В схватках с врагом

Салей предложил использовать Олю и Галю для спекуляции мохером.

— Сколько у тебя мохера? — спросил Мухамед.

— Мотков пятьсот. Мог бы взять и тысячу, если бы нашел, кому их отдать. А так их даже хранить негде.

…Галя с Олей легко нашли покупателей на мохеровую шерсть. Она только появилась, и модницы хватали ее, почти не торгуясь. Первые мотки продали у «Детского мира», выручив за один день около пятисот рублей. Мотки отдавали и по десять и по пятнадцать рублей, кто сколько даст.

— Ну вот, а вы боялись, — говорил Салей, пряча деньги в карман. — Пойду заткну глотку этому бухгалтеру.

То, что Салей и Мухамед начали втягивать в свои преступные дела советских людей, осложняло положение. Чекисты стали думать над тем, как помешать дальнейшему падению недальновидных девиц.

— Петр Васильевич, — начал Степанов, — а что, если мы задержим их? Договоримся с милицией. Там все организуют, составят протокол, оштрафуют. Может, одумаются.

— А что, это мысль, — поддержал его Козлов. — Мы же им всего не скажем, только по этому факту, так сказать, поговорим.

Начальник отдела согласился:

— Действуйте. Нельзя же допустить, чтобы эти незрелые девчонки окончательно погибли. Да и Журикова, пожалуй, стоит одернуть. Может быть, опомнится.

Степанов взял машину и поехал на Петровку, 38.

На следующий день в двенадцать часов около метро «Кировская» Салей вновь встретился с девушками и передал им еще пятьдесят мотков шерсти.

— Вы их не отдавайте меньше чем по пятнадцать рублей, — поучал он.

Оля с Галей в этот день не пошли в институт. С партией товара они приехали в «Детский мир».

— Вам не нужен мохер? — обратилась Галя к женщине, которая торопливо спускалась по лестнице. В руках у Гали был моток шерсти. Женщина тут же достала деньги.

— Спекулянты проклятые, управы на вас нет! — в сердцах выругалась какая-то пожилая женщина, когда Галя запросила с нее пятнадцать рублей за моток.

Молодой парень с веселой, озорной улыбкой подошел к Гале:

— Что у вас?

— Это не для вас.

— Да я не для себя, для жены.

— Для жены пойдет, — и Галя сунула ему в руки яркий моток, — пятнадцать рублей.

— Сколько? — удивленно переспросил парень.

— Пятнадцать, — повторила Галя. — Шерсть-то какая, заграничная, английская.

Но молодой человек вручил ей не пятнадцать рублей, а удостоверение сотрудника Московского уголовного розыска:

— А ну пошли!

Через несколько минут и Галя, и Оля, и незнакомая им женщина, только что купившая у них три мотка, сидели в машине, которая неслась по улице в сторону Петровки.

Молодой лейтенант заполнил бланк задержания Галины Федоровны Овчаренко и Ольги Наумовны Павловой. Оформил постановление о привлечении их к административной ответственности за мелкую спекуляцию, предупредил, что об их поведении пошлет официальное письмо ректору института.

Мухамед и Салей, когда услышали о том, что произошло в «Детском мире», испугались, стали допытываться у девушек:

— Наши фамилии называли?

— Да нет, почему они должны о вас спрашивать?

— А что вы говорили о нас?

Особенно страшно было Гале. Она острее других восприняла все происшедшее и дала себе клятву никогда в жизни не заниматься такими делами.

Галя с ужасом вспоминала обыск, разложенные мотки на столе, деньги, фотографирование на фоне всего этого. Она особенно боялась, что обо всем сообщат в институт и отцу с матерью.

Журикова задержали, когда он в валютном магазине на Кутузовском проспекте купил два блока сигарет «Кэмел» и две бутылки французского коньяка.

В отделении милиции он вел себя спокойно.

— Где приобрели чеки?

— Нигде не приобретал, мне заплатил пассажир-иностранец. У него не оказалось рублей. Не мог же я возить его бесплатно.

— Конечно, возить бесплатно его не стоило, — согласился старший лейтенант. — Однако по закону вы обязаны были сдать валюту или чеки в кассу таксомоторного парка. Разве вам этого не объясняли?

Журиков признал, что он, конечно, нехорошо поступил, совсем не нужно было так делать, и он пообещал, что больше никогда не допустит этого.

