Гитлер. Неотвратимость судьбы

Угроза не произвела на Еву ни малейшего впечатления. «Даже если это и так, — пожала она плечами, — я все равно поеду в Неаполь!»

Сам Ева быстро забыла об этом инциденте и, ни словом не упомянув о нем в своем альбоме, закончила описание поездки в Италию такими словами: «Итальянцы от нас без ума, они непрерывно ухаживали за мной и называли только «очаровательной блондинкой».

Вряд ли все эти поговорки производили на фюрера впечатление, но на этот раз он смилостивился и, вызвав Видемана, небрежно бросил: «Пригласите этих засранцев!»

«Как вам понравилось мое обращение с дипломатами?» — спросил он Еву, и услышанное в ответ слово «поразительно» вдохновило его гораздо больше, чем подпись под текстом Мюнхенского соглашения.

В связи с этим хочется заметить, что подробности частной жизни Гитлера открывают нам совершенно неизвестную страницу истории, резко отличающуюся от той, что представлена в сборниках документальных материалов. Так, например, во время войны он заявил в узком кругу что считает Мюнхенское соглашение не победой, а едва ли не крушением всех своих планов. Своих представителей за рубежом Гитлер совершенно не воспринимал всерьез и вообще относился к дипломатам с нескрываемой антипатией. «Наши послы — сплошь бездари, они ничего не знают, ничего не понимают, не хотят изучать нравы и обычаи тех стран, где они временно проживают», — непрерывно внушал Гитлер Еве.

Однажды в присутствии Евы Гитлер рассказал следующую историю, подлинность которой подтверждают не только присутствовавшая при разговоре Ильзе, но и то обстоятельство, что о ней упоминается в «Застольных беседах Гитлера в ставке». Речь идет о некоем советнике посольства и друге Хевеле, который оказался на куполе собора Святого Петра вместе с сотрудницей аппарата Белого дома. Окинув взглядом прилегающие улицы, женщина безапелляционно заявила, что они очень грязны и что их нельзя даже сравнить с «великолепными вашингтонскими аллеями…». Немецкий дипломат был настолько возмущен ее словами, что, не прощаясь, устремился прочь. «Этот дипломат очень плохо воспитан, — заметил Гитлер, — он достоин отправки в самые отдаленные районы Китая. Наши дипломаты должны сперва научиться хорошим манерам, а уже потом заниматься политическими науками. Красивая женщина вправе говорить все, что ей в голову взбредет. Ей не нужно, чтобы мужчины воспринимали ее всерьез, она просто хочет нравиться им…»

В ответ Ева сказала: «Все, видимо, произошло так, как вы рассказали, мой фюрер. Наверное, наш дипломат слишком уж настойчиво ухаживал за американкой — сами понимаете, итальянское солнце и чудесное вино, — и она дала ему пощечину; во всяком случае, в фильмах американки ведут себя именно так…»

Таким образом проходила жизнь женщины номер один Третьего рейха. Была ли она счастлива? Наверное, все же была, иначе вряд ли бы решила в самом расцвете лет разделить столь страшную судьбу своего возлюбленного.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ева разделит ее только через восемь лет, а пока жизнь шла своим чередом, и в сентябре 1937 года Германию по приглашению Гитлера посетил Муссолини. Одетого в специально сшитую для столь торжественного случая парадную униформу завоевателя Африки принимали как героя. Ему показали военные парады и учения в Макленбурге, мощные заводы в Руре. Все это произвело впечатление на итальянского диктатора, и он совершенно искренне назвал Гитлера «одним из тех немногих людей, на которых не проверяется история, но которые сами творят историю».

А вот сам Гитлер вряд ли был так же искренен с Муссолини. Нет, принимал он его со всем радушием, только за этим хлебосольством стояла вполне определенная цель: произвести на итальянца сильное впечатление прежде всего военной мощью и раз и навсегда заставить забыть его о своих интересах в Австрии, которую он совсем еще недавно так усердно защищал от фюрера. Что касается Англии, то из бесед с эмиссаром Чемберлена лордом Галифаксом Гитлер вынес главное: за соглашение с Германией Англия за милую душу «отдаст» ему Австрию, Чехословакию и Данциг. В результате появился план под кодовым названием «Отто» о военном вторжении в Австрию.

