Всегда начеку

Однако, когда Володя вошел в ее кабинет, Троицкая подумала, что вряд ли узнала бы его, если б встретила на улице. Раздался в плечах, лицо обветренное, волевое, взгляд серых глаз ясный, открытый.

— Ну, как дела, Володя? — улыбнулась она, вставая и протягивая руку.

— Досрочно освобожден, Татьяна Сергеевна! — Ответ прозвучал радостно и дружелюбно. — В институт поступаю. С прошлым покончил навсегда, как говорится, завязал... Спасибо вам большое!

В стенах этого кабинета не так уж часто звучали слова благодарности. Да и за что, казалось бы, вору или грабителю благодарить следователя, который вывел его на чистую воду? Но Троицкая уже не раз испытывала гордость и удовлетворение от такого необычного «спасибо». Значит, не прошли даром долгие беседы, именуемые на официальном языке «допросом». Значит, сумела она заставить этих ребят, вступивших на скользкую тропинку, одуматься, вспомнить о своей заснувшей совести...

А ведь первая встреча с Володей была совсем иной. На столе перед Троицкой лежало тоненькое дело, в нем — лишь один лист — рапорт милиционера. Скупые строчки: при попытке продать в комиссионном магазине краденые часы марки «Омега» задержаны трое подростков. А еще раньше в милицию поступило заявление от потерпевших. Поздним вечером в парке имени Горького к ним подошли двое парней и, угрожая ножами, отобрали часы и сумочку с деньгами.

Тогда напротив Татьяны Сергеевны, нагло развалившись на стуле, сидел паренек. Исподлобья косился на тоненькое дело, на бледное, усталое лицо немолодой женщины, склонившейся над протоколом допроса. А она спокойно и неторопливо задавала вопросы Николаеву, внимательно присматриваясь к нему, прислушиваясь к интонации его голоса.

Володя отвечал осторожно, тщательно обдумывая каждое слово. Сначала постарался что-то придумать, «выдать легенду», но, заметив в глазах следователя лукавый огонек, покраснел и надолго умолк. Чувствовал: этой женщине опасно говорить неправду...

А Троицкая привычно анализировала первые впечатления. Испуган, но всячески старается скрыть это. Лоб вспотел. Вынул платок, нервно комкает его. Бравада и показная наглость понятны: это как бы фасад, за которым скрыты растерянность и страх... За долгие годы работы в милиции Татьяне Сергеевне пришлось допрашивать многих матерых преступников. Те вели себя на первом допросе иначе. А Николаев впервые сидит перед следователем. И она видит его впервые. Можно предположить, что родители должного внимания сыну не уделяли. Оступился мальчишка, попал в шайку и затянуло. Может, и хотел вырваться, да испугался «дружков». Вчерашний школьник — а сегодня преступник. И все же где-то глубоко сидит в нем хорошее.

Молодые преступники не успели согласовать свои «версии» на случай ареста. И сейчас пытались навести следователя на ложный след, путались в показаниях, лгали. Троицкой, опиравшейся на неопровержимые улики, не составило большого труда уличить их во лжи, выяснить степень участия каждого в преступлениях. Но для нее это было не главным.

— Вот вы показали, Николаев, что снимали часы с прохожих в тот день с Игорем. А Игорь утверждает, что грабил с Анатолием. Кому же верить?

Володя упорно молчал, избегая проницательного взгляда больших карих глаз, прикрытых очками. Запираться дальше не имело смысла, хотелось рассказать обо всем и облегчить душу. Но страх сковывал язык.

— Вы считаете, что молчать лучше? — спокойно спросила Троицкая.

— Я ничего не знаю, — упрямо твердил Володя.

— Знаешь, Володя, — Троицкая доверительно перешла на «ты», — ты вбил себе в голову, что подло признаться во всем, выдать товарищей. Хочешь, я скажу, о чем ты сейчас думаешь?

Помедлив, она твердо взглянула в глаза подследственного и со скрытой иронией произнесла:

— Пусть меня пытают, режут на куски, но я не скажу ни слова!

— Не угадали! — криво усмехнулся Володя.

— Ну, может, не теми словами, а за смысл ручаюсь... Ты любишь стихи?

