Крещение огнем, Том 1

Как пишет в своей интереснейшей книге Луи де Йонг, в первый день бельгийцы с воодушевлением встречали вступающие в их страну английские и французские войска. Их образцовый порядок внушал уверенность. Но еще не кончилось 10 мая, как радость и уверенность сменились страхом. Известие о падении укреплений на пограничье породило слухи один другой страшнее и нелепее. Во Франции случился пронемецкий переворот! Италия напала на Францию! Неприступная французская линия укреплений Мажино прорвана и немцы хлынули вглубь Франции — последней защитницы Бельгии! Все селения вокруг бельгийского Льежа безжалостно уничтожены немцами. Надо бежать прочь из Бельгии!

Моментально вспыхнула шпиономания, начались аресты предполагаемых немецких пособников и распространителей панических слухов. Над страной встал страшный призрак пятой колонны. Власти только подстегнули этот психоз. 10 мая министр обороны Бельгии выступил по радио и призвал граждан сообщать военным властям обо всех подозрительных личностях, замеченных близ укреплений и прочих военных объектов. Он предложил людям снять с автомобилей все радиоприемники. Действие этого обращения оказалось поразительным. Бельгийцы поняли это так: шпионы — на каждом шагу, а радио в машинах нужно снимать, потому что уже обнаружены вражеские агенты, получавшие инструкции с помощью автомобильных приемников. Поток сигналов бдительных граждан о множестве подозрительных субъектов буквально захлестнул бельгийских военных.

На третий день войны власти по радио заявили: мол, граждане, по всей стране высаживаются германские парашютисты-диверсанты, переодетые в гражданскую одежду и снабженные портативными передатчиками. И это сообщение было бредом воспаленного воображения — практически все немецкие ВДВ в тот момент дрались в Голландии. 5200 агентов абвера просочились сюда под видом гражданских беженцев. Но дело было сделано — и вот уже само бельгийское правительство стало главным распространителем панических слухов и генератором всеобщей шпиономании. 13 мая правительство завопило о том, что переодетые агенты немцев совершили несколько нападений на полицию. Якобы агенты эти были одеты в светло-коричневую форму, на их пуговицах — знаки свастики, на груди — значки с буквами «DAP». (Послевоенное расследование показало, что этого и в помине не было). Тут же в эфир передали еще более идиотское требование органов безопасности — дескать, граждане, надо срывать со столбов рекламные плакаты немецкого кофейного напитка «Паша», потому как на обратной стороне этих щитов с довольным турком, пьющим цикориевый кофе, коварные немцы нанесли рисунки с важной информацией о связи и транспорте нашей Бельгии. И этот бред несли в эфире на полном серьезе!

«Да, немцы, как видно, продумали все! Ни одна мелочь не ускользнула от их внимания! Ведь плакаты были развешаны давным-давно, еще в мирное время, теперь же их приходилось срочно снимать, чтобы какой-нибудь парашютист не воспользовался ими в поисках дороги к ближайшему мосту или виадуку. Да и как можно распознать подобных парашютистов? Ведь они переодеты, как сообщило правительство 13 мая, в одежду рабочих, священников или бельгийских солдат; противник привлекает даже женщин к шпионажу и совершению диверсионных актов», — писал Л. де Йонг, описывая психическую эпидемию паники в стране.

Господи, как все это знакомо нам хотя бы по шизофреническому 1991 году в нашей собственной стране! Я сам, читатель, до конца жизни не забуду того, как схожая мания всеобщих заговоров и шпиономании неслась по погибающему СССР. В свое время ведущий радиостанции «Эхо Москвы» Лазарь Шестаков похвалялся тем, как он умело нагнетал ужас перед военным переворотом страшных коммунистов. Сидя в Латвии в самом начале девяносто первого, он орал в эфир о том, что слышит рокот моторов приближающихся танков. Боже мой! Гусеницы лязгают! Где мой противогаз? Хотя никаких танков и в помине не было.

А незабываемые дни августа 1991-го, дни торжества клинической «демократии»? Помню, как 23 августа я, молодой репортер «Вечерней Москвы», отправился на место где произошел «бой» нажравшихся водки «защитников демократии» с военными. Если кто забыл, напомню: в ночь на 21 августа несколько боевых машин пехоты, двигаясь по Калининскому проспекту, наткнулись на заграждение из троллейбусов и группы «демократов», которые принялись вскакивать на боевую технику, швырять в нее бутылки с бензином и закрывать брезентом смотровые триплексы. Тогда трое из этих ошалевших погибли — и тут же власти лужковской Москвы решили увековечить память этих «забелдосов» (защитников Белого дома и свободы), положив на месте события три пятна из красного асфальта.

Помню, как меня отправили писать об этом репортаж. Там, на Садово-Самотечной, все еще стояли остатки баррикады и всем заправлял командир одного из отрядов «забелдосов» со звучной фамилией Карлагин. Этакий невыспавшийся и заросший щетиной интеллигент-комиссар. Битый час я не мог с ним поговорить — потому что к нему то и дело подскакивали возбужденные соратники, тараторя об обнаруженных агентах КГБ, которые, мол, так и вьются вокруг. Потом явился смурной человек с перекошенным, дергающимся лицом в советской форме — явно бывший офицер.

«Вертелся тут один рядом — подозрительный. Я у него на всякий случай документы отобрал», — заявил явно съехавший с катушек защитник демократии, протягивая Карлагину какие-то корочки, отнятые у явно случайного зеваки.

Что ж, если такое происходило без войны в Москве лета 1991-го, то можно представить себе, какой бедлам творился в Бельгии мая сорокового года, когда шла реальная война! Шпионы чудились сходящим с ума обывателям повсюду. Все это накладывалось на пугающие известия о неведомом оружии немцев и об измене в верхах. И тогда началось то, что стало подарком небес Гитлеру — начался развал бельгийской армии.

Уже 12 мая 1940 года французский историк Марк Блок видел бельгийских солдат-дезертиров на дороге близ Шарлеруа. В тот же день дезертиров, расходящихся по домам, видел и английский военный корреспондент Ходсон. Каждый дезертир говорил окружающим о подавляющей силе немецкого натиска.