Мой Артек

— Ты — Салме?

— Нет, Гене, я — Нина. Не узнаешь?

Это Гене Вилкайте, она совсем не изменилась, только светлые волосы чуть потемнели. Гене оказалась из пионерок пионеркой! Она тридцать лет проработала в школе педагогом-пионервожатой. К тому же она — член Литовского общества народных мастеров, создает удивительные композиции из засушенных цветочных лепестков, прямо по-японски тонкие произведения в стиле икебана.

Гене, как в детстве, виснет на мне и всхлипывает. За её спиной стоят сильно сочувствующий муж, литовский журналист, и очень похожий на него мальчик — их младший сын.

Царственно идет по перрону заслуженная артистка Литовской ССР Марите Растекайте, очень красивая и смуглая после отпуска и моря. Она всего на сутки приехала, и спустя эти сутки мы с ней набегались и переволновались на Таллинской автобусной станции: ни на один рейс не было билетов. Наконец нашли добрую женщину-диспетчера, Марите ей понравилась, и она сделала все возможное для того, чтобы Марите успела в Литву, на гастрольный спектакль.

Приехал из Вильнюса Гриша Пайлис — остроумный веселый человек. Сначала он насмешничал над теми, у кого мокрые глаза, а потом неожиданно чуть не прослезился, когда стал. Вспоминать о мужестве Сталинграда и о том, как берегли сталинградцы артековцев в те тяжкие дни.

Во втором часу ночи приземлился самолет из Симферополя. Благодаря плакату гости из Артека сразу узнали меня. За ними вышел респектабельный товарищ в костюме стального цвета с соответствующей костюму сединой — наш вожатый Толя Пампу. Приехал без предупреждения — и тут оказался мастером сюрпризов. Итак, на нашей встрече будет четверо вожатых военных лет — Тося, Толя, Ира, я. Потом на корабль придет светловолосая девушка, спросит:

— Здесь артековцы встречаются?

— Здесь, а что?

— Я тоже артековская вожатая Татьяна Якъян, работала в 1978–1980 годах.

Таня сразу стала своим человеком. Я ухмылялась про себя, заметив, как мои за полвека перешагнувшие «детки» почтительно обращаются с юной вожатой — что бы там ни было, а вожатая есть вожатая!

И тут все начинают считать:

— Из «руководства» у нас даже шестеро — наша Лайне Соэ после войны работала в Артеке методистом.

ЦК ЛКСМЭ устроил для нас приём. Секретарь ЦК по школам Керсти Рей сказала:

— За все послевоенные годы в Артеке побывало всего семь тысяч эстонских пионеров. А как хочется, чтобы их было по крайней мере вдвое больше! Вы по себе знаете, какая прекрасная школа общественного воспитания — Артек! Но семь тысяч — тоже немало. Хорошо бы нам встретиться — первые артековцы, все эстонские комсомольцы, работавшие вожатыми, и делегаты от пионеров-артековцев. Соберёмся?

— Соберёмся!

Как долго не виделись мы с бывшей латышской пионеркой Ниной Бивка, теперь Мейме! Я приметила ее еще на вокзале по знакомым чертам лица, по взволнованному взгляду. Но узнали мы друг друга только на корабле. Нина привезла нам в подарок барабан, горн и пионерское отрядное знамя. Эти родные сердцу атрибуты и решили нашу дальнейшую судьбу — мы провели быстрый организационный сбор и стали уже не «бывшими артековцами», а сводным отрядом «Артек 1941–1944». Председателем выбрали Алёшу Диброва, вожатой — Тосю Сидорову, и приняли в отряд новых пионеров — наших гостей из Артека и с Алтая.

— Пусть расскажут биографии, — сурово сказал наш нарвитянин Володя Николаев.

Встала Нинель Мирошниченко, начала:

— Я двадцать пять лет проработала в артековской школе и…

— Принять!

— Я родился 9 мая 1945 года, — сказал Владимир Лямин, и не смог продолжать, потому что его перебили:

— Уже за одну только дату рождения — принять!

— Поздноева, Рязанову, Квитницкую, Морозову — принять!

