Чекисты

Такого рода поручения А. Ф. Филиппов выполнял неоднократно, а в конце января 1918 года, после недолгой беседы с председателем ВЧК, выехал за границу.

Задание Дзержинского было весьма ответственным и сложным. Государственной независимости соседнего народа, приобретенной в результате Октябрьской социалистической революции, угрожала опасность. Резко обострились классовые противоречия в стране, контрреволюция начала кровавую расправу над пролетариатом. И, самое опасное, — возросла активность немецких империалистов в этой стране, что создавало угрозу революционному Петрограду.

— Доброго вам пути, товарищ Арский, я ждем от вас хороших вестей, — сказал на прощание Феликс Эдмундович.

В архивах сохранились письма «товарища Арского», присланные в ВЧК из-за границы. Это обстоятельные и весьма толковые разборы быстро меняющейся обстановки в стране.

В другом письме «товарищ Арский» сообщает

Вся эта информация, как и надеялся Феликс Эдмундович, была весьма своевременна. Данные, о которых сообщал «товарищ Арский», неоднократно докладывались В. И. Ленину.

В марте 1918 года Всероссийская Чрезвычайная Комиссия переехала в Москву. Вскоре после этого уехал в Москву и Алексей Фролович Филиппов, активный и деятельный сотрудник Особого отдела. И не раз еще выполнял он поручения Дзержинского.

ПЕТР ЩЕВЬЕВ

ВЕРНЫЕ РЕВОЛЮЦИОННОМУ ДОЛГУ

На встречах, в особенности с молодежью, едва дойдет до вопросов, меня частенько просят: «Расскажите, Петр Герасимович, про самое интересное в своей жизни». Признаю́сь, трудно мне выполнить подобную просьбу. Хочется сказать, что все было чертовски интересно: и мальчишество мое босоногое за Невской заставой, и участие в борьбе за Советскую власть, и уж, конечно, незабываемые встречи с Владимиром Ильичей Лениным, каждая из которых стала как бы школой для молодого коммуниста — школой на всю жизнь.

П. Г. Щевьев

Биография у меня обычная, каких много было за Невской заставой. Родился и вырос в рабочей семье, окончил три класса, а затем пошел по трудовым своим университетам. Сперва учеником в токарную мастерскую, после этого на Семянниковский судостроительный завод, потом на строительство железнодорожного моста через Неву, где довелось отработать целых три года.

Созревание характеров в те времена было стремительным. Сегодня еще ты щенок и за мамину юбку держишься, а завтра, смотришь, уже боец партии.

Никогда не забыть мне 9 января 1905 года. Вместе с колонной рабочих Невской заставы увязались в дальний путь к Зимнему дворцу и мы, совсем еще зеленые хлопцы. Рабочие шли с иконами, с пением молитв, обращенных к батюшке-царю. На Шлиссельбургском проспекте дорогу нам преградила полиция. Ввязываться в стычку никто не стал, молча сошли на невский лед и тронулись дальше по реке. Велика еще была вера в царскую милость, еще не грянули залпы.

В Александровском саду мы предпочли взобраться на деревья. Мы — это, конечно, мальчишки. С деревьев, думали, больше увидим. Увидели, всё увидели своими глазами, а некоторые и попадали с заснеженных сучьев, сраженные первым залпом. После уж говорили, что первый залп был дан поверх людей, вроде предупредительного, он и угодил в мальчишек, взобравшихся на деревья Александровского сада.

Страшный был день: кругом стоны, проклятия, лужи крови на снегу. Мы с моим другом Алешей Васильевым спрыгнули с дерева, хотели бежать, но наткнулись на пожилого котельщика с завода «Старый Парвиайнен». Раненный в ногу, он не мог сам подняться, глухо стонал. Вдвоем с Алешей мы подхватили его под руки и потащили в сторону Исаакиевского собора, подальше от смертоубийственных пуль.

