Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941

Маршал Советского Союза А. М. Василевский в беседе с Константином Симоновым в 1967 г. рассказал следующее: «Я знаю всю эту историю, потому что был направлен с комиссией для расследования этого дела на месте. Но самое интересное, что, хотя мы ждали заявления от немцев, их протеста, ни заявления, ни протеста с их стороны не последовало. Ни Риббентроп, ни сопровождающие его лица, ни сотрудники германского посольства в Москве никому не сообщили ни одного слова об этом факте». К. Симонов, в свою очередь, комментирует это высказывание Василевского так: «Видимо, они решили добиться заключения договора во что бы то ни стало, невзирая ни на что, именно поэтому не заявили протеста, который мог хотя бы в какой-то мере помешать намеченному»[ 75].

После короткого отдыха в 15 часов 30 минут в Кремле началась первая встреча немцев с В. М. Молотовым и другими членами советской делегации. В переговорах принял участие лично Сталин. После трехчасовой беседы был объявлен перерыв. Затем в 22 часа переговоры возобновились и продолжались еще три часа. Ночью они завершились подписанием документа, который официально стал именоваться советско-германским договором о ненападении. Иногда его называют пактом Молотова – Риббентропа.

Партнеры так спешили, что в тексте договора даже допустили несколько грамматических и смысловых ошибок. Например, в статье, где говорится об обязательствах «обоих правительств», слово «обоих» было пропущено и впоследствии дописано над строкой; в слове «ungefahr» что означает «примерно», была допущена опечатка – «ungefahrt»[ 76].

Текст договора был до предела лаконичен. Договор состоял из семи статей. Статья I устанавливала, что обе стороны обязуются воздерживаться от агрессивных действий и от нападения в отношении друг друга. В случае нападения третьей державы на одну из сторон другая сторона не будет поддерживать нападающую державу (статьи II и IV). Стороны обязались также консультироваться друг с другом по вопросам, затрагивающим их общие интересы (статья III). Могущие возникнуть споры стороны обязались разрешать мирным путем (статья V). Договор заключался сроком на 10 лет и вступал в силу немедленно после его подписания (статьи VI и VII)[ 77].

Договор был ратифицирован 31 августа 1939 г. одновременно Верховным Советом СССР и рейхстагом Германии. Обмен ратификационными грамотами, как и было предусмотрено, произведен 24 сентября 1939 г. в Берлине.

Итак, договор был заключен, и обе стороны остались довольны, ибо каждая из них считала его своей победой. Но как же было в действительности? Для этого сравним тексты проекта, предложенного Молотовым 19 августа, и принятого сторонами варианта 23 августа 1939 г.

Прежде всего договор стал объемнее по количеству статей – вместо пяти их стало семь. В статье II советского проекта предусматривалось не только военное нападение со стороны третьей державы, но даже любая форма насилия. Но в соответствующей статье принятого документа предусмотрен лишь случай, когда одна сторона окажется объектом только «военных действий». Подписанный договор включал обязательство сторон не участвовать в какой-нибудь «группировке» держав, чего не было предусмотрено в советском проекте. Нетрудно понять, что эта статья ставила перед Советским Союзом барьер на пути к продолжению, если бы он этого пожелал, переговоров с Англией и Францией в любой форме.

Далее было согласовано, что споры будут разрешаться в порядке «дружественного» обмена мнениями, что отсутствовало в предложенном советской стороной документе. Если проект предусматривал пятилетний срок действия договора, то принятый сторонами вариант увеличивал этот срок вдвое. Наконец, советский проект предусматривал вступление договора в силу только после его ратификации. Но принятый документ не без давления немцев устанавливал вступление его в силу немедленно после его подписания. Это и понятно: Гитлеру накануне агрессии против Польши нужна была абсолютная гарантия того, что Советский Союз будет соблюдать благожелательный нейтралитет.

Вот как в мемуарах описал Н. С. Хрущев свои впечатления от беседы со Сталиным в тот вечер, когда был подписан договор: «Сталин был в очень хорошем настроении, говорил: вот, мол, завтра англичане и французы узнают об этом и уедут ни с чем. Они в то время еще были в Москве. Сталин правильно оценивал значение этого договора с Германией. Он понимал, что Гитлер хочет нас обмануть, просто перехитрить. Но полагал, что это мы, СССР, перехитрили Гитлера, подписав договор. Тут же Сталин рассказал, что по договору к нам фактически отходят Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия и Финляндия. Таким образом, мы сами будем решать с этими государствами вопрос о судьбе их территорий, а гитлеровская Германия при сем как бы не присутствует, это будет сугубо наш вопрос. Относительно Польши Сталин сказал, что Гитлер нападет на нее, захватит и сделает своим протекторатом. Восточная часть Польши, населенная белорусами и украинцами, отойдет к Советскому Союзу. Естественно, что мы стояли за последнее, хотя чувства испытывали смешанные, Сталин это понимал. Он говорил нам: «Тут идет игра, кто кого перехитрит и обманет»[ 78].

Давая оценку договору в выступлении по радио 3 июля 1941 г., И. В. Сталин говорил: «Могут спросить: как могло случиться, что Советское правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 г. Могло ли Советское правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии – если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом»[ 79].

Подобная высокая, даже восторженная оценка договора, данная одним из его вдохновителей и творцов, была бы справедлива, если бы не одна важная «деталь»: Сталин «забыл» упомянуть, что суть договора содержится не столько в его опубликованных статьях, сколько в предложенном им дополнительном секретном протоколе.

Вот его содержание:

«При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению к Виленской области признаются обеими сторонами.

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Висла и Сан.

Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть исключительно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.

Во всяком случае, оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.