Как уродуют историю твоей Родины

Из этого воспоминания Яблокова видно, что Главный военный прокурор Катусев сначала пытался найти подонков среди своих умных сотрудников, но когда оказалось, что подонков среди них нет, то он вынужден был набрать следственную бригаду из Анисимова, Третецкого, Яблокова и т п. Кроме этого имеются данные, что честные люди в ГВП пытались оказать сопротивление подонкам. Я уже об этом писал в «Катынском детективе», но об этом хочется вспомнить еще раз. Напомню, что все эти третецкие и анисимовы отлично понимали, что они делают, и, затем, они отлично знали, что фальсифицируют результаты следствия, извращают его и этим совершают в угоду Горбачеву преступление. Доказывается это следующим.

Честный человек не может иметь никаких нечестных прав на своего начальника. Понимаете, он может иметь заслуги и может просить за них вознаграждения или еще чего, но только в пределах того и так, как это предусмотрено законом. Но если он ради начальника пошел на преступление и начальник это знает, и это преступление скомпрометирует начальника, то тогда подчиненный вправе заставить начальника также преступить закон: может потребовать от начальника незаконных услуг. Хочет начальник этого или не хочет, но вступает в действие закон «рука руку моет».

Известно одно интересное письмо на бланке Главной военной прокуратуры за № 3-6818-90 от 3 сентября 1991 года от юстиции полковников Анисимова и Третецкого вкупе с подполковниками Радевичем, Яблоковым, Граненовым и майором Шаламаевым, короче – от всей следственной бригады Главной военной прокуратуры по катынскому делу – Президенту СССР Горбачеву.

Письмо длинное, вкратце его содержание таково. У этой катынской бригады было два начальника: генерал-лейтенант юстиции Заика и генерал-майор Фролов, которые в курсе всех дел и сильно помогали бригаде найти не какие-нибудь, а именно нужные результаты. Очень хорошие эти генералы – и посол польский их благодарил, и бишоп полевой руку жал, и Римский Папа свое удовлетворение передал. Но есть в Главной военной прокуратуре и нехорошие генералы, и эти нехорошие генералы решили под видом реорганизации хороших генералов с должностей под зад коленкой, не исключено, что и именно за Катынское дело. Правда, бригада пишет не так откровенно, но именно это по сути, и, соответственно, жалуется: «…мы просим Вас, уважаемый Михаил Сергеевич, с пониманием и взвешенностью отнестись к выполнению функциональных обязанностей руководством Главной военной прокуратурой и не допустить неправильной оценки деятельности т т. Заики Л.М. и Фролова B.C. на занимаемых должностях»33.

Я понимаю, что не все читатели понимают всю замечательную наглость и самого письма, и содержащихся в нем требований. Поскольку это военная прокуратура, то все ее работники военнослужащие и на них распространяется действие Дисциплинарного Устава ВС, а это письмо аналогично тому, если бы группа рядовых написала генералу письмо, что их ротный командир решил заменить им сержанта, а они просят генерала сержанта оставить и в отношении командира роты, неспособного принять «взвешенное решение», в свою очередь, принять меры. А если еще короче, открытым текстом, то они пишут: «Мишка! Заика и Фрол с нами в деле, выгонят – и они начнут болтать лишнее!»

Здесь нагло попирается Дисциплинарный Устав, поскольку его 110-я статья запрещает военнослужащим обращаться куда-либо мимо своих прямых командиров, в данном случае – мимо Генерального прокурора, а статья 115 запрещает писать групповые жалобы либо ходатайствовать за кого-либо: каждый обязан обращаться только от своего имени.

Ну и что же главнокомандующий Горбачев? Посрывал погоны с наглецов? Нет, наоборот – полковник Анисимов стал генерал-майором, покорился наглецам и Генеральный прокурор. 28 ноября 1991 года его старший помощник ответил аппарату Президента СССР: «Действительно, возможная реорганизация органов военной прокуратуры может потребовать решения некоторых кадровых вопросов, в том числе и в отношении руководителей Главной военной прокуратуры. В этом случае указанные заявителем доводы будут, безусловно, учтены при оценке деятельности т т. Заики и Фролова на занимаемых должностях»34.

Вот так! Рука руку должна мыть, Горбачев это сообразил. Эти письма показывают, что и следователи, и Горбачев знали, что делали, не могли не знать, хорошо понимали, что то, что они делают – преступно и что они в одной банде.

