Этим утром я решила перестать есть

Это относится и к анорексии, поскольку при ней у нас появляется ощущение якобы тотальной власти над собой, а на самом деле мы ее очень быстро утрачиваем. Мы продолжаем «диету» для того, чтобы еще вернее овладеть своим телом, не понимая того, что, по логике вещей, совершенно теряем самоконтроль, и это влечет за собой опасное истощение организма. Начинается смертельная спираль.

Мы становимся слепыми, сами того не замечая.

Я не видела своего костлявого тела. Мне казалось, что МОЖНО «продвинуться еще дальше», а смертельная опасность, возникшая в результате недоедания, подходила ко мне все ближе при каждом моем новом усилии. Конечно, я чувствовала боль от натянувших кожу костей, я видела, что физические усилия стоят мне все большего труда, но анорексия владела мной, заставляя не обращать внимания на ежедневные страдания.

Анорексия и булимия возникают от нехватки нежности. Чтобы победить их, нужно отдаться во власть позитивного настроения. А мы не даем волнению и любви окружающих захватить нас и согреть. Мы не видим себя, в то время как первейшая цель анорексии-болезни (основанная на составленном о себе представлении) придать себе желаемый внешний вид, такой, какого хотим мы сами и какого требуют от нас остальные.

Сегодня я могу понять ужас моих близких. Тогда я не чувствовала, насколько я шокирую их. Я думала «подразнить» их силой своего характера, позволившей мне похудеть примерно на тридцать пять килограммов.

Я хотела худеть и наращивать мускулы.

Кто не хочет обменять целлюлит на мышцы? «Похудейте на десять килограммов, укрепив мышцы» — такие заголовки размещают женские журналы, рекламируя подвиги, результатом которых будет ваше присоединение к касте стройных избранных и знаменитых героев репортажей.

Недостижимым…

И при этом мы не идиотки! Мы прекрасно знаем, что этот мир грез и блесток недоступен и что настоящая жизнь — не там.

НРП и экзистенциальный кризис? Несомненно.

Я не решусь утверждать, что моя болезнь была «пошлым притворством», но я должна признаться в том, что получала какое-то подлое удовольствие от нее. Позже я предположила, что нарушения режима питания развились во мне оттого, что я хотела узнать границы своих возможностей, своих способностей, своего взаимодействия с окружающим миром. Сегодня я чувствую себя достаточно сильной и зрелой для того, чтобы штурмовать взрослую жизнь. Я думаю, что случившееся было необходимо мне, теперь я могу смело смотреть в будущее.

Зачем я вызывала у себя рвоту?

Во-первых, это был инстинкт выживания. Я не вынесла бы вида своего тучного тела. Надо было действовать, к каким бы последствиям это ни привело. Мне легче было умереть от нехватки калия, чем от отвращения к себе самой. А ведь даже слово «рвота» мне не нравилось, оно казалось мне грязным. Жюстин, чистенькая и послушная девочка, никогда не делала ничего «грязного». Всегда аккуратная, до мании любящая чистоту и организованность, она такой и оставалась. Мне было стыдно «пачкаться», то есть вступать в контакт с реальностью и ее беспорядком. Вместо слова «рвота» я употребляла слово «возвращение».

Я не могла выносить своей подчиненности еде.

Я ела для того, чтобы выжить, и хотела забыть об этом, возвращая все. Я старалась не оставлять в желудке ничего «живого» думая что уже поглотила достаточно для того, чтобы жить вечно. Еще один парадокс — желание умереть и мощная жажда жизни вне пищи.

Теперь я хочу не только жить, я надеюсь однажды подарить жизнь кому-нибудь еще.

Я начинаю любить себя. Я ненавижу змей.

Жюстин Д.

Ноябрь 2006