Homo Гитлер: психограмма диктатора

Болезнь Паркинсона является наиболее часто встречающимся нервным заболеванием. В некоторых случаях она передается по наследству, но в случае Гитлера это не доказано. Эта болезнь очень сильно влияет на психику пациента. Как пишет Вильгельм Шайд, «в нарушениях, проявления которых не ограничиваются какой-либо определенной частью тела, но захватывают весь организм, есть что-то зловещее. Медленно слабеющий пациент вынужден наблюдать, как от него постепенно отдаляются люди, составлявшие ранее его окружение».[163]

Правда, когда Гитлер ушел из жизни, болезнь, поразившая его организм, находилась только на ранней стадии. По мнению Гиббельс, с середины 1941 года у фюрера развилась левосторонняя брадикинезия (замедленность движений), с 1942 года стала дрожать левая рука, с 1943 года осанка стала сгорбленной, в 1944 году появились нарушения походки и только в 1945 году началось расстройство мимики лица. В марте-апреле 1945 года один из офицеров Генерального штаба охарактеризовал Гитлера как «развалину»: «Он передвигался по подземному бункеру медленно и с большим трудом, выбрасывая вперед верхнюю часть тела и подтягивая ноги. Гитлер не мог сохранять равновесие, и, если ему приходилось останавливаться, пройдя несколько десятков метров, он сразу же садился на заранее расставленные вдоль стен скамьи или опирался о плечо собеседника».[164]

«Когда он стоял, его тело было очень сильно наклонено вперед, обе руки беспрерывно тряслись, остекленевший взгляд был устремлен куда-то вдаль», — так описала свою встречу с фюрером 26 апреля 1945 года летчица Ханна Райч.[165] Руководитель гитлерюгенда Артур Аксманн, находившийся в последние дни в бункере и награжденный Гитлером Золотым крестом Германского ордена, высшей наградой третьего рейха, рассказывал: «Гитлер наградил меня крестом, но не смог сам надеть его мне на шею, поскольку у него слишком сильно дрожали руки. Это пришлось сделать Отто Гюнше».

Однако Гиббельс подчеркивала, что болезнь Гитлера не оказывала какого-либо влияния на принимавшиеся им политические и военные решения. Но современные исследования доказывают, что нередко психические изменения на десятилетие опережают моторные симптомы заболевания. И хотя на ранней стадии болезни интеллект в общем не страдает, нарушения умственной деятельности вполне могут иметь место. Данные, полученные при словесном тестировании по методу Бентона, показали, что у пациентов, страдающих болезнью Паркинсона, ухудшается способность распознавания логических структур и они склоняются к эмоциональному восприятию действительности.[166] Достоверно установлено, что к началу войны Гитлер уже был болен паркинсонизмом, и, возможно, заболевание начало развиваться с 1937 года.

Фельдмаршал фон Манштейн вспоминал, что между 1942 и 1944 годами «во время споров по оперативным вопросам, которые постоянно возникали у меня как командующего группой армий с фюрером, он с невероятным упорством отстаивал свою точку зрения. Я никогда не встречал людей, которые в подобных обстоятельствах проявляли бы столько же упрямства».[167] Альберт Шпеер подтверждает, что именно в это время у Гитлера необычайно развилось упрямство, которое является одним из признаков наступления старости.[168]

В марте-апреле 1945 года офицер Генерального штаба писал: «В Гитлере странным образом уживались две полные противоположности: насколько быстро он с присущей ему остротой ума ставил задачи и разрешал тактические вопросы, делая правильные выводы на основе противоречивой информации из множества источников, сразу же распознавал опасность и мгновенно на нее реагировал, настолько он был умственно нерасторопен в стратегических вопросах, с большим трудом отказываясь от однажды избранной политической или военной цели. Он упорно стоял на своем, не желая отступать даже тогда, когда исчезали все предпосылки, определившие данную цель. Когда он шел по выбранному пути, на его глазах словно были шоры, которые мешали видеть то, что творилось справа и слева».[169]