Теперь, после этого знакомства с польско-капээсэсовскими геббельсовцами, я в следующих двух частях этой книги дам их версию Катынского дела и те доказательства, которыми они эту версию обосновывают. Подчеркну, за те 10 лет, которые я так или иначе занимался Катынским делом, геббельсовцы не дали из моих работ ни единого эпизода. Я же даю полностью все, что они считают «доказательствами» того, что польских офицеров расстрелял НКВД СССР. Во второй части перепечатана суммирующая статья академических геббельсовцев из их книги «Катынь… Расстрел…», изданной в 2001 году. То есть это их окончательный писк по этому делу. В третьей части я даю соответствующее место из экспертизы, которую заказала Генеральная прокуратура «специалистам», подписавшим это экспертное заключение. То есть эти специалисты прочли все чуть ли не две сотни томов уголовного дела № 159 и перечислили все обнаруженные в них «доказательства» того, что поляков расстрелял НКВД СССР. Итак.

Часть 2. Доказательства вины СССР, собранные академическими геббельсовцами

Академические геббельсовцы. (В скобках даны ссылки на документы их сборника.) Подготовка к «операции по разгрузке» лагерей и тюрем, как именовался во внутренней переписке органов НКВД предстоявший расстрел, началась сразу после принятия 5 марта 1940 г. рокового решения Политбюро ЦК ВКП(б) (см. № 1). С 7 по 15 марта был проведен ряд совещаний в Москве. На первом присутствовали 8-12 человек из центрального аппарата НКВД. Проводил его заместитель наркома внутренних дел СССР Б.З. Кобулов, член «тройки», на которую были возложены рассмотрение дел и вынесение решений о расстреле. На этом совещании присутствующим была предоставлена возможность прочесть выписку из протокола Политбюро от 5 марта, подписанную И.В. Сталиным.

Второе совещание проходило 14 марта в кабинете Б.З. Кобулова. Присутствовали 15-20 человек, включая начальников УНКВД по Смоленской, Харьковской и Калининской областям, их заместителей, являвшихся одновременно начальниками особых отделов военных округов, комендантов УНКВД, которые обычно осуществляли расстрелы заключенных. Докладывал о предстоявшей операции начальник Управления по делам о военнопленных (УПВ) НКВД СССР П.К. Сопруненко. Б.З. Кобулов заявил: «По решению высшего руководства четырнадцать тысяч поляков, арестованных в сентябре 1939 г., должны быть расстреляны».

13 марта начальники Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей и их особых отделений были вызваны в Москву (см. № 5), где 15 марта прошло совещание в УПВ НКВД СССР. По всей видимости, аналогичные совещания были проведены и с руководящими работниками НКВД УССР и БССР. Несколько ранее в Москву, в штаб конвойных войск были вызваны командиры бригад и дивизий, части которых несли внешнюю охрану трех спецлагерей и на которые была возложена обязанность конвоирования осужденных к месту расстрела.

В преддверии операции многие задействованные в ней лица были повышены в званиях: П.К. Сопруненко, общевойсковой майор, стал капитаном ГБ; начальник УНКВД по Харьковской области капитан госбезопасности П.Е. Сафонов – майором ГБ; звание старших лейтенантов госбезопасности были присвоены комендантам Харьковского УНКВД Т.Ф. Куприю, Калининского УНКВД A.M. Рубанову, Смоленского УНКВД И.И. Грибову, а также начальнику Козельского лагеря В.Н. Королеву, шефам особых отделений трех спецлагерей Г.А. Эйльману, М.И. Лебедеву и Г.В. Корытову. Соответствующие приказы были отданы и наркомами внутренних дел УССР и БССР.

Начиная с 7 марта проводится интенсивная подготовка и к депортации семей тех, кого высшая партийная инстанция предписала расстрелять. Решение о проведении депортации приняли 2 марта 1940 г. и Политбюро ЦК ВКП(б), и Совет народных комиссаров (СНК) СССР. 7 марта Л.П. Берия направил наркомам внутренних дел УССР И.А. Серову и БССР Л.Ф. Цанаве приказ о подготовке к выселению семей польских офицеров, полицейских и заключенных тюрем (см. № 2). Депортацию следовало подготовить к 15 апреля, семьи выселять на 10 лет в Казахстан. Строжайше предписывалось провести операцию в один день, начав ее на рассвете.