Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей
Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей читать книгу онлайн
В Антологию вошли ранее не переводившиеся эссе и документальная проза прославленных английских писателей XVI–XX веков. Книгу открывают эссе и афоризмы блестящего мыслителя Фрэнсиса Бэкона (1561–1626), современника королевы Елизаветы I, и завершает отрывок из путевой книги «Горькие лимоны» «последнего английского классика», нашего современника Лоренса Даррела (1912–1990). Все тексты снабжены обстоятельными комментариями, благодаря которым этот внушительный том может стать не просто увлекательным чтением, но и подспорьем для всех, кто изучает зарубежную литературу.
Комментарии А.Ю. Ливерганта даны в фигурных скобках {}, сноски - обычно перевод фраз - в прямоугольных [].
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Вот видите, как взволновала меня Ваша книга, раз я рискнул прочесть Вам проповедь. <…>
Грэму Грину
27 марта 1950
Дорогой Грэм,
спасибо огромное за «Министерство страха» и «Путешествие без карты». Свой экземпляр «Путешествия» я потерял, и оно выветрилось у меня из памяти. Обе книги немедленно перечитаю. Поймал себя на том, что последнее время полюбил перечитывать — особенно написанное Вами. С гордостью взираю на целую полку Ваших книг с дарственной надписью.
Вот видите, папа Вас проклял — проклятие чуть ли не именное, а? «Ожесточенные и аморальные книги, скрытые под мишурой эстетики». Суровые слова.
Жду не дождусь рассказа о Ваших бостонских злоключениях. Мне идея этой пьесы никогда не нравилась.
… Вы меня не узнаете. Сижу на диете доктора Галлера и весь усох. Стал очень похож на Минти — мне всегда казалось, что мы с ним на одно лицо.
Всегда Ваш
Ивлин.
Кстати, о перечитывании. Перечитал «Брайдсхэд» {841} и пришел в ужас. Оправданий найдется немало: спешка, казармы, затемнение, — но для мирного времени книга не годится. А вот сюжет, по-моему, отличный. Летом сяду переписывать.
Грэму Грину
27 июля 1950
По возвращении обнаружил Ваш трогательный подарок — «Третьего человека». {842} Прочту с огромным любопытством, хотя пьеса мне вряд ли понравится так же, как понравилась книга или фильм. Пожалуйста, не бросайте «Брайдсхэд» — уверен, у Вас получится отличный фильм. И не подумайте, что я буду придираться. Я придираюсь к стряпне, теологии, одежде, грамматике и собакам.
И.
Грэму Грину
8 ноября 1950
Ужасно благодарен за маленькую пожарную машину. Спору нет, Вы — величайший прозаик века, но так ли уж «насыщенно драматическое повествование», как гласит надпись на обложке?
Приезжайте поскорей. У меня есть икра.
И.
Грэму Грину
18 августа 1951
Дорогой Грэм,
большое спасибо за «Коней одной любовной связи» {843} — сегодня получил. Не знаю, показывал ли Вам Кэремен мою рецензию. Сквозь сдержанный стиль просматривается огромное восхищение Вашей книгой. Надеюсь — нет, не сомневаюсь, — она будет иметь успех.
В конце следующей недели Лаура увозит детей, и я почти месяц буду один. Могу ли надеяться, что Вы скрасите мое одиночество? Обуреваемый воспоминаниями о военном времени, пишу нескончаемый роман из армейской жизни. Очень, кстати говоря, вдохновился, когда прочел, что, по мнению Бендрикса {844}, 1000 слов в день — результат неплохой. Когда-то мне удавалось писать и 3000 слов в день, да и теперь довожу иной раз счет до 1200. Впрочем, Бендрикс, подозреваю, пишет лучше меня.
В Америке, когда человека посвящают в духовный сан, он получает предложение от страховой компании застраховаться на случай лишения сана. Что ж, в этом, судя по всему, есть смысл.
Ронни Нокс предлагает Вам сюжет: благородный священник берет на себя чужие грехи, чтобы помочь нуждающимся.
Так приезжайте же, если лежит душа.
