Проблемы культуры. Культура переходного периода

Радиоактивность, – раз мы уж об ней заговорили, – отнюдь не представляя опасности для материализма, есть в то же время великолепнейшее торжество диалектики. Еще недавно наука принимала, что в мире существует около 90 элементов, неразложимых и не переходящих друг в друга, – как будто весь ковер вселенной соткан из 90 ниток разного качества и разной окраски. Такое представление находилось в противоречии с материалистической диалектикой, которая говорит об единстве материи и, что еще важнее, о превращаемости ее элементов. Наш великий химик Менделеев до конца дней своих не хотел мириться с тем, что один элемент может переходить в другой; он твердо верил в устойчивость этих «индивидуумов», хотя ему и были уже известны явления радиоактивности. Но теперь в неизменность элементов не верит уже в науке никто. Пользуясь явлениями радиоактивности, химикам удалось произвести прямой «расстрел» 8 или 9 элементов и, – вместе с тем, – расстрел последних остатков метафизики в материализме, ибо теперь на опыте доказана превращаемость одного химического элемента в другой. Явления радиоактивности привели, таким образом, к высшему торжеству диалектического мышления.

Явления радиотехники основаны на беспроволочной передаче электромагнитных волн. Беспроволочная передача вовсе не значит нематериальная передача. Свет не только от лампы, но и от солнца, тоже передается без проволоки. Мы очень привыкли к беспроволочной передаче света на довольно почтенные расстояния. Мы очень удивляемся, когда на гораздо более короткое расстояние начинаем передавать звук при помощи тех же электромагнитных волн, которые лежат в основе световых явлений. Все это явления материи, вещественные процессы – волны и вихри – в пространстве и времени. Новые открытия и их технические применения показывают только, что материя гораздо разнообразнее и богаче возможностями, чем мы думали до сих пор. Но из ничего по-прежнему не сделаешь ничего.

Наиболее выдающиеся из наших научных работников говорят, что наука – и, в частности, физика – подошла за последнее время к перелому. Совсем еще недавно, – говорят они, – мы подходили к материи так сказать «феноменально», т.-е. под углом зрения ее проявлений, а сейчас начинаем все глубже и глубже забираться в самое нутро материи, познавать ее структуру и приближаемся к управлению ею «изнутри». Разумеется, хороший физик лучше моего сказал бы об этом. Явления радиоактивности подводят нас к проблеме освобождения внутриатомной энергии. Атом держится, как целое, могущественной скрытой энергией, и величайшая задача физики состоит в том, чтобы эту энергию выкачать, открыть пробку так, чтобы скрытая энергия забила фонтаном. Тогда откроется возможность заменить уголь и нефть атомной энергией, которая и станет основной двигательной силой. Задача эта совсем не безнадежна. А какие это открывает перспективы! Это одно дает право утверждать, что научно-техническая мысль подходит к великому перелому, что революционная эпоха в развитии человеческого общества совпадает с революционной эпохой в области познания материи и овладения ею… Перед освобожденным человечеством откроются необозримые технические возможности.

Радио, милитаризм, суеверие

Может быть, однако, пора ближе подойти к вопросам политическим и практическим. Как относится радиотехника к общественному строю? Социалистична она или капиталистична? Склонна ли к милитаризму или к пацифизму? Я потому ставлю этот вопрос, что знаменитый итальянец Маркони [156] несколько дней тому назад говорил в Берлине, будто передача изображений на расстояние при помощи Герцовских [157] волн является величайшим подарком пацифизму, предвещая близкий конец милитаристической эпохи. Почему бы это? Столько этих концов возвещалось, что пацифисты все концы и начала растеряли. То обстоятельство, что мы будем видеть на большом расстоянии, должно будто бы положить конец войнам! Конечно, изобрести способ передачи живого образа на большое расстояние – очень привлекательная задача, ибо зрительному нерву обидно, что слуховой находится сейчас, благодаря радио, в таком привилегированном положении. Но думать, что из этого должен выйти конец войн, поистине ни с чем несообразно, и показывает только, что и у таких больших людей, как Маркони, как у большинства людей, специализировавшихся в определенной области, да, можно сказать, и вообще у большинства людей, научное мышление охватывает мозг, выражаясь грубо, не целиком, а небольшими секторами. Как в пароходном корпусе имеются непроницаемые переборки, чтобы в случае аварии не затонул сразу корабль, так и в сознании есть бесчисленное количество непроницаемых переборок: в одной клетке или в десятке клеток может находиться революционнейшая научная мысль, а за переборочкой – филистерство 96-й пробы. В том-то и заключается великое значение марксизма, как мысли синтетической, обобщающей весь человеческий опыт, что он эти внутренние перегородки сознания помогает разрушать путем целостного миросозерцания. Но ближе к делу! Почему, собственно, если враг будет виден, то это должно ликвидировать войну? Раньше так всегда и воевали, что противники непосредственно видели друг друга. Так было еще в эпоху Наполеона. Только создание дальнобойных орудий постепенно стало раздвигать противников и привело к тому, что стали стрелять по невидимой цели. А если невидимое станет видимым, то это будет только значить, что гегелевская триада [158] и тут восторжествовала, – вслед за тезисом и антитезисом наступил «синтез» взаимоистребления.

