Письма. Часть 1

Ах, да! Помните спор о кровном и о рубашке? Так вот, Гуль, тó, что для буржуа — рубашка, то для Романтика — кровь. Зачем таких белых? Бог и честь для буржуа рубашка, согласна, но кроме буржуа, — ничего нет у белых? Гуль, есть белые без рубашки, таких берите в противники, таких (если можете!) судите, — с буржуазией справляться — слишком легко!

О «Поле в Творчестве». Первая часть для меня целиком отпадает, вторую на две трети принимаю.

«Божественная Комедия» — пол? «Апокалипсис» — Пол? «Farbenlehre» [1241] и «Фауст» — пол? Весь Сведенборг [1242] — пол?

Пол, это тó, что должно быть переборото, плоть, это тó, что я отрясаю.

Und diese himmelschen Gestalten

Sie fragen nicht nach Mann und Weib [1243]

Основа творчества — дух. Дух, это не пол, вне пола. Говорю элементарные истины, но они убедительны. Пол, это разрозненность, в творчестве соединяются разрозненные половины Платона.

Если пол, — то что же ангелы? А разве ангелы не — (не ангелы в нас!) творят?!

Пол, это 1/2. — Формула.

О Белом и Гоголе — согласна. Об отсутствии любовного Эроса — согласна. О призрачности и неубедительности героинь — согласна. О звукописи — согласна. Раньше была и цветопись, но такая же от всего оторванная и… жуткая, как ныне — звукопись. («Золото в лазури» [1244] — перечтите.) Он не — небесный и не земной, он — повисший. И изживающий постепенно все 5 чувств. (Зрение и слух.)

________

Это первые, беглые отклики: как отозвалось. Немножко освобожусь, перечту, подумаю и скажу еще. И если Вам любопытно, буду сообщать Вам отзывы студенчества, — здесь ведь тоже три союза!

________

Недавно получила известие от Бахраха, что собирается с Вами встретиться для окончательного выяснения с моими «Земными Приметами». Пишет, между прочим, что больше 1 ф<унта стерлингов?> т. е. 41/2 дол<лара> у вас не платят. Хорошо бы довести до 5 д<олларов>, но если окончательно невозможно, соглашайтесь и на это. Теперь ряд оговорок: 1) только на одно издание 2) две корректуры 3) лист с важнейшими опечатками, установленными мною 4) деньги, по возможности, по представлению рукописи 5) 25 авторских экз<емпляров> 6) СТАРАЯ ОРФОГРАФИЯ 7) установить колич<ество> экз<емпляров>, срок выхода и переиздания — и все, что еще измыслите в мою пользу.

Да! Теперь — как определить число листов? По количеству букв в странице? По количеству строк? Или как? Сколько листов в Ваших «Рассеянных»?

Переписать здесь на машинке не берусь, и «Геликон» и «Эпоха» переписывали сами, — и прозу. Переписать такую книгу здесь целое состояние. Рукопись, сравнительно, четка, но на обеих страницах.

________

Не обвиняйте меня в жадности и в суетности, впрочем, в моей книге — обо всем, есть наверное и об этом. Пишу поздно вечером, устала.

— Спасибо за все.

МЦ.

Новый адр<ес>: Praha P.P. Dobřichovice, Horni Mokropsy, č 33, u Pana Grubnera — мне — на фамилию Эфрон.

<Приписка на полях:>

Dobřichovice: bricho, это — брюхо: «доброе брюхо» — Добробрюхово. — Хорошо?! —

<На отдельном листе:>

В следующем № «Русской Книги» поместите, пожалуйста, если не поздно:

Подготовлена к печати книга:

СЕРГЕЙ ЭФРОН — «ПОБЕЖДЕННЫЕ» (С МОСКОВСКОГО ОКТЯБРЬСКОГО ВОССТАНИЯ — ПО ГАЛЛИПОЛИ. ЗАПИСКИ ДОБРОВОЛЬЦА)

МАРИНА ЦВЕТАЕВА — «ЗЕМНЫЕ ПРИМЕТЫ» Т. 1 (МОСКВА, МАРТ 1917 г. — ОКТЯБРЬ 1919 г. ЗАПИСИ.)

