Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

Всем, друг мой сердечный, ты рот закрыл, и сим благополучным случаем доставляется тебе еще способ оказать великодушие слепо и ветренно тебя осуждающим¹. Прощай, мой друг, до свидания. Будь здоров и благополучен.

Дек[абря] 16 ч., 1788

Известно тебе, я чаю, что Король Аглинский с ума сошел так совершенно, что четыре человека насилу его держать могут, когда приходит на него rage. [361]

Я ожидаю заверно, что по распоряжении нужного по твоей Армии, я буду иметь удовольствие тебя видеть здесь, как я о сем уже в предыдущих моих письмах к тебе писала и теперь повторяю.

907. Г.А. Потемкин — Екатерине II

Очаков, 26 декабря [1788]

Не мог, матушка Всемилостивейшая Государыня, отправить донесений моих до сих пор по причине сильных метелей, которые таковы продолжались, что версты пройтить нельзя было. Теперь время утихло. Нечего мне сказать о штурме, как он происходил, ибо он таков был, какового никогда не бывало. Можно смело сказать, что простой маневр не удастся с такой точностию. Поверьте, матушка, что это было как вихрь самый сильный, обративши в короткое время людей во гроб, а город верх дном. С какой радостию и доверенностию все шли, любо было смотреть. Управясь здесь, я по дозволению, что Вы изволили пред последним письмом написать, приеду в Петербург. Дела Ваши и мои собственные необходимо требуют.

Напрасно, матушка, гневаешься в последних Ваших письмах. Усердие мое того не заслуживает. Я не по основаниям Графа Панина думаю, но по обстоятельствам¹. Не влюблен я в Прусского Короля, не боюсь его войск, но всегда скажу, что они всех протчих менее должны быть презираемы. Мои мысли основаны на верности к Вам. Не тот я, который бы хотел, чтоб Вы уронили достоинство Ваше. Но, не помирясь с турками, зачать что-либо — не может принести Вам славы. И сего должно убегать всячески, ибо верно мы проиграем, везде сунувшись.

Пространство границ не дозволяет нам делать извороты, какие употребительны в земле малой окружности. Неловко иметь двух неприятелей, а то будет пять. Здесь Бог помог. Так успеем, что будущая кампания весьма славна и легка быть должна. Побежав же в другую сторону, все обратится здесь в ничто, и, бывши на старом уже пути к окончанию дел, повернемся назад. Изволите говорить, чтоб я не смотрел на Европейские замыслы. Государыня, я не космополит, до Европы мало мне нужды, а когда доходит от нее помешательство в делах мне вверенных, тут нельзя быть равнодушну. Много раз изволите упоминать — «бери Очаков». Когда я Вам доносил, что я отступлю, не взявши? И смело скажу, что никак бы его прежде взять не удалось. Вы изволили знать, какой интерес к сему Султаном и Портою был привязан. А по сему судите, как он был снабжен оружием и людьми. Войско тут находилось отборное, с весны было с прихожим на жалованье действительно 20 тысяч, опричь флоту. Теперь за двенадцать, из которых душа не воротится назад. Я ж, Государыня, не лгу, как другие, а моя, так называемая, армия не составляет 14 тысяч пехоты, в которой три четверти рекрут. Но Бог ко мне милосерд, не подал Он удачи неприятелю. Изволите говорить, что не время думать теперь о покое. Я, матушка, писал не о телесном покое, но успокоить дух пора. Заботы повсечастные, бдение на нескольких тысячах верстах границ, мне вверенных, неприятель на море и на суше, которого я не страшусь, да и не презираю. Злодеи, коих я презираю, но боюсь их умыслов: сия шайка людей неблагодарных, не мыслящих, кроме своих выгод и покою, ни о чем; вооруженные коварством делают мне пакости всеми образа[ми]. Нет клеветы, что бы они на меня не возводили, и, не могши Вас поколебать, распускают всюду присвоенных себе мошенников меня порочить. Вот их упражнение, а мое — прощать им. Они плутуют, а я служу. Всемилостивейшая Государыня, я везде жертвовал Вам моею жизнию и, право, могу сказать, что никто не отваживался больше моего. Я не пользовался теми выгодами, какие в пышности звания моего иные находят. Мудрено быть простяе моего. Из сего выходит, что я служу для Вас и для пользы. Посланный с донесениями мой Генерал дежурный² может подробно донести о всем, как происходило, к которому прошу Высочайшей милости. Подробно об отличившихся привезу с собой. Пока жив

