О, Иерусалим!

Несколько часов назад в киббуц, где жил Авриэль, въехал потрепанный "Форд", и водитель сказал Авриэлю:

— Одевайся, поехали. Нас ждут в Иерусалиме. Шеф хочет тебя видеть.

Авриэль не удивился. За те десять лет, которые этот тихий интеллигент из Австрии посвятил сионистскому делу, он много раз блестяще справлялся с самыми, казалось бы, невыполнимыми заданиями. Сначала в Вене, потом в Стамбуле и в Афинах и наконец в Париже он руководил одной из самых необычайных операций еврейского движения — нелегальной иммиграцией европейских евреев в Палестину. В разгар Второй мировой войны Авриэль сумел даже заслать несколько своих людей в администрацию гитлеровских лагерей смерти. Более ста тысяч евреев из разных стран Европы были лично обязаны жизнью Авриэлю и его организации: он вырвал их из нацистского ада и помог добраться до берегов Земли обетованной. И вот теперь, через два месяца после возвращения домой, Эхуда Авриэля снова отрывали от семьи и от киббуца.

— Вот что, мой молодой друг, — сказал ему Бен-Гурион, когда Авриэль вошел в кабинет "шефа". — Война разразится очень скоро. Арабы готовятся к ней вовсю. Рано или поздно в Палестину вторгнутся пять арабских армий. После голосования в ООН здесь, в Палестине, со дня на день может вспыхнуть арабский бунт. То, что случилось в 1936 году, покажется нам детской игрой.

И Бен-Гурион поручил Авриэлю отправиться в Европу и использовать свой опыт руководства нелегальной иммиграцией для закупки оружия, — Мы меняем тактику, — продолжал Бен-Гурион. — Сейчас у нас нет времени на то, чтобы засунуть полдюжины винтовок в мотор трактора и ждать, пока этот трактор морем доставят в Хайфу.

Теперь мы должны работать быстро и решительно. В твоем распоряжении миллион долларов. Эти деньги положены на твой текущий счет в "Юнион де Банк Сюисс" в Женеве. Вот список того, что нам нужно.

Бен-Гурион вытащил из кармана тщательно сложенный лист бумаги, на котором было всего лишь шесть строк, напечатанных на машинке. Авриэль прочел список: десять тысяч винтовок, миллион патронов, тысяча ручных пулеметов, тысяча пятьсот станковых пулеметов. Когда Авриэль оторвал глаза от списка, Бен-Гурион взял с письменного стола еще один лист бумаги.

Это было письмо.

— В Париже живет еврей — бизнесмен по имени Клингер; он обещает помочь нам достать это, — сказал Бен-Гурион. — Тебе нужно немедленно лететь в Париж.

Затем, встав, Бен-Гурион вышел из-за стола и положил на плечо Авриэлю свою тяжелую руку.

— Эхуд, — сказал он, — ты должен добыть эти десять тысяч винтовок.

Примерно в то же самое время, когда самолет с капитаном Керином и Эхудом Авриэлем подлетал к Парижу, в так называемый "Красный дом" в Тель-Авиве на улице Хаяркон, 44, вошли два человека. В этом доме размещалась тайная штаб-квартира Хаганы.

Один из этих людей был молодым блестящим археологом по имени Игаэль Ядин. Летом 1947 года Давид Бен-Гурион оторвал Ядина от изучения старинных надписей и предложил заняться разработкой военных операций, назначив его старшим офицером Хаганы.

Другого звали Михаэль Шахам; он был "рабочей лошадью" Хаганы. С одиннадцатилетнего возраста с оружием в руках он защищал родное поселение. Позднее Шахам создал первую подпольную мастерскую Хаганы по производству оружия, тогда еще очень примитивную. Совмещая в себе таланты плотника, электрика, слесаря и выдающегося ученого-теоретика (получив в дальнейшем образование. Шахам стал научным сотрудником Института имени Вейцмана), он изобрел в 1938 году необыкновенную взрывчатку, которая не боялась влаги.

Игаэля Ядина и Михаэля Шахама вызвал к себе Яаков Дори, начальник штаба Хаганы. У Хаганы уже пыла налажена система связи, и из "Красного дома" можно было связаться по радио с любым еврейским поселением в Палестине. Командиры округов каждый день докладывали в Тель-Авив о том, что происходит у них в районах, и вся эта информация заносилась в сводный штабной журнал.

