Гитлер. Неотвратимость судьбы

Но это была уже мелочь, и после чувствительного майского поражения Гитлер снова считал себя одним из основных действующих лиц в той большой политической игре, которая шла в Баварии. Венцом этой игры должен был стать поход на Берлин и суд над «ноябрьскими преступниками». Каждый участник этой политической игры имел собственные виды на свое будущее. Конечно, первую скрипку должны были сыграть генералы, но Гитлер очень надеялся возглавить политическое руководство новой государственной структуры.

Как правильно понимал Гитлер, игра подходила к концу, и, чтобы приблизить ее успешное окончание, Гитлер намеревался выступить в один день на 14 собраниях.

— Наш долг, — заявил он своему окружению, — объяснить людям, что как только в ближайшее время мы захватим власть, мы вздернем на виселицу предателей, негодяев и изменников, ибо виселица давно плачет по ним!

Конечно, окружение было согласно. А вот что касалось тех, от кого этот самый захват власти зависел, то… напрасно Гитлер целыми днями обивал пороги правительственных кабинетов и уговаривал их хозяев решиться на последний шаг. Никто никуда не спешил. Гитлер усилил агитацию, но добился только того, что терпение властей лопнуло, и, опасаясь выступления «Союза борьбы», 26 сентября 1923 года баварское правительство объявило о введении в Баварии чрезвычайного положения и назначило правого монархиста Г. Кара генеральным комиссаром земли с неограниченными полномочиями. Кар установил тесные связи с командующим рейхсвером генералом О. Лоссовом и начальником полиции X. Зайссером, и первое, что сделал этот триумвират, — запретил Гитлеру все его собрания во избежание нежелательных последствий. Получив очередной удар, Гитлер впал в истерику.

Не оставил без внимания агрессивное поведение лидера нацистов и фон Кар, которому он все больше действовал на нервы. Он вызвал Гитлера к себе и сухо поинтересовался:

— Как вы намерены вести себя в отношении новой власти?

— Меня никто не спрашивал, — запальчиво ответил смертельно оскорбленный непониманием высших чиновников Гитлер, — когда назначали вас генеральным комиссаром! А потому уведомляю вас, что мое поведение будет напрямую зависеть от самих властей!

Он ушел, хлопнув дверью, и фон Кар долго смотрел ему вслед. Говоря откровенно, он и сам толком не знал, что ему делать. Он не собирался подчиняться центральному правительству и в меру своих сил был намерен бороться с ним. Оставалось только узнать, что и как ему надлежит делать, поскольку его планы являли малопонятную даже ему самому смесь баварской обороны с германским наступлением. И только одно он знал наверняка: Гитлера надо как можно крепче держать в руках, пока он не заварил очередную кашу, расхлебывать которую придется ему.

Гитлер отправился к фон Лоссову. Целый вечер он доказывал ему, что ждать несущих благо «господ с севера» преступно и что среди них нет таких волшебников, которые по мановению волшебной палочки изменили бы ситуацию. Спасти положение, считал Гитлер, мог только Людендорф, которому следовало возглавить поход на Берлин. Успех был бы обеспечен — ни один солдат не осмелился бы стрелять в героя нации.

Фон Лоссов слушал Гитлера, соглашался с ним и продолжал стоять на своем. Он уже давно понял, что чем больше споришь с этим человеком, тех хуже для себя. Теперь Гитлер рассчитывал на то, что «господам с севера» не удастся договориться с фон Каром и его компанией. Слишком уж разнились интересы имперского Берлина и пожелавшей оставаться независимой Баварии, и рано или поздно все эти беседы должны были закончиться новым витком напряженности в отношениях.

Большую тревогу у канцлера вызывала и Бавария с ее сепаратистскими настроениями. Фон Кар отказывался выполнять приказы Берлина; как бы издеваясь над столицей, он впустил в Баварию столь одиозную личность, какой являлся скрывавшейся со времен «капповского путча» капитан Эрхардт. По приказу фон Кара Эрхардт создал на границе с Тюрингией военный лагерь для защиты от «красных сотен Тюрингии и Саксонии», где у власти все еще находились коммунисты. Хорошо, если только для этого, а ну как все эти боевики готовились опять же для похода на север?