Николаев презрительно пожал плечами.

— И напрасно... Так вот, о молчании. Разное оно бывает — молчание-то. Есть у Симонова «Рассказ о спрятанном оружии». Дело в Испании происходит. Понимаешь, франкисты захватили в плен двух республиканцев. Пытали, мучали жаждой, топтали и били, добиваясь признания, где спрятано оружие. А они молчали. Потом старший из пленников заметил, что его товарищ вот-вот заговорит. И тогда он... Как ты думаешь, что он сделал?

Подавшись вперед, Володя жадно слушал Троицкую. Вопрос застиг его врасплох.

— Не знаю. Задушил, наверное. Или...

— Нет, он сказал начальнику тюрьмы, что готов раскрыть тайну, но поставил три условия: дать ему стакан воды, отпустить на свободу и убить его товарища...

— Вот сволочь! — вырвалось у Володи.

— Подожди. Товарища его застрелили «при попытке к бегству». А заканчивается стихотворение так:

В кабинете воцарилось продолжительное молчание. Потом Татьяна Сергеевна негромко сказала:

— Я тебе завтра принесу эти стихи, Володя... Понимаешь, есть идеи, убеждения, ради которых не жаль идти на смерть. И есть в жизни ситуации, когда молчание становится героизмом. А то, о чем ты хочешь умолчать, так мелко и грязно, что не заслуживает никаких добрых слов. Пойми меня правильно. Днем раньше или днем позже мы все равно выясним то, о чем ты не хочешь говорить. А если говорить откровенно, то нам уже все известно.

— Раз известно, так и не спрашивайте! — почти выкрикнул Володя.

— А нервишки у тебя сдают, — улыбнулась Троицкая. — Кричать-то зачем? Ты ведь на заводе учеником работал, да? Так вот, представь себе такую картину. Получил ты зарплату, идешь домой. А тебя вдруг останавливают какие-то типы и, наставив ножи, отбирают часы, деньги, снимают костюм. А ведь на часы и костюм ты откладывал деньги месяцами. Те, кто ограбил тебя, в три вечера спустят заработанное тобой. Ты не находишь, что между фашистами и вот такими типами не такая уж большая разница?

— Фашисты убивали, а мы... — с мальчишеской обидой начал Володя и тут же осекся, заметив, что проговорился.

— Да, вы пока не убивали, вы только угрожали. Но ведь не у всех людей здоровые сердца, иной и от испуга мог умереть. Ну, а если бы тот, кого вы хотели ограбить, оказался смелым человеком, стал бы защищаться? Вы бы пырнули его ножом.

— Нет, нет, никогда!

— Это ты сейчас говоришь, а там, — Троицкая кивнула на окно, — там, пожалуй, мог бы за копейку... Ладно, иди и хорошенько подумай обо всем...

Прошло две недели. Тоненькая папка стремительно разбухала. С помощью единственной ниточки, полученной после признания трех арестованных в магазине подростков, постепенно распутывался клубок преступлений.

Со школьной скамьи дружили Володя, Толя, Вася, Игорь и Толик. Вместе ходили в кино, менялись книжками, до поздней ночи зачитывались «детективами», делились мечтами. После школы одни пошли работать на завод, другие — учиться в техникум и ремесленное училище.

Летом ребята решили поработать на спасательной станции при одном из подмосковных пляжей. Денег не хватало, да и хотелось совершить что-нибудь из ряда выходящее — скажем, спасти утопающего и прочитать о своем подвиге в газете.

Однажды вечером, сойдя с катера на берег, Толя хватился наручных часов — подарка отца ко дню рождения. Отец, заподозрив неладное, пригрозил, чтобы сын не приходил без часов домой. Дружки посочувствовали Толе, но помочь ничем не могли.

Вечером, возвращаясь из кино, увидели в сквере пьяного. Посмеялись над ним, а потом решили помочь ему добраться домой. Толя стал искать его паспорт и нашел деньги. Кто-то вспомнил о Толиных часах. Толя недолго отказывался — деньги были нужны позарез. Но их было мало. Где взять недостающие? Решили припугнуть в парке загулявшую парочку. А чтоб было наверняка, поручили Толе выточить на заводе ножи.