— «МÓЛОДЕЦ» (ПРАГА, 1923 г. ПОЭМА-СКАЗКА.)

— «ЛЕБЕДИНЫЙ СТАН» (МОСКВА, МАРТ 1917 г. — ДЕКАБРЬ 1920 г. БЕЛЫЕ СТИХИ.)

Адр<ес> и Сережин и мой: Praha P.P. Dobřichovice, Horni Mokropsy, č. 33, u Pana Grubnera (хорошо бы не перепутать!)

На упомянутые книги из<дате>лей еще нет (кроме «Зем<ных> Прим<ет>?) — м. б. таким образом найдутся.

Прага, 30-го марта 1924 г., воскресение

Милый Гуль,

Какой у Вас милый, тихий голос в письме, все интонации слышны, — кроткие. Как я тронута, что Вы меня вспомнили — с весной, есть особая память: по временам года?

Помню один хороший вечер с Вами — в кафе. Вы всё гладили себя против шерсти, и я потом украла у Вас этот жест — в стихи. [1245] Тому почти два года: из России я выехала 29-го апреля 1922 г. Скучаю ли по ней? Нет. Совсем не хочу назад. Но Вас, мой безрадостный и кроткий Гуль, понимаю. Редактируете „Накануне“? [1246] Не понимаю, но принимаю, потому что Вы хороший и дурного сделать не можете.

Вам, конечно, нужно в Россию, — жаль, что когда-то, в свое время, не попали в Прагу, здесь хорошо, я ее люблю.

У меня, Гуль, эту зиму было много слез, а стихов — мало (сравнительно). Несколько раз совсем отчаивалась, стояла на мосту и заклинала реку, чтобы поднялась и взяла. Это было осенью, в туманные ноябрьские дни. Потом река замерзла, а я отошла… понемножку. Сейчас радуюсь весне, недавно сторожила ледоход, не усторожила, — лед тронулся ночью. И — ни одной просини, прозелени: у нас ледоход — синь! Здесь цвета пражского неба. Но все-таки хорошо, когда лед идет.

Странно, что в Россию поедете. Где будете жить? В Москве? Хочу подарить Вам своих друзей — Коганов, целую семью, все хорошие. Там блоковский мальчик растет — Саша, уже большой, три года. [1247] Это очень хороший дом, Вам там будет уютно. Повезете мою книгу — поэму „Молодец“, через неделю начнет печататься в здешнем из<дательст>ве „Пламени“. Надеюсь, что выйдет до Вашего отъезда, непременно Вам пришлю.

С прозой — ничего: лежит. Лежит и целая большая книга стихов, после России, за два года. Много чего лежит, в Праге одно единственное из<дательст>во, и все хотят печататься. Предполагается целый ряд альманахов, в одном из них появится моя злополучная статья „Кедр“. [1248] У Волконского новая книга „Быт и бытие“, ряд мимолетных вечностей, вечных мимолетностей. Хорошая книга. [1249]

А помните Сережину — „Записки добровольца“? (Не читали, но я Вам о ней писала.) Огромная книга, сейчас переписывается, оттачивается. Есть издатель, удивитесь, когда узнаете кто, сейчас не скажу, — боюсь сглазить. Вы эту книгу будете любить, очень хотелось бы переслать ее Вам в Россию.

Когда собираетесь? Только что перечла Ваше письмо, думала — осенью, оказывается — весной. Когда — весной? Передам через Вас письма Пастернаку и Коганам, посмотрите обоих мальчиков, блоковского и пастернаковского, напишете мне. Мне очень важен срок Вашего отъезда, и вот почему: месяца три назад послала Пастернаку стихи: много, большая работа. Не дошли. В почту не верю, ибо за 2 года ни на одно свое письмо в Россию не получила ответа. Сейчас посылаю те же стихи Любовь Михайловне, [1250] с мольбой об оказии, верной, личной, п. ч. не только стихи, но письмо, очень важное, первое за год, ответ на его через нее полученное.