Президент встретился с фон Сектом, и взбешенный генерал приказал командующему военных округов Баварии фон Лоссову арестовать наиболее активных националистов вместе с капитаном Эрхардтом и закрыть «Фелькишер беобахтер» за ее ожесточенную кампанию против Берлина.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мы уже достаточно близко познакомились с фюрером, чтобы наконец задаться вопросом: а чего же хотел в 1923 году Гитлер? Судя по всем его заявлениям, то власти. Остается только выяснить, какой и над кем.

Как известно, к власти ведут два пути — законный и незаконный. Первый — через парламентскую систему и выборы, второй — через государственный переворот как с применением силы, так и без нее. В зависимости от политической ситуации.

Что думал по этому поводу сам Гитлер? Да то же, что и раньше. Он был отъявленным противником партикуляризма, и Бавария привлекала его исключительно как исходная точка для марша на Берлин с последующим свержением федерального правительства и созданием единого национального государства. Восстанавливать военную мощь Германии, считал он, надо было не игрой в солдатики в баварских лесах и партизанской войной в Руре против французов, а путем захвата политической власти и перевооружения, чему могла открыть дорогу только эта новая власть.

Оставалось лишь узнать, каким же образом эта власть могла быть установлена. Самое интересное заключалось в том, что до недавнего времени Гитлер и сам не знал этого. На собраниях он никогда не упускал случая поиздеваться над парламентской системой и лишний раз подчеркнуть свое преклонение перед силой, но как только его спрашивали, как эта самая сила будет организована и применена на деле, он терялся и отвечал довольно туманно. Однако после знаменитого похода Муссолини на Рим в октябре 1922 года он уже знал, что делать. Идти на Берлин! И он знал, что говорил. Больше всего немцев поразило и обрадовало то, что Муссолини взял власть без единого выстрела. И очень многие верили в то, что нечто подобное возможно и в Германии, поскольку в ней имелись все предпосылки для бескровного государственного переворота: слабое центральное правительство и сила сопротивления ему в лице правого лагеря. Играло на руку Гитлеру и то, что вконец разоренные политикой «пассивного сопротивления» средние классы во всеуслышание заявляли, что «так жить дальше нельзя», и всю вину возлагали на правительство.

— Что вы можете дать народу? — в исступлении брызгал слюной Гитлер. Какую веру, за которую он мог бы ухватиться? Ровно никакой! Ибо вы сами не верите в свои собственные рецепты. Зато величайшая задача нашего движения — дать этим алчущим и заблуждающимся массам новую, крепкую веру, чтобы они могли хотя бы отдохнуть душой. И мы выполним эту задачу, будьте уверены!

Гитлер прекрасно понимал, что поход на Берлин следовало возглавить Людендорфу, поскольку ни один солдат не осмелился бы стрелять в прославленного генерала, даже если бы ему приказали это сделать. Большинство офицеров рейхсвера являлись его горячими сторонниками и оказали бы ему необходимую помощь. Да и сам генерал только и мечтал о том светлом дне, когда он выйдет к1 рейхсверу и одним движением руки разобьет дутый авторитет республиканских генералов. Что же касается политического руководства, то лучшей кандидатуры, чем он сам, Гитлер не видел.

На что рассчитывал в этой игре сам фон Кар со своими триумвирами? Сложно сказать, поскольку его позиция и по сей день кажется расплывчатой и выжидательной. По всей видимости, он очень надеялся на то, что центральное правительство попросит его навести порядок во взбунтовавшихся под нажимом коммунистов землях, после чего он продиктует Берлину свои окончательные условия. Однако ничего подобного не произошло. Имперское правительство подавило выступления красных своими силами, оставив фон Кара ни с чем. 24 октября фон Лоссов созвал совещание, на котором были обсуждены детали возможного похода на Берлин. Ни Гитлера, ни руководство СА на него не пригласили.