Убийство Президента Кеннеди

— Хорошо, — сказал президент. — Я вернусь из Техаса в воскресенье. Приезжайте в Кемп Дэвид. Там будет Кэбот Лодж, и мы обсудим эти вопросы. — Затем он положил трубку и отправился на второй этаж.

Гости танцевали. Для этого, собственно, и был предназначен Восточный зал. Его полное название — Восточный бальный мал, и танцевавшие здесь сторонники Кеннеди молодые кавалеры и их элегантные дамы казались на своем месте. Для них не было ничего необычного и этих танцах. Будущее обещало тысячи таких вечеров. Прием судей продолжился без каких-либо помех. Скользя но натертому воском паркету, агенты секретной службы весело танцевали и Тустен, но подозревая, что через три дня на этом самом полу, где они делают сейчас свои пиру. пируэты в деревянном ящике будет покоиться тело президента, которого они дали клятву защищать. Знай это, они отдали бы свою жизнь. Ничто, однако, не предвещало беды. Офицеры кружились в танце, в то время как в комнате над ними спал тот, кто был по конституции их главнокомандующим. Самые могучие в истории военные силы но могли помешать катастрофе.

И все же…

Нити, которые ткала судьба, отбрасывали невидимые тони. Оливер С. Халлет, капитан третьего ранга военно-морских сил США, трудился в эту среду в оперативном отделе Полого дома над расшифровкой последних телеграмм дли президента. Поступавшие сообщения не представляли особого интереса. Однако само присутствие помощника адъютанта президента по военно-морским делам и Белом доме можно считать странной иронией судьбы. Так как капитан третьего ранга Халлет получил свое назначение совсем недавно, он и его супруга Джоан не были приглашены на прием. Волею злосчастной судьбы они, однако, были связаны с событиями, которые должны были произойти менее чем через сорок часов. Девять месяцев назад Халлет был назначен на свой пост в Белом доме. Перед этим он нес службу на подводной лодке, а еще ранее он и его жена работали в десятиэтажном жилом здании и Москве, где помещается посольство США в СССР. Он был военно-морским атташе. Джоан работала в приемной посольства. И последний день октября 1959 года в холл посольства пошел, широко шагая, худосочный юноша со странно посаженными глазами и швырнул на стол Джоан Халлет свои зеленый паспорт. Он сообщил ей, говоря с южным акцентом, что пришел отказаться от своего американского гражданства.

Сотрудники, работающие в приемной, не занимаются такого рода вопросами. Не занимаются ими и атташе. Посольство являет собой тесный мирок, и Халлеты неоднократно видели ожесточенного молодого человека, когда он вновь появлялся для бесед с послом Ллуэлином Томпсоном и сотрудниками консульства США. Консулы приводили ему массу аргументов. Их задача заключалась в том, чтобы уговаривать потенциальных перебежчиков отказаться от своего намерения. Халлет и его жена потеряли со временем молодого человека из виду. Их переводили с одного места на другое. Так же как и Ллуэлин Томпсон, который был назначен в 1962 году послом по особым поручениям, они возвратились на родину. Халлет присоединился к официальному окружению президента с местопребыванием по адресу Пенсильвания-авеню, 1600. Дети Халлетов ходили в приходскую школу в Стоун-Ридже вместе с детьми Роберта Ф. Кеннеди и его племянниками — детьми Сарджента Шривера. Халлеты все еще вспоминали о Москве, и иногда капитан, его жена и их шестнадцатилетняя дочь Кэролайн задавались вопросом, что стало с тем тощим недовольным молодым человеком. Они живо представляли его себе: его надменность, странно напряженное выражение его глаз, то, как он хватал со стула нью-йоркскую «Геральд трибюн» и, будучи большим любителем чтения, глотал в ней каждую строчку. Он произвел на них неприятное, но сильное впечатление. Халлеты помнили лицо этого человека и его имя — Ли Харви Освальд, хотя они давно ничего о нем не слышали. За беседой в домашнем кругу они высказывали предположение, что он все еще в Советском Союзе.

