Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения

Когда мы вышли на Польскую улицу и бросились бежать на пристань, чтобы застать еще «Владимир» у мола, бой на улицах города разгорался; ружейная и пулеметная трескотня перемешивалась с револьверными выстрелами из окон домов. Свист пуль из поперечных улиц заставлял перебегать перекрестки полным ходом. По пути попадались валяющиеся раненые и убитые. Когда, наконец, мы достигли мола, то увидели, что все пароходы, стоявшие утром у пристани, уже ушли и только «Владимир», уже отшвартовавшись, еще кормой касался берега. На молу собралась большая группа в несколько сот офицеров - это дружина полковника Стесселя, отступавшая под давлением большевиков, занявших Николаевский бульвар и поставивших там артиллерию. Этой группе офицеров уже не представилось возможным попасть на совершенно переполненные пароходы, ушедшие в море, и она ожидала здесь подачи какого-либо свободного судна. Как впоследствии оказалось, такового не нашлось и им пришлось возвратиться в город, чтобы с боем пробиваться к румынской границе. Я и мои спутники, то есть управляющий конторой банка, казначей банка, казначей штаба и сестра управляющего, были подняты при помощи брошенных нам канатов прямо на корму «Владимира», который стал медленно отходить под огнем пулеметов с соседнего мола и пушечным обстрелом с Николаевского бульвара. Все, что мне пришлось испытать в эти кошмарные часы, не к чести дежурного генерала Витвиницкого, забывшего о данном мне поручении и, как я потом узнал, торопившего капитана «Владимира» к скорейшему отходу, и моих храбрых подчиненных офицеров, бросивших меня в банке на произвол судьбы.

«Владимир» взял курс на Севастополь. Переезд, хотя и был короток, но кошмарен вследствие переполнения парохода. Каюты, палубы, трюмы - все было забито людьми; много было тифозных; было и несколько раненных пулеметным огнем во время прохождения Одесского рейда. Ночью хватил небывалый мороз, дошедший к 6 часам утра до 26 градусов ниже нуля по Реомюру. Когда утром 26 января мы входили в Южную бухту Севастополя, начался сильный шторм, которого мы избегли, но который причинил огромные несчастья тем судам, которые из Одессы пошли в Константинополь: большинство шторм застал в море, и некоторые из них погибли.

Так кошмарно прошла эвакуация Одессы, оттянутая Главным командованием до последнего момента, приведшая к гораздо худшим последствиям, чем это было бы, если б ее начать исподволь и планомерно, как предполагал генерал Шиллинг.

В Севастополе я пробыл всего одну неделю, но и за этот короткий срок мне ясно было видно, что дело Добровольческой армии погибло. Крым еще удерживался войсками Одесского фронта - группой генерала Слащева, отступавшего на Перекоп, где он укрепился и сдерживал наступление красных. Севастополь был переполнен офицерством и беженцами и представлял совершенно такую же картину, как и Одесса. На Севастопольском рейде были уже приготовлены пароходы для вывоза имущества морского ведомства и семей моряков. Последние позаботились заблаговременно нагрузить пароходы своим имуществом, до домашней обстановки включительно. Положение было таково, что не сегодня-завтра Севастополь будет брошен. Командующий войсками генерал Шиллинг прибыл только 27 января, а генерал Слащев находился на севере Крымского полуострова; распорядиться было некому; царила полная неразбериха и паника. 27-го на пароходе «Молчанов» прибыл генерал Шиллинг, но и он общего положения и настроения не изменил, у всех была только одна надежда на упорное сопротивление генерала Слащева. Весь мой аппарат был вывезен из Одесского района, и естественно, что в Крыму, где были свои контрразведывательные органы, я мог считать себя более ненужным, тем более что должность мною была принята против желания и сулила мне в будущем все неприятности ликвидации и сдачи имущества эвакуированных пунктов, что уже по первым их действиям указывало на ряд злоупотреблений. Поэтому я решил отказаться от навязанного мне против воли дела и подал рапорт об отчислении от должности, что и было принято генералом Шиллингом. 2 февраля я выехал из Севастополя в Константинополь на английском угольщике «Мерседес».

Глава X

Приезд в Турцию.

