Булгаков

- Помо... - ахнул вождь, - гите, - закончил он уже на том свете перед престолом всевышнего.

- Ур-ра!!! - грянули эфиопы".

В "Мастере и Маргарите" "за спиной у Иуды взлетел нож, как молния, и ударил влюбленного под лопатку. Иуду швырнуло вперед, и руки со скрюченными пальцами он выбросил в воздух. Передний человек поймал Иуду на свой нож и по рукоять всадил его в сердце Иуды. - Ни... за... - не своим, высоким и чистым молодым голосом, а голосом низким и укоризненным проговорил Иуда и больше не издал ни одного звука. Тело его так сильно ударилось о землю, что она загудела". Когда Афраний докладывает Пилату об убийстве И. из К., то отмечает, что "убит он с чрезвычайным искусством". На вопрос прокуратора: " - Так что он, конечно, не встанет?" - начальник тайной стражи философски отвечает: " - Нет, прокуратор, он встанет... когда труба Мессии, которого они здесь ожидают, прозвучит над ним. Но ранее он не встанет!" Эпизод убийства И. из К. решается как эпическое преображение пародийного описания убийства предателя Рики-Тики (арапы обвиняют полководца в том, что он их "загнал под чемоданы", т. е. намеренно подставил под огонь тяжелых британских орудий). Обоих убивают искусным ударом ножа в сердце, громовое "ура" эфиопов по случаю гибели Рики-Тики превращается в "Мастере и Маргарите" в гул, который издает земля при падении И. из К. Одинаковым образом разбито на две части последнее слово, которое произносят жертвы, причем Рики-Тики оканчивает его уже на том свете перед престолом всевышнего. А И. из К. предстоит подняться, когда над ним протрубит труба Мессии. Пародийное убийство в фельетоне превращается в эпическое убийство И. из К. в "Мастере и Маргарите".

И. из К. в конечном счете губит любовь к Низе, чье имя он укоризненно произносит в последние мгновения жизни. Нож убийцы взлетает над И. из К. "как молния", напоминая о словах Мастера, которыми тот передает возникновение любви между ним и Маргаритой: "Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!

Так поражает молния, так поражает финский нож!"

Однако, если Низа предает своего возлюбленного, то Маргарита до конца остается верной Мастеру и ради его спасения готова даже продать душу дьяволу.

И. из К. наделен внешностью благостного красавца: "...молодой, с аккуратно подстриженной бородкой человек в белом чистом кефи, ниспадавшем на плечи, в новом праздничном голубом таллифе с кисточками внизу и в новеньких скрипящих сандалиях" - "горбоносый красавец". Здесь он обладает многими чертами Иисуса Христа, отмеченными в книге Ф. В. Фаррара, в том числе деталями костюма: белым "кефи" (наголовным платком), голубым плащом, "таллифом". Английский историк полагал, что "мы можем с благоговейным убеждением веровать, что в теле, заключавшем в себе превечное Божество и бесконечную святость, не могло быть ничего низкого или отталкивающего, а напротив, было "нечто небесное", как говорит блаженный Иероним. Всякая истинная красота есть только "таинство доброты", и совесть столь непорочная, дух столь полный гармонии, жизнь столь великая и благородная не могли не выражаться во внешности, не могли не отражаться в лице Сына человеческого. На красоту Его внешности мы нигде не находим ни малейшего указания... но с другой стороны, мы нигде не встречаем, даже в речи его врагов, ни одного слова или намека, которые бы могли относиться к неблагообразию Его внешности". Фаррар в глубине души верил, что Христос "не мог быть в своей внешности без личного величия пророка и первосвященника", хотя и отвергал позднейшие апокрифические описания внешности Иисуса как слишком уж идеальные, благостные и неземные: "Никифор, приводя описание, данное Иоанном Дамаскиным в восьмом столетии, говорит, что Иисус похож был на Деву Марию, что Он был красив и поразительно высок ростом, с светлыми и несколько вьющимися волосами, которых никогда не касалась рука Его Матери, имел темные брови, овальное лицо с бледным и смугловатым оттенком, светлые глаза, несколько сутуловатый стан, и взгляд, в котором выражались терпение, благородство и мудрость". Еще менее достоверным выглядел портрет Христа в письме некоего фантастического "председателя народа иерусалимского" Лентула римскому сенату: "Он имеет волнистые волосы, скорее даже кудрявые, винного цвета, которые лоснятся при спадении на плечи и разделяются посредине головы по обычаю назореев. Чело Его чисто и ровно, а лицо Его без всяких пятен и морщин, но рдеет нежным румянцем. Его нос и рот безукоризненной красоты, Он имеет окладистую бороду того же самого орехового цвета, как и волосы, не длинную, но раздвоенную. Глаза у Него голубые и очень светлые". Британский епископ надеялся, что эти описания "заключают в себе хотя бы слабый отголосок предания, сохранившегося от времен Иринея, Папия и апостола Иоанна".