И все же…

Освальд уже не было в России. Он сообщил консульству, что одумался, и, одолжив деньги в госдепартаменте, вернулся в июне 1962 года в Техас, прихватив с собой быстроглазую, молодую русскую жену и малолетнюю дочь. Дальнейшие действия Освальда приобрели после его смерти огромный интерес. После того, однако, как были выяснены все несущественные мелочи, осталось всего два существенных факта: он потерпел одну неудачу за другой в конце концов возвратился в Даллас. Многое в последующей неразберихе объясняется его претензиями в области политических убеждений. Освальду нравилось называть себя марксистом. В действительности же идеалов у него было не больше, чем у кошки, и в моменты прозрения он сознавал это. Он был против демократии, против коммунизма, против всего на свете. В автобиографическом наброске, написанном им до его возвращения в Америку, он признавал «неприятной чертой своего характера стремление к независимости, вызванное заброшенностью» (sic!). Во время своего путешествия домой он задавал себе вопрос, что произойдет, если кто-либо (очевидно, он сам) «встанет и заявит, что он совершенно не только против правительства, но и против народа, против всей страны и всех основ ее социальности. Я слышал и читал о возрождении в США американизма, не ультраправого типа, а скорее вежливого, с виду не значащего ничего американизма, такого, как у группы „Америка — прежде всего“ [13] и у «Фонда свободы» [14], но даже под этими прикрытыми, бесформенными, патриотическими жестами, имеется явно топор, спрятанный в подполье капиталами вдохновителей этого дорогого мероприятия. Где я могу обратиться? К беззастенчивым узколобым оппортунистам, представителям обеих систем, к гегельянским идеалистам, оторванным от действительности, к религиозным группам, к ревизионистам и к абсурдному анархизму. Нет!»

Этот бред свидетельствует о том, что Освальд был всего лишь человеком, одержимым беспричинной ненавистью. Искать в этом бреде политические убеждения — это все равно что искать у полипа кости. Тем не менее он пытался стать перебежчиком, и вследствие своего поведения в России и странного образа действий после возвращения домой стал объектом усиленного наблюдения со стороны Федерального бюро расследований. Поскольку инструкция ФБР предписывала агентам быть начеку в случае наличия информации, «указывающей на возможность покушения на личность или безопасность президента», можно было предположить, что отделение ФБР в сообщит об Освальде местному отделению секретной службы, насчитывавшему пять человек. Ничего подобного не произошло. Досье Освальда находилось в руках тридцатипятилетнего Джеймса П. Хости-младшего, агента ФБР, человека с низкий хрипловатым голосом, кончившего колледж «Нотр Дам» и явного поклонника Джона Ф. Кеннеди. С 4 ноября 1963 года Хости было известно, что Освальд работал на Техасском складе школьных учебников на углу Хьюстон-стрит и Элм-стрит. Удобное место для засады снайпера, склад этот был смертельно опасной точкой на пути следования кортежа, который, согласно маршруту, должен был сделать крутой зигзагообразный поворот прямо под окнами склада. Стрелок мог взять на мушку машину президента, пока она подъезжала к зданию, выждать, пока она сделает крутой вираж, а затеки: выстрелить, когда она покажется из-за поворота. Хости, однако, не занимался такого рода сопоставлениями. Он не получил официального уведомления о маршруте, и когда местные газеты опубликовали карту маршрута, его интересовало лишь одно — удастся ли ему, Джиму Хости, увидеть хоть на миг Кеннеди.

— Я заметил, что машина пойдет по Мейн-стрит, — говорил он пятью месяцами позже. — Единственно, что меня интересовало, — где я смогу увидеть ее, если мне повезет.

Однако представители секретной службы должны были в любом случае взять это здание под наблюдение.

Но они этого не сделали.

Восемнадцатого ноября высланный вперед агент секретной службы Лоусон проехал по маршруту президентского кортежа с начальником полиции Далласа Джессом Карри и главным агентом секретной службы в Далласе В. Форестом Соррелзом. Из всех троих Соррелз производил наиболее солидное впечатление. Он был уроженцем Ред-Ривера в Техасе и имел соответствующую внешность — худой, сутулый и суровый, с пронизывающим взглядом старого полицейского. Однажды в Тусконе ему пришлось иметь дело с известным бандитом Джоном Диллинджером и считать отобранные у него деньги. В 1935 году он поступил в СС, как агенты помоложе называли теперь секретную службу, и, когда Франклин Д. Рузвельт открывал памятник Роберту Е. Ли [15] на бульваре Тэртл Крик в Далласе, Соррелз сопровождал его по тем же самым улицам. Ему не нужно было напоминать об опасности со стороны снайперов. Когда Карри, который вел машину, повернул с Седар Спринг-роуд на Харвуд-стрит, Соррелз взглянул на верхние этажи домов Далласа, увидел кабинет своего зубного врача и громко сказал: