Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев?

Так что приступим, но оговоримся сразу, что «препарировать» «легенду Лозгачева» (будем впредь ее так именовать) будет, не в пример легенде Хрущева, гораздо сложнее. У «баек» дедушки Никиты автор один — Никита Сергеевич Хрущев, и этим все сказано. А легенду П. Лозгачева кто только не излагал на свой лад, перекраивая отдельные ее эпизоды, что впору авторство этого творения приписать и Н. Зеньковичу, и Ю. Мухину, и В. Жухраю, да тому же Э. Радзинскому. Однако мы условимся, что будем придерживаться текста, который опубликовал непосредственно сам А. Рыбин, и вот почему.

Все вышеназванные и неназванные авторы ссылались на то, что первоисточником излагаемой ими версии является легенда полковника П. Лозгачева, который в начале 90-х годов прошлого столетия был нарасхват, не хуже кино- или эстрадной звезды. Именно Лозгачев проявил бурную активность в распространении легенды, которую мы его именем и назовем. Все маститые историки и писатели прямо так и заявляют— пишу мол, со слов самого Петра Лозгачева (Э. Радзинский, В. Карпов, В. Жухрай). Проявился у него на закате жизни такой талант рассказчика, и ничего тут не поделаешь.

Взять того же Тукова, который тоже присутствовал на «семинаре» у А. Рыбина 5 марта 1977 года, а сколько ни бился Э. Радзинский, ничего кроме следующих «показаний» у В. Тукова не «выбил»: «С 19 часов нас стала тревожить тишина в комнатах Сталина… Мы оба (Старостин и Туков — поясняет Э. Р.) боялись без вызова входить в комнаты Сталина» [45]. Все! Больше его хоть каленым железом жги — ничего не скажет. Вот уж действительно, боялся так боялся бравый полковник из охраны Сталина, что даже спустя без малого 25 лет после смерти вождя зуб на зуб не попадает от страха.

А вот Михаил Старостин оказался побойчее. Похоже на то, что он-то и рассказал Д. Волкогонову о событиях той ночи, а иначе с какого бы боку знаменитый историк, да еще и генерал, вещает, что первым обнаружил почти бездыханного Сталина именно он, М. Старостин. К его услугам прибегал и В. Карпов, но, тем не менее, оформленной легенды, которую можно было бы приписать Старостину, так и не сложилась. И «виной» тому, скорее всего, явилась позиция А. Рыбина, который в интервью с Д. Волкогоновым говорил одно, а в последующих публикациях совсем другое, «поменяв» М. Старостина на П. Лозгачева, который оказался еще более «бойким», чем М. Старостин.

Другое дело П. Лозгачев. Писатели и историки, которые брали у него интервью, почитай что с придыханием заявляют, что все, о чем они пишут, одобрил «сам П. Лозгачев»! Взять того же Э. Радзинского, который сначала не поверил, прочитав показания Лозгачева, в эпизод легенды, где говорится о сне на посту всего караула по охране Сталина. Но зато потом, когда он встретился непосредственно с самим рассказчиком, — все и сладилось. Поверил Э. Радзинский в его рассказ, а то как же, своей подписью тот скрепил все, что написал наш известный летописец. Впрочем, послушаем его самого: «…я решил встретиться с Лозгачевым. Он оказался маленьким, еще крепким, широкоплечим стариком с доброй улыбкой. В его квартирке в Крылатском на крохотной кухне я записал его показания.

Уже начав писать книгу, я еще раз навестил его и попросил подписать страницы, где было изложено главное. Он долго читал и потом поставил подпись» [46].

Оставим на время П. Лозгачева и вернемся к А. Рыбину и ответим на свой же вопрос — почему его версию событий той злополучной ночи мы предпочли собственно «легенде Лозгачева»? А вот почему. В «чистом» виде, то есть в редакции, скрепленной подписью самого Лозгачева, она не существует. На нее ссылаются, но на самом деле ее нет, она виртуальная. Словом, П. Лозгачев был прекрасным рассказчиком, но за письменный стол, чтобы все это записать для потомков, так и не засел. То ли площадь крохотной кухни не позволила, то ли образование не соответствовало этой задаче, кто его знает?

Скажем, у В. Жухрая есть запись «легенды Лозгачева» (сокращенно — «лЛ») на магнитной ленте, с которой ее В. Жухрай и опубликовал. А вот так, чтобы, как это у Э. Радзинского, у которого каждый лист, где «изложено главное», был подписан самим П. Лозгачевым — такого ни у кого больше нет. Куда им всем до «летописца» Земли Русской!

А чем же тогда версия А. Рыбина отличается от всех остальных авторов, которые ссылаются на самого П. Лозгачева?

А вот именно тем и отличается, что ни единой ссылки на Лозгачева у А. Рыбина нет! Он ее, таким образом, выдает за свою: Даже и не выдает вовсе, он просто излагает СВОЮ версию. Причем здесь Лозгачев? Ведь не Лозгачев организовал «семинар» 5 марта 1977 года, а А. Рыбин, который и является автором «лЛ»! Мы, конечно, понимаем пределы авторских прав А. Рыбина на «лЛ», он озвучил и опубликовал ее, но сочинил все же кто-то другой, который и был закоперщиком по организации того «семинара». Тот, кто выйдет на этого таинственного автора «лЛ», тот вплотную приблизится к разгадке таинственной смерти И.В. Сталина.

Так что, иного выбора у нас не было. Мы будем опираться непосредственно на рыбинскую версию «легенды Лозгачева», сверяя ее время от времени с текстом версии Э. Радзинского, узловые моменты которой завизированы самим П. Лозгачевым! Итак, сначала по версии Э. Радзинского, то есть из «главного»:

«Сначала Лозгачев долго рассказывал о быте Ближней дачи. Охранники называли ее просто «Ближняя» или «объект», а себя — «прикрепленными».

Наконец он заговорил о той ночи:

— В ночь на 1 марта я был на даче — дежурил… Орлов, комендант дачи, только что пришел из отпуска и был выходной. При Сталине дежурили старший прикрепленный Старостин, его помощник Туков, я и Матрена Бутусова. В ту ночь на объекте должны были быть гости — так Хозяин называл членов Политбюро, которые к нему приезжали. Как обычно, когда гости к Хозяину приезжали, мы вырабатывали с ним меню. В ночь с 28 февраля на 1 марта у нас было меню: виноградный сок «Маджари»… Это молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость. И вот в эту ночь Хозяин вызвал меня и говорит: «Дай нам сока бутылки по две…» Кто был в ту ночь? Обычные его гости: Берия, Маленков, Хрущев и бородатый Булганин. Через некоторое время опять вызывает: «Еще принеси сока». Ну, принесли, подали. Все спокойно. Никаких замечаний. Потом наступило четыре утра… В пятом часу подаем машины гостям. А когда Хозяин гостей провожал, то прикрепленный тоже провожал — двери закрывал за ними. И прикрепленный Хрусталев Иван Васильевич закрывал двери и видел Хозяина, а тот сказал ему: «Ложитесь-ка вы все спать. Мне ничего не надо. И я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь». И Хрусталев пришел и радостно говорит: «Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было…». И передал нам слова Хозяина… — Здесь Лозгачев прибавил: — И правда, за все время, что я работал, это был единственный раз, когда Хозяин сказал: «Ложитесь спать…» Обычно спросит: «Спать хочешь?» — и просверлит тебя глазами с ног до головы. Ну какой тут сон!.. Мы были конечно, очень довольны, получив такое указание, и смело легли спать (выделено мною. — А. К.).

— Подождите, но при чем тут Хрусталев? — остановил я его. — Ведь вы не говорили, что Хрусталев тоже был на даче.

— Прикрепленный Хрусталев был на даче только до 10 утра, потом он уехал отдыхать. Его сменил Старостин Михаил Гаврилович, — ответил Лозгачев» [47].

Вроде бы ничего нового. О странном распоряжении Сталина выше уже говорилось, но на один момент приведенного фрагмента из рассказа П. Лозгачева хотелось бы обратить внимание. Речь идет о меню на обед гостям, в котором значилось, по словам П. Лозгачева… «виноградный сок «Маджари»… молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость». Ничего другого из меню Лозгачев не назвал, ну какое же это меню— виноградный сок— он и есть виноградный сок, и никакое это не меню. Но слово сказано, меню на субботний вечер 28 февраля все-таки было составлено, но только… на сталинский ужин. Не станет же Лозгачев перечислять: «паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша», что на самом деле значилось в меню, но не все из этого перечня было приготовлено для гостей. А сок и фрукты — всегда пожалуйста, пейте и кушайте на здоровье!