Защита Лившица: Адвокатские истории

Бабаевская нефтебаза стала банкротом. Нечем было платить зарплату, нечем рассчитываться с поставщиками. Многие предприятия постигла тогда эта печальная участь. Будучи банкротом, нефтебаза сдавала свои емкости в аренду мелким частным предприятиям, собственниками которых были бабушки. Емкости никогда не пустовали, и бензин поставлялся таким же мелким автозаправкам. Автозаправки, в свою очередь, тоже находились в аренде у бабушек, но у других. У абстрактных бабушек состояли на службе конкретные пацаны, видимо внуки, которые каждый вечер забирали наличность и привозили ее обратно на нефтебазу. Хранили наличность по-стариковски – не в банках, а в мешках. Эти мешки ночью забирали внуки других бабушек и куда-то увозили. Все бабушки были связаны между собой узами, невидимыми ни правоохранительным, ни налоговым органам.

Собственно говоря, видеть эти узы органам было необязательно, потому что часть содержимого мешков так или иначе все равно поступала к ним, но уже в ином качестве. Законы диалектики хоть и перестали быть марксистско-ленинскими, но продолжали действовать на бабаевской нефтебазе: количество переходило в качество, которое порождало другое количество, плавно перетекающее в новое качество, умножавшее уже существующее количество в несколько раз. Тот же марксизм, только в профиль.

После четвертой ходки Абрек поступил на службу к одной из бабушек. Совмещая должности грузчика, инкассатора и экспедитора, он раз в неделю приезжал на закрепленные заправки, грузил в машину мешки, отвозил их на нефтебазу и сдавал кому нужно. Однако постепенно монотонность и отсутствие адреналина стали пагубно действовать на молодой организм. Еще больше угнетало то, что мешки сваливались, как мусор, в углу комнаты, запиравшейся на совершенно смешные замки. По двадцать секунд на каждый. Мог ли Абрек представить себе, что будет свободно возить такое количество капусты и получать за это всего лишь зарплату.

Эх, бабушки! Разве можно так искушать людей? Разве можно пускать… Нет, я не хочу сказать «козла в огород», потому что за «козла» можно ответить. Но у любого живого существа есть условные и безусловные рефлексы, а с природой не поспоришь. Чувства подсказывали – возьми. Разум говорил – придумай способ. Несколько дней Абрек думал, присматривался. Свобода передвижения была лишь видимостью. На самом деле каждый рублик был посчитан и учтен. Взять просто так было бы равносильно подписанию смертного приговора без суда и следствия. Инсценировать разбойное нападение на инкассатора – слишком наивно. Бабушки сами с этого начинали. Вычислят моментально. И Абрек снова думал и присматривался. Присматривался и снова думал. «Так трусами нас делает раздумье», – любил говаривать один датский принц. Абрек никогда не был трусом и прекратил раздумывать.

В музее криминалистики при областном управлении внутренних дел есть замечательные фотоснимки с комментариями. Это был уникальный случай.

Зимней ночью с субботы на воскресенье была совершена кража двух мешков с деньгами из кассы бабаевской нефтебазы. Злоумышленник проник в административное здание предприятия через окно, ударом ноги выломал дырку в гипсокартонной стене бухгалтерии, затем открыл дверь кассы путем отжима ригеля замка и ушел с деньгами. Сторож, вызвавший милицию, еще окончательно не протрезвел, поэтому ничего сообщить не мог. Но осмотр места происшествия дал хорошие результаты. От ворот к зданию вели следы протектора автомобиля. Следы заканчивались у сугроба под тем самым окном, через которое вор проник в святая святых нефтебазы. Когда совсем рассвело, сыщики увидели на сугробе отпечаток автомобильного номера. Как раз тем утром после оттепели грянул мороз, и отпечаток застыл, как гипсовый. Этот случай вошел в учебники, а фотоснимки с места происшествия стали музейным экспонатом.

Уже к обеду двое в гражданском везли владельца автомобиля на милицейском уазике.

Абрек отнесся к задержанию спокойно. Перед въездом в город он уговорил старшего остановиться у шашлычной и угостил своих попутчиков перед дальней дорогой и казенным домом. Водитель не пил, поэтому бутылку водки классически разделили на троих и поехали в горотдел.

