Прогулки по Парижу. Левый берег и острова

В том месте, где мост выходит на остров Сите, стоит знаменитая конная статуя «доброго короля Генриха IV», о злоключениях которого нам еще доведется говорить особо. А пока мы двинемся по старейшей набережной города – набережной Больших Августинцев – в сторону моста Сен-Мишель. Набережная была построена еще в 1313 году при Филиппе Красивом, здесь шумел когда-то Дольный рынок – продавали птицу, молоко, яйца, масло. Нынче (если денег у вас достаточно) вам покупать ничего не нужно. Нужно только войти в подъезд старинного (XVIII века) дома № 51 и сесть за столик знаменитого ресторана «Лаперуз» – вам все принесут на тарелочке.

Мост Сен-Мишель носит то же имя, что и дворцовая часовня Святого Михаила-Архангела (Saint-Michel), в которой в 1165 году крестили короля Филиппа-Августа. Часовни больше нет, а мост – вот он, стоит. На мосту жили некогда красильщики, ковроделы, книготорговцы, и дома их были снесены лишь в конце XVIII – начале XIX века.

Набережная Сен-Мишель идет вдоль Латинского квартала, на нее выходит и самая его узкая улочка.

Сорокаметровой длины Малый мост носит свое гордое название уже чуть не две тысячи лет, и поговаривают, что давка и пробки на нем наблюдались всегда. И то сказать, он являлся единственным мостом, соединяющим остров Сите с нынешним Латинским кварталом. Сперва он был деревянным, а в 1186 году парижский епископ Морис де Сюлли велел построить каменный мост. Переход тут был платный, и от платы освобождались только уличные артисты (акробаты): даже в древности люди понимали, что искусство нуждается в дотациях, а его деятели – в бесплатных услугах.

Следующий мост – Pont au Double – Мост Двойной или Двоекратной Платы – строила для своих нужд старинная больница Отель-Дьё, это она и назначила плату за вход и за выход. Иным за выход платить не приходилось, они тут и помирали на мосту, где стояли больничные палаты, разобранные только в 1835 году.

Набережная Монтебелло, что тянется по левому берегу напротив собора Нотр-Дам, названа в честь маршала Ланна, герцога Монтебелло, убитого во время войны в Австрии в 1809 году. Здесь, на пятачке, где в старину вечно толпились студенты, ныне их тоже бывает немало, ибо тут расположена одна из самых любопытных книжных лавок Парижа – лавка старого Джорджа Уитмена «Шекспир и Компания». Там много американских книг, но есть и случайные русские (мои в том числе). Джордж поит здесь чаем раз в неделю, а ночевать в лавке пускает приблудных путников чуть ли не каждую ночь.

Последний из мостов, соединяющих левый берег с островом Сите, называется Архиепископским, ибо близ него стояло здание Архиепископата, разрушенное во время уличных беспорядков 1831 года.

От Архиепископского моста до моста Турнель (Pont de Tournelle) идет по левому берегу набережная Турнель. Набережная была построена в XVI веке, но название это получила в XVIII веке, когда квадратную башню-турель средневековых укреплений Филиппа-Августа соединили с башней Лорио на острове Сен-Луи, чтобы в случае нужды перекрывать движение по Сене. Размещавшийся тут речной порт Турнель торговал с XVI века сеном, а позднее – дровами и углем.

В доме № 15 до сих пор можно пообедать в ресторане «Серебряная башня», который располагался близ Серебряной башни старой укрепленной стены еще и во времена Генриха II, в 1582 году. На набережной этой немало старинных домов XVII и XVIII веков, сохранилось и здание старинного монастыря. Из находившихся здесь менее важных, но тоже вполне почтенного возраста учреждений, оживлявших набережную у моста Турнель, можно назвать первую публичную баню с горячей водой, которую некий месье Пуатевен открыл в 1761 году. Конечно, бани строили здесь, по берегу Сены, и раньше, еще с 1688 года, но вода в них была лишь холодная, а тут впервые появилась горячая, и множество предпринимателей вслед за Пуатевеном стали открывать у мостов и набережных плавучие бани с горячей водой. Названия им давали по ближним мостам и набережным – бани Генриха IV, Королевские, бани Флер – ну а все их называли вдобавок «бэньакасу» (baigne а quatre sous), бани за четыре су, трехкопеечные баньки – именно столько в них и брали за вход. Добавив два-три су, можно было тут же получить бульон, сосиску, булочку, стакан вина (так и приходит на память баня моего доЕоенно- го детства в Банном переулке близ Трифоновской – с ее пивом и закусью для папеньки и конфеткой для меня). Бассейнов в ту пору в Париже не было, но плавали многие – в Сене вокруг бань (теперь вряд ли кто не побрезгует).