В годы реакции, последовавшей после поражения революции, Невская застава, как и весь пролетарский Петербург, позиций своих не сдавала, продолжая борьбу с самодержавием. На Перевозной набережной, где мы жили в те годы, судьба свела меня со старым партийцем Михаилом Цветковым, или попросту с дядей Мишей. Ему приходилось скрываться от полиции, а мы, молодые рабочие, с охотой выполняли обязанности его связных. Идешь, бывало, в Дунькин переулок по указанному адресу, за пазухой у тебя пакет с листовками, а повсюду шныряют царские шпики, вынюхивают крамолу. Но ты-то неуловим и, если бы не сознание важности поручения дяди Миши, рассмеялся бы шпикам в лицо: вот вы, дескать, ищете, и не догадаться вам никогда, что́ спрятано у меня за пазухой.

Расстрел рабочих на Ленских золотых приисках всколыхнул весь город. Начались повсюду забастовки, митинги, демонстрации. Огромный митинг был и у нас на Семянниковском заводе. Прибыла, конечно, конная полиция, попытались разгонять, но тут молодые рабочие схватили обрезки железа, болты, гайки и начали забрасывать ими полицейских. Сорвать митинг не удалось.

Так вот и мужали мы от события к событию, набирались ума-разума. Лет двадцать мне было, когда впервые нагрянули полицейские с обыском, — сам околоточный надзиратель и трое городовых. Перерыли весь дом, искали большевистские листовки. И хоть ничего не нашли, забрали меня в участок, продержали там неделю. Для порядка, наверно, чтобы нагнать страху.

В другой раз просидел я три месяца. Это уж было в четырнадцатом году, после разгона большой антивоенной демонстрации на Шлиссельбургском проспекте. Тогда на улицу высыпала вся Невская застава, демонстрация была внушительная. В полиции меня сфотографировали, как положено в профиль и в фас, завели учетную карточку. «Ну, ты теперь у нас меченый», — шутили старшие товарищи.

Работал я в те годы не только на Семянниковском, но и на «Фениксе», и на «Новом Лесснере». Это были заводы революционные, с крепким влиянием большевиков.

В марте 1917 года по призыву Выборгской партийной организации я вступил в рабочую гвардию, которая создавалась на «Новом Лесснере», а затем в отряд красногвардейцев.

Никогда, наверно, сколько ни суждено прожить, не забуду апрельский светлый вечер. С быстротой молнии по заводам Петрограда распространилась радостная весть: в Россию возвращается Ленин. Нашему красногвардейскому отряду райком партии приказал в полном составе отправиться на Финляндский вокзал. Десятки тысяч рабочих запрудили всю привокзальную площадь. Освещенная прожекторами, она была похожа на бурлящее людское море. Настроение у всех праздничное, всюду слышны революционные песни, всюду плакаты и транспаранты, наспех намалеванные доморощенными художниками:

Красногвардейцы выстроились на перроне вокзала. Тут же и караул из балтийских моряков во главе с товарищем Рошалем, духовой оркестр.

В одиннадцать часов ночи в туманной дали показались огоньки паровоза, и вскоре поезд остановился у перрона. Из пятого вагона вышел Владимир Ильич. Следом за ним появились Надежда Константиновна Крупская, Михаил Иванович Калинин, Яков Михайлович Свердлов и другие.

Что тут было! Отовсюду слышны приветственные крики: «Ленину — ура!», «Да здравствует товарищ Ленин!», вовсю гремит оркестр, лица людей сияют радостными улыбками.

Окруженный тесным кольцом моряков и красногвардейцев, Владимир Ильич вышел на площадь. Возле броневика его подхватили на руки, помогли взобраться на площадку. Гул людской мгновенно стих, и в наступившей тишине мы услышали пламенные слова вождя революции. Не стану их пересказывать, всем они теперь известны, скажу только, что произвели они на меня поистине неизгладимое впечатление.