Своей цели Гитлер добился: судя по всему, Муссолини на самом деле утратил интерес к Австрии и дал согласие на ее захват, чего с таким нетерпением ждал фюрер. Перестройка немецкой армии к этому времени была почти закончена, однако военное руководство так толком и не знало, как и где созданные ими мощные вооруженные силы будут использоваться, и руководствовалось общей фразой: «Фюрер считает необходимым создать мощную армию в самые короткие сроки». И вот теперь, осенью 1937 года, Гитлер решил, что пришло время поделиться с военными своими наступательными планами.

Гитлер проговорил целых три часа, и основной идеей его выступления стала мысль о том, что Германия может решить свои жизненные проблемы только силой, и теперь им остается лишь ответить на два главных вопроса: где и когда. В конце выступления Гитлер заявил, что решил начать войну не позднее 1943 года. Что же касается первоочередной задачи, ею являлось «одновременное низвержение Чехословакии и Австрии», что, по мнению фюрера, устранило бы угрозу с фланга при любой возможности операции против Запада.

Столь неожиданное заявление произвело на участников совещания ошеломляющее впечатление. Присутствующие были согласны с «низвержением Австрии и Чехословакии», но что касалось «невмешательства Великобритании и Франции в развязанный Германией конфликт в Центральной Европе, то ни генералы, ни министр иностранных дел не верили в такую сомнительную для Германии перспективу. И дело было даже не в том, что они не хотели воевать. Как и любых специалистов, их волновали многочисленные практические вопросы, связанные с началом крупномасштабной войны. Дело дошло до того, что Нейрат, Фрич и сам Бломберг усомнились в готовности Германии к такой войне и напомнили Гитлеру, что новое поражение может привести страну к катастрофе.

Недовольный ходом дискуссии Гитлер махнул рукой и предоставил Герингу продолжать беседу, которая очень скоро превратилась в скандал и закончилась ничем. А когда через несколько дней Фрич и Нейрат попросили о новой встрече с Гитлером, на которой собирались еще более основательно обосновать свои сомнения, Гитлер отправился в Берхтесгаден.

Нейрат сумел поговорить с фюрером только в январе 1938 года, однако никакого толка от этой беседы не было, поскольку Гитлер все уже решил. Что же до сомневающихся, то в начале февраля 1938 года все они лишились насиженных мест. Министром иностранных дел стал услужливый И. Риббентроп, новым главнокомандующим был назначен генерал В. Браухич, в то время как верховное главнокомандование взял на себя сам фюрер, создавший вместо военного министерства Верховное командование вермахта, шефом которого назначил В. Кейтеля. Будущий фельдмаршал лебезил перед фюрером, за что и получил меткое прозвище «Лакейтель». Вслед за этими назначениями последовала перетряска кадров в армии и министерстве иностранных дел. И уже 5 февраля «Фелькишер беобахтер» очень точно выразила суть случившегося: «Концентрация всей полноты власти в руках фюрера! Наконец Гитлер завершил нацистскую революцию и сосредоточил в своих руках всю власть — политическую, экономическую и военную!»

Обрадованный Геринг тут же предложил выступить против Австрии, однако, к его несказанному удивлению, Гитлер заметил, что еще не время и надо создать для этого «солидную базу». Но дальнейшие события развернулись совсем не по тому сценарию, который наметил Гитлер. Ключевым моментом во всей эпопее с аншлюсом Австрии стала встреча Гитлера с австрийским канцлером Шушнигом, который прибыл в «Берхоф» 12 февраля 1938 года.

— Австрия, — кричал Гитлер, — находится в полной изоляции! Ни Франция, ни Англия, ни Италия и пальцем не шевельнут для ее спасения! Подумайте, герр Шушниг, — с угрозой в голосе закончил он свой монолог, — подумайте хорошенько. Я жду вашего ответа сегодня же днем. И если я говорю так, следует понимать мои слова буквально, я не блефую. Все прошлое — тому доказательство! Ну а теперь, — внезапно успокаиваясь, сказал Гитлер, — я прошу вас отобедать со мною…