Не вступая в спор, Абрек в общих чертах почти честно рассказал под протокол о том, как совершил кражу. Пропустил он всего два момента: о том, где находятся деньги, и о том, с кем работал в ту ночь. Однако следы обуви на обломках гипсокартона и на снегу под окном указывали на то, что преступление исполнялось дуэтом. Одна пара следов, предположительно сорок седьмого размера, существенно ограничивала круг подозреваемых, и Абрек это понимал. Подумав, он предложил следователю версию о том, что специально для кражи надел поверх своей обуви большие калоши, но не смог объяснить, кто надел его ботинки, следы от которых обнаружили рядом. Наконец, устав от умственного напряжения, Абрек попросился в камеру. Предлагать версии и объяснять – не его специальность. После стакана водки и бессонной ночи хотелось спать.

Утром мне позвонил один бывший клиент, пользующийся авторитетом в некоторых кругах. Он сказал, что со мной хочет встретиться мальчик, у которого кое-какие неприятности. Мальчик сам все расскажет.

Через полчаса явился мальчик. Это был небритый двухметровый детина в спортивном костюме. Лицо мужественное, пожалуй, даже слишком. Невысокий лоб со следами угревой сыпи, близко посаженные глаза. Книзу от глаз – шея, переходящая в прямую кишку, далее – кроссовки не менее сорок седьмого размера. В общем, типичный герой нашего времени.

Я спросил, какого рода у него неприятности.

Мальчик стал манипулировать кистями рук, как бы набирая количество оборотов, необходимое для начала рассказа.

– Это… – изрек он, подкрепляя сказанное несколькими выразительными жестами. И замолчал, задумавшись.

Мне известно, что с помощью невербальных средств общения можно передать достаточно большой объем информации. Например, средневековые придворные дамы очень хорошо общались с помощью вееров. Покачивая веерами, они могли подавать различные знаки, предупреждать об опасности, выражать восторг, удивление, благосклонность и многое другое. Пальцы Мальчика работали почти как веер средневековой дамы.

Когда пауза затянулась, я, чтобы не показаться невежливым, поддержал беседу:

– Так! И что потом? – спросил я посетителя.

– Короче, Абрека приняли, – разразился Мальчик в монологе.

Я догадался, что эта фраза действительно (я бы сказал – в натуре) короче той, которую Мальчик мог бы произнести. Но краткость – братан таланта.

– Так! – снова попытался я стимулировать рассказчика.

– Типа, все, – завершил Мальчик свой рассказ и вытер пот со лба.

Я понял, что парень конкретно изложил все, что мог, и большего от него нельзя было требовать. По сравнению с Мальчиком у этих средневековых мракобесов был просто словесный понос, гадом буду.

Изложенное давало мне основания для вывода о том, что бизнес-партнер Мальчика задержан правоохранительными органами по подозрению в совершении преступления.

Осталось выяснить несущественные детали, как-то: какое преступление, способ его совершения, место, время, орган, расследующий дело. На это ушло почти полтора часа, а еще через час я был в Бабаевском горотделе милиции. Мальчик категорически отказался ехать туда со мной по причинам, о которых я почти уже догадался.

Я побывал в десятках следственных изоляторов – ив Ереване, и в Вильнюсе, и в Сыктывкаре, и даже в Нерюнгри. Всюду одинаковые серо-зеленые стены, одинаковый кислый запах и одинаковые надписи, выцарапанные на привинченных к полу столах. «Хока—158 ч. 2», «Валёк – Н. Челны, 163 ч. 3» и т. п. Где вы сейчас, графоманы Хока и Валёк, какие сроки мотаете?

Абреку не нужно было царапать на столе свой анамнез. О его прибытии уже знал весь спецконтингент бабаевского изолятора. Зайдя в «хату», авторитет сразу лег на уже свободное место у окна и закрыл глаза. «Опять не повезло! – засыпая, думал Абрек. – Зачем Мальчика взял на дело? Говорил же ему, дебилу, оставить машину за воротами. Но дебил – он и в Африке дебил». Абрек понимал, что здесь его территория и бабушкины внуки его не достанут. Деньги в надежном месте, Мальчика он не сдал, потому что за группу больше дадут. Теперь остается ждать суда. Пусть срок поменьше будет и скорее в зону.