Весёлый, трогательный и очень серьезный был этот час…

После торжественного обеда артековцы разместились по всем уголкам просторной кают-компании «Таллина» и стали рассказывать друг другу о себе. Это были торопливые повести о жизни сорока человек. Жизнь остальных сорока гостей умещалась в те же рассказы — это были дети и внуки артековцев. К ним Ира Мицкевич обратилась особо:

— Дети и внуки! Обязательно приезжайте на следующую встречу. Мы видим, что вам с нами интересно, и надеемся, что эстафету нашей дружбы вы примете и понесете дальше.

Мужчины собрались вокруг Харри Лийдемана, поздравляли с только что полученным орденом Ленина, и известный всем торговым флотам эстонский капитан рассказывал о ботнических штормах и солнце экватора. Закончил свой рассказ так:

— Однако мне лучше всего дома, да еще с вами, — и положил крепкую руку на плечо своего бывшего вожатого Толи Пампу.

Сожалели о том, что не смог приехать наш «Профессор» Виктор Пальм — прозвище, данное ему в Артеке, он оправдал вполне давно уже профессор, доктор наук, преподает в Тартуском университете и в августе был занят подготовкой к университетскому 350-летаю. Зато как всегда был с нами кандидат наук Виктор Кескюла, преподаватель политехнического института. На наш вопрос, какое число ему удобнее для встречи, он в двадцатый раз ответил: «Когда всем удобно, тогда и я буду».

Алёша взял аккордеон, заиграл «цыганочку», как когда-то на артековском концерте. И вдруг сбросила туфельки Эллен Тульп и легко, красиво пошла по кругу — милая Эллен, организатор наших встреч, неизменный друг. Мы сразу забыли, что профессия у нее строгая — она юрист, и что с артековской поры прошло немало лет. Впрочем, она у нас как была, так и осталась младшенькой.

Время от времени мы кидались искать Ланду, хотелось побыть с ней, а она со своим сыном Эйнаром и невесткой Элли все на кухне да на кухне — попробуй, обеспечь питание на восемьдесят человек. Конечно, «девочки» пытались помочь ей, но она отсылала всех:

— Ладно уж, идите, танцуйте, мне ваши сыновья, дочери, невестки, зятья и внуки лучше вас помогают.

Возгласами радости и удивления был встречен «Беленький» — Лембит Рейдла. Ну и ну! Ростом под два метра, все такой же беленький, уже много лет руководит он сельским строительством в Рапласком районе.

Появляется Лайне, нарядная и возбужденная перед отъездом на юг — везет своих внуков в Сочи, к артековской подружке Изе Рохленко. Иза работает в курортной системе, поэтому приехать не смогла. Все, кто еще не успел поздравить Лайне с наградой — орденом Трудового Красного Знамени, окружают ее.

Карл Хеллат особенно радуется появлению Игоря Сталевского — наконец нашелся! Они сидят рядом, и до нас доносятся залпы басовитого хохота — явно вспоминают белокурихинские приключения.

Ада Салу-Орлова сбежала на встречу из нарвской больницы:

— Не могу ни болеть, ни лечиться, когда вы тут радуетесь друг другу.

Айно Саан-Гильде говорит смеясь:

— Сдала внука дочери, теперь танцуй — не хочу! — после чего встает, приглашенная кем-то из старых друзей, и долго танцует на паркетном кругу кают-компании. Рядом с ней кружится черноглазая Тамара Ткаченко-Продан, она кажется мне все той же ласковой и улыбчивой девочкой, какой была в Белокурихе. А у нее за плечами много лет нелегкого педагогического труда, она работает преподавателем русского языка в школе в молдавском городе Дубоссары.

Как хочется хоть что-нибудь сказать о каждом из них! Но ведь их так много. Поэтому скажу главное, понятое из разговоров — они довольны своей работой и очень привязаны к семьям и друг к другу.

А праздник продолжается, брызжет весельем, звенит смехом и песнями, журчит вдруг притихшими голосами воспоминаний: Воспоминания сменяются разговорами о будущем, речи — танцами, отдых на корабле — экскурсиями по городу. Те, кто приехал в Таллин впервые, бегают по улочкам Старого города каждый день, не могут наглядеться. И не могут оторваться друг от друга — ведь день разлуки приближается неумолимо.

Вечером накануне отъезда Алеша отложил аккордеон и спросил:

— Итак, о следующей встрече. Когда? Где?

Пауза. Встает Нинель Кузьминична Мирошниченко:

— Хотелось бы договориться с руководством Артека и пригласить вас к нам.