Бобби фишер идет на войну

27 августа ИШФ пришла с Фоксом к соглашению. В оплату за то, что Фокс отказывался от замораживания призовых денег и обещал не заводить в Исландии тяжбы против Фишера, ИШФ отказывалась от своей доли с любых доходов, достающихся Фоксу от обладания правами на фильм (он надеялся сделать его в будущем). Не в первый раз Фишера избавили от ответственности за свои действия. Исландцы снова проиграли. В конечном счёте Фокс полностью отказался от иска — это было пустым швырянием денег на ветер.

ГЛАВА 18

ШАХМАТНАЯ ЛИХОРАДКА

Для всего шахматного мира мнение Фишера о том, что элитные игроки могут и должны требовать такого же уважения и почестей, как экранные идолы, звезды бокса, знаменитые гольфисты и гонщики Формулы-1, относилось, скорее, к области фантазий. До 1970 года шахматы на Западе считались по отношению к спорту бедным родственником, не избавившись от своей репутации суровой интеллектуальной игры для страстных любителей в неизменных очках и с плохой стрижкой, играющих в прокуренных задних комнатах тёмных уединённых клубов или на голых досках сырых церковных залов.

За десять лет до Исландии Фишер жаловался: «Решевский и я — единственные в Америке, кто пытается зарабатывать на шахматах. Мы получаем немного. Другие мастера занимаются чем-то ещё: Россолимо водит такси, Эванс работает в кино. Русские получают деньги от правительства. Мы зависим от турнирных денег, а их отвратительно мало. Может, пара сотен баксов». Тысячи людей наслаждались игрой, но никто не зарабатывал себе этим на жизнь. На турнирах предлагались очень незначительные призовые, потребность в книгах и тренерах была невысокая. Когда в 1962 году Дональд Шульц, будущий президент Шахматной федерации США, устраивал турнир в небольшом городке к северу от Нью-Йорка, он решил пригласить юную суперзвезду Бобби Фишера: «Я связался с офисом шахматной федерации, и они запросили 500 долларов — сейчас это не так много, но в те времена было значительной суммой, и никто другой такого не делал. Так мы и заполучили Фишера на наш турнир».

Для тех американских игроков, чьей жизнью были шахматы, старость оказывалась трагедией. В декабре 1971 года один из американских шахматистов Ганс Кмох, которому было тогда за семьдесят, написал мэру Нью-Йорка Джону Линдсею письмо с отчаянной просьбой о финансовой помощи ему и его жене-инвалиду Кмох был человеком, назвавшим поединок 13-летнего Фишера с Дональдом Бирном «партией века». На тот момент он, как шахматист, зарабатывал лишь тысячу долларов в год, что даже в начале 70-х было ниже прожиточного минимума. Письмо к Линдсею заканчивалось так: «Мы будем вам очень благодарны, если вы сможете сказать, к кому обратиться, чтобы получить необходимые для выживания деньги».

И теперь, когда после этой просьбы прошло немногим более девяти месяцев, шахматы оказались на первой полосе национальной газеты «New York Times». Три основных телеканала США послали в Исландию свои съёмочные группы. К удивлению телевизионных продюсеров, когда 13-й канал показывал в дневном эфире партии, передаваемые по специальному телеграфу из Рейкьявика, это привлекало внимание около миллиона человек, что оказалось наивысшим рейтингом, какого только достигало общественное телевидение. Партии ход за ходом анализировал 35-летний ведущий Шелби Лиман, бывший преподаватель социологии, бросивший Гарвард; часто ему приходилось работать по пять часов кряду. В студию приходил гость, и между ходами они общались на различные темы, касающиеся шахмат. «Но ход был самой важной деталью, — вспоминает Лиман. — Когда кто-то делал ход, звонил маленький настольный звонок, и я объявлял: "Итак, у нас ход!" Приходила женщина, отдавала мне запись, и я говорил: "Вы не поверите. Фишер сделал то, о чем мы даже не думали!" Было очень эффектно».

