Осколки неба, или Подлинная история "Битлз"

Это было грустное веселье.

– Я вернусь, честное слово вернусь, – говорил Пол, обнимая свою Лиззи. – Не могу же я остаться, когда уезжают все...

И, как гром среди ясного неба, прозвучал тост Стюарта:

– Ребята! – начал он. – Ребята, я хочу сказать что-то важное. Сделайте музыку потише.

Проигрыватель выключили, все зашикали друг на друга.

– Ребята. Сегодня у нас масса причин для выпивки. Во-первых, расставание, это знают все. А во-вторых, мы с Астрид решили пожениться.

– О-о-о! – обрадованно загалдели все. Только Джон, смекнув, что из этого следует, помрачнел и выкрикнул:

– Ты что, остаешься тут?!

– Да Джон. Прости. Профессор Лерхенфельд сказал, что подготовит меня, и с сентября я буду принят в Гамбургскую академию художеств. Ты знаешь, я плохой музыкант, и до сих пор я был с вами только потому, что очень люблю вас. Но игра в музыку кончилась. Началась настоящая музыка... Эта пластинка, – он взял с колонки миньон и помахал им, – начало больших побед.

Он замолчал, притихли и остальные. Трудно было представить «Битлз» без Стюарта.

– Ты не можешь нас бросить сейчас! – крикнул Джон.

– Я не бросаю. Я отпускаю вас. Я выпрыгиваю из корзины, и шар под названием «Битлз» устремляется к звездам.

А это, – Стюарт положил диск на место и взял за гриф бас-гитару, – это – тебе. – И он протянул инструмент Полу.

Даже по нынешним временам это был королевский подарок, и у Пола, когда он принимал гитару из рук Стюарта, к горлу подкатил комок.

– А теперь – выпьем! – закончил тот.

И в то время, когда все последовали его призыву, он, понизив голос, добавил специально для Пола:

– И не забудь о том, что я тебе говорил, – он показал глазами на Ринго Старра, который, никого не слушая, с идиотским выражением выстукивал что-то ладонями по ляжкам. – Вместе вы будете рядом с Богом.

Пол кивнул. И, сквозь радость от ощущения всеобщего братства, сквозь горечь от расставания с другом, в его душе, словно чернильная клякса через промокашку, проступило пятно безотчетного страха.

Ему нравился Ринго. Но он уже почти не сомневался, что мистические выкладки Стюарта верны.

Так кто же станет следующей потерей?

Нельзя сказать, чтобы Брайан Эпштейн уж очень любил музыку. Но во всяком случае, против музыки он не имел ничего. И, раз уж вышло так, что ему пришлось заведовать отделом грампластинок, он решил подойти к этому делу серьезно.

Во-первых, он выписал самые крупные музыкальные журналы и иногда листал их. Во-вторых, стал лично, часто не без отвращения, прослушивать все поступающие к нему диски. А в-третьих, завел «книгу спроса», в которой фиксировал поступающие заказы и каждый факт продажи. Он хотел ориентироваться в музыкальном рынке.

К его прискорбию, наибольшим спросом у ливерпульцев пользовались не Сибелиус и Григ, а разная грохочущая и бренчащая, преимущественно американская, ерунда. В качестве нештатного корреспондента Брайан стал сотрудничать с местной музыкальной газеткой «Мерси Бит», пытаясь хотя бы таким образом возвышать эстетические пристрастия сограждан.

Однако, бизнес есть бизнес. И потомственный торговец Эпштейн делал все для того, чтобы каждый покупатель мог найти у него то, что хотел.

Неожиданно для Эпштейна-старшего, отдел его непутевого сына на Шарлот-Стрит стал процветать и расширяться.

Настолько, что вскоре появилась возможность превратить его в самостоятельный магазин.

Поначалу Брайан относился к своей работе, как к тяжкой повинности. Но только не теперь. Теперь он летел в свой магазинчик «Немз» как на крыльях. И дело тут было не в коммерческом процветании. Дело было в том, что на днях он принял на работу продавщицу – молоденькую аппетитную еврейку Риту.

Брайан был без ума от нее.

Только для того, чтобы пустить ей пыль в глаза, он купил подержанный, но еще вполне приличный «Форд-зодиак». Только из-за нее он перед выходом на работу не меньше часа проводил перед зеркалом, наводя марафет, оценивая свою внешность, а, соответственно, и шансы.

Именно этим занимался он и сейчас.

«Зрелище не из приятных, – уныло констатировал он, разглядывая свои худые и кривые ноги, не желающие признавать моду курчавые волосы, а так же розовые, без тени одухотворенной бледности, щеки... – Как не соответствует все это моей тонкой поэтической душе! Но если девушка полюбит меня, она почувствует за этой обманчивой грубой внешностью нежное и трепетное сердце художника!.. Решено! Сегодня я буду настойчив и смел!»

Узрев через стекло витрины машину управляющего, Рита торопливо сказала в трубку телефона:

– Ну, все, Мейбл, мой болван приехал! О, Боже, видела бы ты какой ужасающий куст герани он тащит в своих лапах! Купил?! Жди! У мамочки из горшка украл, точно говорю! Ну все, пока! Позвоню позже...

Рита торопливо бросила трубку, одернула юбку, подтянула грудь вверх и поспешила встречать хозяина к дверям.

Увидев ее на пороге, Брайан, несший цветок впереди себя, вдруг испуганно спрятал руки за спину.

– Какие новости? – спросил он, неловко протискиваясь между продавщицей и косяком. – Много ли посетителей?

– Что это у вас в руках, мистер Эпштейн? – вместо ответа спросила Рита, изогнув роскошную черную бровь.

– В руках? – Брайан вынул из-за спины левую руку. – Ничего...

Рита продолжала смотреть на него все с тем же выражением. Брайан нехотя достал и правую руку.

– Ах это?! – воскликнул он в притворном удивлении. – Чуть не забыл! Это вам.

Сунув ей букет, он, не оглядываясь, быстрыми шагами протопал в свой кабинет. Щелкнул замок.

– Болван... – покачала головой Рита.

А Брайан в это время, бормоча то же самое слово, бегал из угла в угол своего кабинета, то и дело ударяя себя ладонью по лбу:

– Болван! Болван! Какой же я болван! Полное ничтожество!.. – Он остановился. – Я должен немедленно исправить ситуацию!

Он кинулся к телефону и, покопавшись в записной книжке, набрал номер:

– Муниципальный театр? Что у вас сегодня вечером? Премьера? «Сигурд Крестоносец»? А нельзя ли чего-нибудь повеселее? Ах да, простите... Я могу заказать у вас два билета? Все продано? Как же быть? Мне совершенно необходимо попасть туда! Может быть у вас найдется бронь для газеты «Мерси бит»? Кто говорит? Брайан Эпштейн, музыкальный обозреватель... Почему не представился сразу? Как-то не подумал... Ах, это ты, Мордыхай? Да, да, конечно! Конечно напишу. Спасибо, спасибо, ты меня очень выручил!