Я помню время, когда писали, что развитие авиации убьет войну, ибо вовлечет в военные действия все население, обречет на гибель экономическую и культурную жизнь целых стран и пр. А на деле изобретение летательного аппарата тяжелее воздуха открыло новую, более жестокую главу в истории милитаризма. Можно не сомневаться, что и теперь мы подходим к началу еще более ужасной и кровавой главы. Техника и наука имеют свою логику – логику познания природы и овладения ею в интересах человека. Но техника и наука развиваются не в безвоздушном пространстве, а в человеческом обществе, которое состоит из классов. Властвующий класс, имущий класс командует техникой и через нее командует природой. Техника сама по себе не может быть названа ни милитаристской, ни пацифистской. В обществе, где господствующий класс милитаристичен, техника находится на службе у милитаризма.

Бесспорным считается, что техника и наука подрывают суеверие. Но классовый характер общества и сюда вносит большие ограничения. Возьмите Америку – там по радио передаются церковные проповеди. Значит, радио служит орудием распространения предрассудков. У нас этого, кажется, нет, – надеюсь, за этим Общество Друзей Радио наблюдает? (Смех, аплодисменты.) При социалистическом строе наука и техника в целом будут бесспорно направлены против религиозных предрассудков, против суеверий, отражающих слабость человека перед человеком или перед природой. Какой уж тут, в самом деле, «глас с неба», когда на всю страну раздается глас из Политехнического музея. [159] (Смех.)

Отставать нельзя!

Победа над нищетой и суеверием нам обеспечена – при условии технического движения вперед. Отставать нам от других стран нельзя. Первый и основной лозунг, который должен закрепить в своем сознании каждый друг радио: не отставать! Между тем, мы чрезвычайно отстали от передовых капиталистических стран: отсталость есть главное наследство, полученное нами от прошлого. Как же быть? Если бы, товарищи, дело обстояло так, что капиталистические страны продолжают непрерывно развиваться и идти вперед, как до войны, то нам пришлось бы с тревогой спрашивать себя: догоним ли? А если не догоним, то не будем ли раздавлены? На это мы говорим: нельзя забывать, что работа научно-технической мысли в буржуазном обществе достигла своего высшего расцвета в такой период, когда экономика буржуазного общества все больше и больше упирается в тупик и загнивает. Европейское хозяйство вперед не идет. Европа за последние пятнадцать лет стала беднее, а не богаче. А изобретения и открытия у нее колоссальные. Разрушив Европу, опустошив огромные области, война дала в то же время гигантский толчок научно-технической мысли, которая задыхается в тисках упадочного капитализма. Если, однако, взять материальные накопления техники, т.-е. не ту технику, которая сидит в головах, а ту, которая овеществлена в машинах, заводах, фабриках, железных дорогах, в телеграфе, в телефоне и пр., – то тут прежде всего и окажется, что мы страшно отстали. Вернее сказать, эта отсталость была бы для нас страшной, если бы мы не имели гигантского преимущества, заключающегося в советской организации общества, которая дает возможность планомерно развивать технику и науку, в то время как Европа задыхается в собственных противоречиях.