От конца набережной Турнель идет к правому берегу через хвостик острова Сен-Луи мост Сюлли. По существу, это два самостоятельных металлических моста, возникших на месте двух пешеходных. Разделяет их французского стиля скверик на острове, и с него открывается прекрасный вид на реку, на мосты, на собор Нотр-Дам. Имя свое мост получил в память о Максимильене де Бетюн, гериоге де Сюлли, который был министром у Генриха IV.

От моста Сюлли до Аустерлиикого моста идет по левому берегу довольно длинная набережная Сен-Бернар. Былые ворота Святого Бернара (они были вроде уцелевших на севере Парижа ворот Сен-Дени и Сен-Мартен) в укрепленной стене времен Филиппа-Августа оставили набережной свое название. В былые времена у этого берега прохлаждалось много купальщиков. Здесь же приставали для контроля баржи с вином и имелось множество замечательных винных подвалов. Все это поломали в «ревущие годы» Помпиду (в 60-е), а взамен настроили довольно убогие университетские здания. На углу после долгих прений воздвигли Институт арабского мира в мусульманском стиле и со стеклянным фасадом. В стеклах этого фасада какие-то фотоэлектрические элементы, которые якобы должны менять цвет стекол. Поскольку движение тут большое, я лично этих дорогостоящих чудес никогда не видел.

На месте былого порта, между Сеной и набережной ныне разбит сад Тино Росси, в котором размещен Музей скульптуры на открытом воздухе по образцу токийского музея Хакене. Кроме Осипа Цадкина, там представлены Сезар, Ружмон, Стали, Ипостеги и прочие мастера авангарда.

Аустерлицкий мост, открытый при Наполеоне I, был призван увековечить знаменитое сражение 1805 года, в котором наполеоновские войска нанесли поражение русским и австрийцам. (На самом-то деле увековечил «небо над Аустерлицем» Толстой, и от его бессмертного памятника французскому императору не поздоровилось.) Когда русские войска и их союзники вошли в Париж, горячие головы предложили нечестивый мост разломать, но благородный царь-победитель предложил ограничиться дощечкой с надписью: «Победоносная русская армия прошла по этому мосту». В приливе подхалимского энтузиазма отцы города по своей инициативе добавили: «и под командованием императора Александра».

Но в 1815 году (после «ста дней» и новых шалостей Бонапарта) префект Сены распорядился переименовать Аустерлицкий мост в Мост Королевского сада (то есть вновь переименованного Сада растений, вдоль решетки которого и тянется набережная Сен-Бернар). Аустерлицкая набережная была тогда переименована в Больничную. В начале тридцатых годов прошлого века в связи с новым пересмотром истории и новым патриотическим подъемом названия вновь изменились.

За Аустерлицким мостом вдоль левого берега, до самого моста Берси, на набережной пока что нет ничего интересного – склады, стройки, полоса отчуждения. От моста Берси тянется по правому берегу гигантское (может, даже самое большое в мире – во Франции ведь вообще больше чиновников, чем в любой из стран Европы) здание Министерства финансов. Дальше, на набережной Рапе, интересного мало. В XVIII веке здесь стоял загородный дворец военного комиссара короля Людовика V месье де ла Рапе. Дворца больше нет, но зато в построенном в 1914 году здании водворился еще через десяток лет институт судебной медицины, в просторечье – Морг. Это симпатичное французское (а за ним и симпатичное русское) слово произошло от французского глагола «морге» (mordger) – смотреть, наблюдать, обозревать. Слово не новое, чуть не из XVII века. Уже в тюрьме Большого Шатле у стражи был обычай смотреть в глазок на своих подопечных, сидящих в камере: чтоб чего не учудили или чтоб лучше запомнить их приятные лица на всякий случай. Позднее мертвецкие Института судебной медицины по воскресеньям открывали двери для широкой публики. Люди приходили, в одиночку и семьями, смотрели на трупы, искали родных и знакомых, хорошо проводили время…