение которых требовали один - два миллиона долларов выкупа. Случалось такое и с поляками. Под конец 1997 года были захвачены пять человек: Марек Кужинец, Павел Хойнацкий, Кшиштоф Галиньский, Доминик Пясковский, Марцин Тиеле. Через два года невольницами стали двое ученых: Зофья Фишер-Малиновская и Ева Мархвиньская-Вырвал.