Один репортёр во время партии прошёлся по двадцати одному бару и обнаружил, что в восемнадцати из них смотрят именно эту программу и лишь три показывают бейсбол, который обычно требуют любители выпить. Когда 13-й канал предпринял попытку вместо передачи о шахматах показать предвыборный съезд демократов, сотни людей быстро заставили их изменить решение, начав звонить с жалобами, а некоторые даже угрожали поджечь станцию. Телепередачи оказались настолько успешными, что Лиман потребовал увеличения оплаты за рекламное время. Когда матч перевалил за середину, мультинациональный компьютерный гигант Ай-би-эм выдал еженедельный грант в 10 тысяч долларов для поддержки вещания программы о воскресной партии на всю страну.

Некоторые предпочитали следить за матчем в компании таких же энтузиастов, заседая в клубах и тому подобных местах. В Маршалловском клубе шахматный эксперт Эдмар Меднис размышлял над ходами, воспроизводя их на большой демонстрационной доске. Он носил клубный галстук, украшенный синими и жёлтыми фигурами. Нужно было приезжать заранее., чтобы найти стул. Меднис рассказывал, что аудитория была в напряжении: «Когда Бобби выигрывал, все взрывались аплодисментами».

В лондонском Вест-энде поклонники собирались в зале «Нотр-Дам» неподалёку от Лейчестер-сквер. Собиралось по 200-300 человек. Ходы получали по телетайпу прямо из Исландии. В зале находились две большие магнитные доски, одна для показа реальной позиции, другая — для анализа. В Женеве на международной конференции, посвящённой помощи при стихийных бедствиях, дипломаты следили за партиями в перерывах между переговорами.

Редакторы Би-би-си поначалу колебались, следует ли отводить матчу телевизионное время. Продюсер Боб Тонер вспоминает: «В новостях это обставили как сюжет о холодной войне. Одинокий американец противостоит советской шахматной машине». В конечном счёте корпорация решила проводить еженедельное шоу из студии в Бирмингеме; как и его американский двойник, оно быстро достигло популярности, собирая миллион зрителей. Вел его Леонард Барден, профессиональный шахматный эксперт, хотя ему часто ассистировал молодой, отлично излагающий свои мысли международный мастер Билл Хартстон: Би-би-си ценило его за уравновешенность в кризисных ситуациях (шоу проходило в прямом эфире воскресным вечером).

Во всем мире матч оказывался главной новостью. Премьер-министр Бангладеш шейх Муджибур Рахман завоевал всеобщую популярность, рассказав местным журналистам о своем восхищении шахматами. В «The Bangladesh Observer» сообщалось, что он настолько был поглощён шахматной партией в Национальном клубе прессы, что придвинул кресло и начал смотреть за игрой, — рядом со статьей приводилась подтверждающая это фотография. Египетская официальная газета «Al-Ahram» опубликовала фотографию Фишера в бассейне отеля «Лофтлейдир». Югославский гроссмейстер Светозар Глигорич делал ежедневные репортажи для белградского радио, а в самом Белграде партии воспроизводились на большом демонстрационном экране на площади Республики. В выходные дни сотни людей приходили ее посмотреть. В главной газете Аргентины «Clarin» матч держался на первой полосе почти два месяца, пока не сменился информацией о резне политзаключённых в тюрьме Патагонии. Гроссмейстер Найдорф писал репортажи для популярного радиошоу «El Fontana».

В итальянской газете «La Stampa» врач приводил неврологический анализ мозга Фишера и Спасского. Более консервативная миланская газета «Corriere della Sera» напечатала эксклюзивное интервью с Фишером, которое репортёру удалось получить, столкнувшись с шахматистом в ресторане. В Британии, где придумывание заголовков превратилось в искусство, матч оказался плодотворной почвой для творчества журналистов. После одной из побед Фишера «Daily Mirror» провозгласила: «SPASSKY SMASHSKI!» — «СПАССКИЙ ГОТОВ!».

Шахматы внезапно получили возможность выйти из непрезентабельных задних комнат, став товаром в обществе потребления. Желая повысить продажи, рекламные и торговые менеджеры использовали шахматы, как образ, привлекающий покупателей. Для тех, кто хотел считать матч битвой политических систем, удивительная скорость, с которой капиталистическая Америка отреагировала на возможности получения прибыли от игры, должна была являться достаточным доказательством.