Старший лейтенант возвратил ему права и паспорт и заметил:

— Учтите, в следующий раз будем разговаривать серьезно.

Журиков ушел, а милиционер только вздохнул. Снял трубку:

— Сергей Александрович, ну я только что отпустил его. Бога и черта вспомнил, зарок дал…

Вечером Журиков рассказывал Карояну о беседе со старшим лейтенантом.

— Понимаешь, струхнул я здорово вначале, а он даже не обыскал.

Жена Журикова, услышав о задержании, заплакала:

— Я тебе, дураку, говорю, что тебя посадят.

— Сама дура! — рассердился Журиков. — Если бы они знали что-нибудь, давно бы посадили.

Нет, ничего не понял Журиков. Все оценил по-своему и не сделал тех выводов, на которые рассчитывали его навести чекисты.

Отношения между Галей и Мухамедом изменились. Она ждала ребенка. У Мухамеда появилась другая женщина, молоденькая продавщица из ГУМа.

Когда Галя узнала об этом, она не стала устраивать сцену ревности, только молчала, курила и все ходила по комнате. Потом взяла чемодан и стала укладывать вещи. Мухамед сидел неподвижный и чужой. Собралась быстро. Она не взяла ни сиреневой кофточки, ни золотых часиков. Ничего не взяла из того, что он подарил ей.

Новые трудности встали перед ней, и решать их теперь придется одной.

В институте на собрании обсуждали письмо из милиции, в котором сообщалось о спекулятивных махинациях Оли и Гали, им крепко досталось. Просто чудом оставили в институте.

После роддома Галя снова жила в общежитии. С Олей встречалась редко.

Кароян поездом выехал в Ленинград к Филиппову. Их познакомил Алик Хромой, уже пожилой мужчина, который постоянно околачивался около скупочного пункта на Ленинском проспекте.

Он регулярно приезжал туда на своем замызганном «Москвиче», ставил его в сторонку и присоединялся к таким же, как и он, перекупщикам золота и бриллиантов. Работал по мелочам, боялся. На эту «мелочь» да на пенсию и жил безбедно вместе с женой и дочкой. Жена была в курсе дел, иногда помогала ему.

Кароян как-то оказался в этом районе, зашел в скупку, а когда вышел, его встретил Алик Хромой:

— Что у тебя?

— Да ничего нет, просто так зашел.

— А-а, — разочарованно произнес Алик, — а я думал, может, колечко какое или сережки. Хорошо бы заплатил…

У Карояна не было ни колечка, ни сережек. Но коллеги разговорились и быстро нашли общий язык. Алик кому-то позвонил. Вскоре к ним подошел нечесаный, небрежно одетый, средних лет мужчина. Зашли в кафе-мороженое.

— Есть камни крупные, в один-полтора карата, прима.

— Сколько хочешь за них?

Филиппов хотел две тысячи триста за карат. Кароян задумался. До этого он не имел дела с бриллиантами.

— Где можно посмотреть их?

Сделка совершилась через несколько дней на квартире у Журикова.

Кароян рассматривал бриллианты: они переливались и играли всеми красками, даже при обычном электрическом освещении. Неумело совал дорогие камни в отверстия каратомера и прикидывал: брать или не брать? Прогорю или нет? И взял. Отсчитал деньги и отдал их Филиппову. Распили бутылку коньяку и расстались.

Попытки Карояна сбыть бриллианты дороже не удавались. Не помог и «профессор по камням» — официантка одного из ресторанов Судилина. Рекомендованные ею покупатели только ахали и охали, рассматривая бриллианты, однако дать за них больше, чем он заплатил Филиппову, не решались. При тщательном осмотре камней находили и «перышки», и какие-то раковинки, сколы, нацветы.

Тогда Карояну явилась мысль отправить товар за границу. Ему говорили, что там их легче сбыть. Для этой цели согласился предоставить свои услуги Вилли.

Вскоре он оформил визу и выехал в Западный Берлин.

Встречи Карояна с Филипповым, знакомство с Судилиной и встречи с Вилли не ускользнули от внимания чекистов. Однако детали сделок им известны не были. Больше всего их тревожил внезапный отъезд Вилли за границу. Возникло предположение, что он повез туда ценности. В таком случае обратно он должен был вернуться с золотом или с валютой. Решено было встретить Вилли в Бресте и тщательно обыскать его.