Булгаков полностью отверг свидетельства о внешней, телесной красоте Иисуса. Ею в романе наделен предатель - И. из К., что еще больше по контрасту оттеняет безобразие души этого персонажа. Автор "Мастера и Маргариты" намеренно одел Иуду в голубой таллиф и белый кефи. Согласно символике цветов, приводимой в книге Л. А. Флоренского "Столп и утверждение Истины", белый цвет "знаменует невинность, радость или простоту", а голубой - "небесное созерцание". И. из К. действительно простодушен и наивен, искренне радуется тридцати тетрадрахмам, рассчитывая за них купить любовь Низы, но его простота, по поговорке, хуже воровства.

Некоторые важные детали, связанные с сюжетной линией И. из К., Булгаков почерпнул из труда французского историка Эрнеста Ренана (1823-1892) "Жизнь Иисуса" (1863), против которого выступал Ф. В. Фаррар. Например, упоминание Пилатом в диалоге с Иешуа, что И. из К. во время беседы с Га-Ноцри "светильники зажег", связано с рассказом Э. Ренана о канонах иудейского судопроизводства: ".. .Когда кого-нибудь обвиняют в "соблазне", к нему подсылают двух свидетелей, которых прячут за перегородкой, стараются зазвать подсудимого в смежную комнату, откуда оба свидетеля могли бы расслышать его, не будучи им замечены. Около него зажигают две свечи, чтобы точно установить, что свидетели его видят". И. из К. при скрытых в своем доме свидетелях намеренно провоцирует Иешуа Га-Ноцри на высказывания, которые могут быть расценены как нарушение закона об оскорблении величества. Поэтому после слов о том, что "человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть", уже содержащих состав преступления, Га-Ноцри тут же арестовывают прятавшиеся в помещении стражники.

"КАБАЛА СВЯТОШ", пьеса, второе название которой - "Мольер". Под этим названием была поставлена МХАТом 16 февраля 1936 г., однако из-за резко критической статьи в "Правде" "Внешний блеск и фальшивое содержание" 9 марта 1936 г. спектакль был снят, успев пройти при неизменном аншлаге семь раз. В 1932 г. в Берлине вышел перевод К. с. на немецкий В. Грёгера. Впервые опубликована: Булгаков М. Пьесы. М.: Искусство, 1962. К. с., пьесу о великом французском комедиографе Жане Батисте Мольере (Поклене) (1622-1673), Булгаков начал писать в октябре 1929 г., а в декабре того же года закончил первую редакцию. 19 января 1930 г. драматург читал К. с. во МХАТе, который принял пьесу к постановке. Однако 18 марта 1930 г. Главре-пертком запретил К. с. Это событие стало одной из причин булгаковского письма правительству СССР от 28 марта 1930 г. с просьбой определить его судьбу и либо выслать за границу, либо дать средства к существованию на родине. После некоторых исправлений текста 3 октября 1931 г. Главрепертком разрешил пьесу к постановке при условии ряда купюр и изменений и только в театрах Москвы и Ленинграда. К. с. по требованию цензуры получила название "Мольер". 12 октября 1931 г. Булгаков заключил договор с Ленинградским Большим Драматическим Театром на постановку К. с., а 15 октября - такой же договор с МХАТом. 14 марта 1932 г. БДТ известил автора об отказе от постановки. Спектакль был сорван выступлениями в ленинградской прессе известного драматурга Всеволода Витальевича Вишневского (1900-1951), писавшего 11 ноября 1931 г. в "Красной газете": "...Зачем тратить силы, время на драму о Мольере, когда к вашим услугам подлинный Мольер. Или Булгаков перерос Мольера и дал новые качества, по-марксистски вскрыл "сплетения давних времен"?". В письме своему другу П. С. Попову от 27 марта 1932 г. Булгаков так охарактеризовал творца этого литературного доноса: "Внешне: открытое лицо, работа "под братишку", в настоящее время крейсирует в Москве". Впоследствии в "Мастере и Маргарите" автор "Первой Конной" (1929) и "Оптимистической трагедии" (1933) был спародирован (через лавровишневые капли и устойчивое сочетание древнерусских имен Мстислав - Всеволод) в образе критика-конъюнктурщика Мстислава Лавровича, сыгравшего зловещую роль в травле гениального Мастера. Для Вишневского Булгаков был не только идейный противник, но и опасный в коммерческом смысле конкурент, поскольку К. с. и другие булгаковские пьесы грозили вытеснить из репертуара произведения "братишки моряка".