-Передача Главного командования генералу Врангелю - Представитель главкома в Турции. - Его сотрудники. - Мое назначение начальником паспортно-пропускного отделения, - Порядок отправок и недопущения в Крым. - Отношение союзников к русским беженцам. - Иностранная разведка в Константинополе. - Снабжение Крыма. - Жизнь русских в Константинополе. - Оставление Крыма

Путешествие на пароходе «Мерседес», считая вместе с остановками в карантинах, продолжалось в общем девать дней и была по сравнению с прежними передвижениями по Черному морю, скорее увеселительной прогулкой. Нас, русских, вместе с семьями было всего 17 человек: все помещались в офицерской кают-компании, прекрасно питались благодаря любезному отношению и гостеприимству команды и офицеров парохода. Все мы были высажены на острове Принкино (Принцевы острова) я размешены на дачах, на полном иждивении англичан, где уже находилось до 2000 русских беженцев из Одессы и Новороссийска. Нужно отдать полную справедливость англичанам, что. поддерживая до известной степени довольно строгий режим, они прекрасно относились к русским и содержали их в полном довольствии.

В марте были получены сведения о полной эвакуации Новороссийска, причем остатки русской армии были переброшены в Крым, а часть ее ушла в Закавказье и даже в Персию. Семьи чинов Добровольческой армии были эвакуированы в Турцию, Болгарию, Сербию, Грецию, на острова Кипр, Мальту и даже в Египет. Главнокомандующий генерал Деникин сложил с себя звание и передал его генералу Врангелю, который будучи вызван из Константинополя, где находился не у дел, первой своей задачей

поставил спасти остатки армии, а потому с первых же шагов начал ее реорганизацию, назвав ее Русской армией, обеспечивая в то же время себя укреплением Перекопского перешейка, лабы не дать возможности красным захватить себя врасплох, что, при том расстроенном состоянии, в каком находились остатки армии, вывезенной из Новороссийска, легко могло случиться.

Я не могу описывать ни действий Русской армии в Крыму, ни работы административного характера Главного командования, так как на месте не был и мог следить за этим лишь по газетам в сообщениям приезжавших из Крыма, а потому ограничусь лишь изложением жизни русских и работы представительных органов Русской армии в Константинополе. Это проходило на моих глазах, ибо в очень скором времени новый представитель главнокомандующего при союзном командований в Константинополе генерал Лукомский пригласил меня на должность начальника паспортно-пропускного отделения при своем представительстве.

Генерал Лукомский сменил бывшего до него военного представителя Добровольческой армии генерала Агапеева на совершенно новых началах. Ему были подчинены все русские военные учреждения, до того времени бывшие независимыми, как-то: русская морская база, русский морской агент, капитан над портом, финансовый агент, представитель артиллерийского ведомства и разные заготовительные и закупочные комиссии и специальный беженский отдел. Вся дипломатическая часть и русское консульство были в ведении дипломатического представителя А. А. Нератова, независимого от генерала Лукомского, но действовавшего по соглашению с ним.

Я состоял при канцелярии генерала Лукомского, заведуя паспортной частью, то есть разрешением виз, контролем перевозок в Крым и, кроме того, информацией на Ближнем Востоке в смысле большевистской пропаганды и работы. По обязанностям службы мне приходилось ежедневно делать доклады генералу Лукомскому. Я его знал еще в чине подпоручика, когда мы вместе слушали курс в Николаевской академии Генерального штаба, и теперь, по прошествии 25 лет, мне впервые пришлось встретиться с ним на служебном поприще в Константинополе. Это был, безусловно, честный человек, соблюдавший интересы казны и Главного командования, виден в нем был большой административный опыт, полученный продолжительной штабной службой в Петербурге и в работах Особого совещания при штабе главнокомандующего Добровольческой армией. В 1920 г., когда еще сохранился клочок русской земли в руках Русской армии, иностранные верховные комиссары в Константинополе и командующие оккупационными союзными войсками считались главным образом с военным представителем Русской армии, а не с дипломатическим, а потому поддержание с иностранцами самой живейшей связи и добрых отношений приобретало громадное значение: как ни как, а зависимость от Антанты была, что выражалось как в моральной, так отчасти и в материальной поддержке. В этом отношении генерал ЛукомскиЙ вполне отвечал своему назначению, наладив прекрасные отношения и с достоинством поддерживая честь Русской армии.