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

P.S. Изволите писать, что денег нету. Я сего никогда не говорил, не зная ресурсов Государственных, а то говорю, что дороговизна несносная теперь. На будущую кампанию необходимо флот нужно весь пустить в действо. Доделка судов и некоторых вновь страшную составляет сумму. Флотом только можно решить с турками, прижав их в самой столице. Просил я матрозов. Не получа же, все оставить лутче на верфях. Пушек также не получил рано. Между тем, можно пособить сей артикул, о чем доложу. Изволите говорить: я, как крот, роюсь. По холоду, какая зима здесь, немудренно бы жить в землянках, но как про меня редко доносят правду, то и тут солгали. Я все жил в ставке, которую отдал раненым, а сам в одной маленькой кибитке живу и то в чужой³.

1789

908. Г. А. Потемкин — Екатерине II

Кременчуг, 15 генваря [1789]

Матушка Всемилостивейшая Государыня, не было способа мне отлучиться отсюда, не учредив всего и не дождавшись полков, приближающихся к своим квартерам. Маршу очень препятствовали неслыханные до сего здесь морозы. Я, подав все пособия, а на места, где нет селений, — все свои ставки поставил ради проходящих команд, всячески снабдя и сеном, и угольем. Теперь почти вся пехота вошла или подходит близко к своим квартерам.

Корабль «Владимир», обледеневши у Кинбурнской косы, высвобожден изо льдов, получил потребный себе груз и второго на десять числа отправился в Севастополь. Того же дня ушел из виду. Судно двумачтовое «Березань» придано ему форзейлем. Из Севастополя выдут навстречу несколько крейсерских судов. Берега в ночь от Тарханова кута будут освещены. В гавани же все гребные суда приготовлены на случай, естли б нужда случилась его буксировать. Естли Бог поможет ему притить, то назначенным по освобождению изо льдов следовать в Севастополь: кораблю «Александр», фрегатам новоизобретенным «Федоту Мученику», «Григорию Богослову» и «Григорию Великия Армении». Они несут все пушки большого калибра. 80 п[ушечный] «Иосиф» по вскрытии льда поставится на камели, а как оные в нем зделаны легче прежних, то я приказал попытаться из Херсона вести его с мачтами. Корабль «Мария Магдалина» приходит к окончанию. Корабли «Петр Апостол» и «Евангелист Иоанн» в Таганроге спущены. Я понуждаю Баташева, чтобы скорей выливал пушки для них. Галера первого ранга, взятая у турков, обращена в парусное судно и вооружится сильной артиллерией. Весною пойдет в Севастополь. Корабль турецкий совсем переделан на европейский манер в ранг 62 п[ушечного] корабля. Он отменно хорошей конструкции в подводной части и ходит скорей всех наших на фордевин. Потопленные нами турецкие суда под Очаковом приказал все вытащить и исправить. Семь из них нетрудно починить. Дерево и конструкция сих полугалер прекрасные. Из транспортных же тамо находящихся только три годны, но и сии будут отделаны военными.

Я посылаю предварительно, чтобы не подумали, что меня что ни есть другое остановило. Я же ныне и не в силах так летать, как прежде, а нужда требовала некоторые квартеры и вновь построенные лазареты самому осмотреть. Через два дни отправлюсь.

Вечно и непоколебимо

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

909. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой Князь Григорий Александрович. Полковник Баур вчерашний день привез ко мне твое письмо из Кременчуга от 15 генваря, из которого увидела с удовольствием, что ты уже к нам приближаешься. И сколько ни желаю тебя видеть после столь долгой разлуки, однако я весьма тебя хвалю: во-первых, за то, что ты не отлучился, пока все нужные и надобные разпоряжения не окончил. Что пишешь о Херсонском и Лиманском флоте, такожде о отправлении корабля «Владимир» в Севастополь, — служит мне новым доказательством о твоем попечении о сей части. Доезжай до нас с покоем, побереги свое здоровье и будь уверен, что принят будешь с радостию, окончив столь славно и благополучно толь трудную кампанию.