Вполне возможно, что уже в 1939 году при возникновении особенно напряженных ситуаций у Гитлера происходили сбои в сторону персеверации поведения. Его мышление блокировалось как заевшая грампластинка, в царапину на поверхности которой попала игла проигрывателя. Шведский посредник Далерус, который незадолго до начала Польской кампании по просьбе Лондона вел переговоры с Гитлером, сообщил о странном поведении фюрера: «Внезапно он остановился посреди комнаты. Его голос зазвучал как-то сдавленно, и все происходившее создавало впечатление чего-то ненормального. Одну за другой он выпаливал прерывистые фразы: "Началась война, и я буду строить подводные лодки, подводные лодки, подводные лодки, подводные лодки…" Его голос становился все тише, и вскоре невозможно было понять, что он говорит. Внезапно он встряхнулся и закричал, как будто обращался к большой аудитории: "Я буду строить самолеты, строить самолеты, самолеты, самолеты, и я уничтожу моих врагов"». Оправившись от первого удивления, Далерус огляделся, чтобы посмотреть, как на это реагирует Геринг, но тот сделал вид, что ничего не происходит.

Адольфа Гитлера совсем не вдохновляло то обстоятельство, что его болезнь может пагубно сказаться на управлении войсками в ходе войны. Паркинсонизм ухудшал его умственные способности и вызвал неуверенность в своих силах. К примеру, он критиковал фон Манштейна, намеренно подчеркивая собственные заслуги, возможно, из-за собственной боязни риска. Он осуждал фельдмаршала за склонность к «дерзким решениям». Гитлер, который всеми своими политическими успехами на ниве политики 1938 года был обязан решительности и дерзости, в военной области старался избегать малейшего риска. Фон Манштейн обвинял Гитлера в проведении жестокой и невнятной стратегической линии: «Его образу мыслей более импонировало зрелище груд окровавленных трупов противника перед нашими неприступными позициями, чем образ умелого фехтовальщика, уклоняющегося от выпадов нападающих, чтобы в нужный момент нанести смертельный удар. До самого конца искусство ведения войны ассоциировалось у него только с тупой грубой силой».[170]

Начиная с 1941 года, когда стали проявляться моторные симптомы паркинсонизма, отчетливо проявились и психические изменения личности фюрера. Гитлера, который славился тем, что держал в голове тысячи имен и фамилий, стала подводить память. Он стал постепенно уходить в разговорах от частностей, предпочитая обсуждать общие проблемы. Об этом свидетельствуют специальные пропуски, которые делали секретарши в надиктованных им записях. В разговоре он стал перепрыгивать с пятого на десятое. Так, 26 декабря 1941 года он дополнил приказ о запрете оставлять позиции без сопротивления (Совершенно секретно. Только для командования) совершенно банальными указаниями: «Необходимо учитывать и использовать погодные условия, такие как утренняя роса и дождь. Не следует использовать лесные массивы».

Время от времени его мысли путались. Осенью 1941 года фюрер принял одно из своих фатальных решений, приказав своим измотанным в боях войскам вместо логического движения на Москву захватить Крым, чтобы психологически надавить на Турцию, Донбасс — чтобы заполучить мощную сырьевую базу, Кавказ — чтобы занять нефтяные промыслы и надавить на Ирак, а Ленинград — просто для психологического эффекта. Все это больше напоминало составленный капризным ребенком список подарков на Рождество, чем реально выполнимый стратегический план.

Личный врач фюрера Морелль слишком поздно диагностировал заболевание своего пациента.[171] Только 15 апреля 1944 года он впервые записал в журнале, что им обнаружена у Гитлера «разновидность дрожательного паралича», после чего попытался лечить его новейшими лекарствами от болезни Паркинсона. Однако за помощью к невропатологам не обратились. Для окружения Гитлера болезнь шефа не являлась тайной. Имеется масса свидетельств, в том числе от Генриетты фон Ширах, которые подтверждают сильные изменения личности, которые начались у Гитлера уже во второй половине 30-х годов. Повод к размышлению дает и речь Гитлера на имперском съезде партии в 1938 году, которую он закончил словами: «Я не дрогну!» Уже 8 января 1942 года проблемы со здоровьем стали для Гитлера определяющими. В подписанном им приказе фюрер разъяснял, что исход борьбы против Советского Союза будет решен «в первую очередь благодаря крепости нервов руководства».