Всегда Ваш
Ивлин.
Грэму Грину
21 августа 1951
Дорогой Грэм,
жду Вас с нетерпением. Но должен предупредить о некоторых неудобствах. Выпивки дома полно, а вот со съестным дело обстоит не лучшим образом. Моя кухарка в отпуске, вместо нее я нанял женщину из деревни. Если готовы есть яичницу, то от голода не умрете, но, боюсь, общепринятых блюд будет Вам не хватать.
Автомобиль. Вы водите? Я — нет. В нашем распоряжении будет ветхая машина. Впрочем, если нам захочется купить почтовую марку, до почты мы сможем добраться и пешком.
Дворецкий. Вчера слег. А ведь все мои — и Ваши — удобства целиком зависят от него. А он, как видно, выбыл надолго.
Пишу все это, чтобы Вы понимали: Ваш визит будет сопряжен для Вас с некоторыми неудобствами. Для меня же он будет сплошным удовольствием, ведь неудобства мне придется терпеть в любом случае, а Ваше присутствие их скрасит. Если Вы готовы разделить их со мной — милости просим.
По вечерам я надеваю смокинг, однако Вам, если Вы, как Генри Йорк {845}, «в наряде… пышном… не так удобно мне», следовать моему примеру вовсе не обязательно.
В Вашем распоряжении будет гостиная, где Вы сможете писать, а также ванная и постель. Горячую воду в любое время обещать не могу — за бойлер «отвечает» заболевший дворецкий. Кокса полно — если Вы что-то смыслите в том, как работает бойлер.
Словом, будем жить жизнью швейцарских робинзонов {846}. <…>
Грэму Грину
Пепельная среда, 27 февраля 1952
Дорогой Грэм,
<…> жаль, что наш с Вами февраль на Капри не состоялся. С Рождества меня преследуют такие сильные боли, что еду погреть старые кости в другое место /На Сицилию. — А.Л./. Не удивился, когда прочел в газетах о Ваших сайгонских злоключениях. Сами виноваты — не надо было признаваться в своем красном прошлом. Прочел, как вы разнесли в пух и прах американскую разведку. Эти шпионы, надо полагать, обнаружили у Вас «волчий билет» {847}. Признавайтесь.
Ни минуты не сомневаюсь, что Ваш текст ужасно извратили. Говорить по душам с журналистами — безумие. Американцы, конечно же, трусы. Они, почти все, — потомки негодяев, которые из страха перед военной службой сбежали от своих законных монархов. Хорошо, что Вы вбили им это в голову. Но какой-то безумный репортер заявил, что Вы сказали, будто католическая вера запрещает правителю нанимать шпионов для выявления потенциальных бунтарей. За такое и под суд отдать могут. Этот же репортер написал, что, на Ваш взгляд, демократия совместима с католицизмом. Такая точка зрения, может, и не подсудна, но очень вредна.
Кончил книгу {848}, которую писал. Не получилась. Разумеется, все писатели пишут плохие книги, но сейчас, именно в это время, мне обидно. В ней есть несколько отличных фарсовых сцен — но только на первых страницах. Дальше — скучно. Что ж, такой была война. <…>
Грэму Грину
7 октября 1952
Дорогой Грэм,
Ваше письмо очень меня согрело. Спасибо большое.
Когда Вы возвращаетесь? Что-то давно мы не виделись.
Завершается сорок девятый год моей жизни. А Ваш только начинается. Говорят, впереди — критический период, который скажется на всей последующей жизни. Это был год дружеских потерь. И не из-за смертей, а из-за жизненных передряг. Наша с Вами дружба началась довольно поздно. Дай Бог, чтобы продолжалась.
Пожалуйста, оставьте мне билеты на Вашу премьеру. Буду громко аплодировать и кричать: «Автора!»
Не скрою от Вас, мне показали Ваше письмо про Чаплина {849} в «Нью-Стейтсмен».
Если Кэтрин еще на Капри, большой ей от меня привет.
И.
Грэму Грину
2 мая 1954
Дорогой Грэм,