В этот зимний день начальника штаба больше всего, как ни странно, беспокоили не волнения в Иерусалиме, а небольшой инцидент, который казался Яакову Дори зловещим предвестием начинавшейся открытой борьбы. Автобус с евреями, шедший из Натании в Иерусалим, обстреляли из засады. При этом погибли три женщины и двое мужчин. Яаков Дори показал запись в журнале и сообщил Шахаму, что поручает ему обеспечить безопасность движения еврейского транспорта.

— Война будет выиграна или проиграна на дорогах, — сказал Дори. — Наша жизнь зависит от транспорта. Вы должны держать дороги открытыми для нас.

Шахам и Ядин вышли из кабинета начальника штаба. В кабинете Ядина по стенам была развешана подробная карта Палестины на шестнадцати листах, составленная в 1945 году 512-й топографической ротой Британской армии. Вся карта была утыкана булавками с красными головками, обозначавшими еврейские города и поселения; и между всеми этими красными точками извивались нити, составлявшие гигантскую паутину дорог, за которые теперь нес ответственность Михаэль Шахам.

Нередко дорога от одного еврейского поселения до другого проходила через территории, полностью контролируемые арабами, — и в таких местах любой поворот, любой кювет или придорожный куст, любой дом или холм, нависавший над шоссе, могли служить укрытием для арабской засады.

Но самой уязвимой была большая автострада длиной в семьдесят два километра в центре страны, шедшая на юго — восток. От этой артерии, которая начиналась у побережья и постепенно поднималась на высоту семиста пятидесяти метров над уровнем моря, зависела жизнь ста тысяч мужчин, женщин и детей, составлявших наиболее крупную и значительную еврейскую общину в Палестине — общину Иерусалима, В древности по этому пути двигались караваны, поднимались в Иерусалим иудеи-паломники, здесь проходила "виа марис" (дорога к морскому побережью) римских легионов; по ней брели пилигримы, скакали крестоносцы, сарацины, турки. На каждом придорожном камне лежал отпечаток бурной и кровавой истории этого края. Дорога начиналась в окрестностях Тель-Авива и Яффы и шла через Бейт-Дагон, названный так в честь бога-рыбы филистимлян. Десятью километрами дальше она проходила мимо самой большой в Палестине британской военой базы в Сарафанде (ныне Црифин. — Прим. ред.). А за Сарафандом начиналась территория, заселенная арабами.

Стройный минарет Рамлы возвышался к востоку от автострады.

Город Рамла, основанный в 716 г. арабским завоевателем султаном Сулейманом, потом захваченный крестоносцами Ричарда Львиное Сердце, разрушенный Саладином, снова восстановленный египетскими мамлюками, осажденный Наполеоном, — этот город был первым крупным арабским городом на пути из Тель-Авива в Иерусалим. В течение многих веков здесь укрывались разбойники, грабившие проходившие мимо караваны. Дальше дорога к Иерусалиму шла мимо выжженного солнцем холма, где некогда стоял библейский город Гезер, который фараон Египта дал в приданое своей дочери, выходившей замуж за царя Соломона. Потом автострада извивалась по библейской долине Горек, где родилась Далила и где шакалы Самсона с объятыми пламенем хвостами сожгли урожай филистимлян.

Через виноградники и пшеничные поля иерусалимская дорога выходила в Аялонскую долину, где Иисус Навин некогда остановил солнце. А там, где Аялонская долина кончалась, стояли два символа-антипода, олицетворявшие Палестину 1947 года: ощетинившийся колючей проволокой блокгауз британского полицейского участка, построенный на возвышенности, с которой хорошо просматривались добрых пятнадцать километров дороги, и на холме напротив крытое красной крышей — здание Латрунского монастыря, принадлежавшего ордену траппистов. У подножия спускавшихся террасами монастырских виноградников находились насосная станция, от которой зависело снабжение Иерусалима водой, и развалины старинного постоялого двора.

По обеим сторонам дороги возвышались стройные, величавые сосны, отмечавшие место, где дорога вступала в узкое ущелье и начинала подъем к Иудейским горам; эта зеленая, радующая глаз местность называлась по-арабски Баб-эль-Вад — "врата долины"; через несколько месяцев этому названию предстояло стать для палестинских евреев символом той страшной цены, которую они вынуждены были заплатить за свое государство.