Знание-сила, 2004 № 09 (927)

Глубина выгребных ям составляла от четырех до двенадцати метров. В них нередко встречаются предметы, датируемые разными столетиями-от XIII до XVIII-XIX. Это означает, что отхожие места не чистили веками, и, следовательно, они долго были источниками заразы и причиной различных эпидемий, от этого страдали даже коронованные особы. Так, в 1844 году в Англии под Виндзорским дворцом обнаружили 53 переполненные выгребные ямы — причину постоянных хворей и недомоганий его обитателей.

Содержимое выгребных ям, сточных труб и канав часто отравляло расположенные рядом колодцы и фонтаны, а впоследствии водозаборники и водопроводную сеть. Так, в середине прошлого века английский журнал "Spectator" обвинил водопроводные компании в том, что они поят людей "раствором экскрементов разной концентрации". Вся эта грязь была постоянным источником кишечных инфекций, холеры и тифа. Можно напомнить, что, заразившись по причине плохой воды, в 1849 году в Лондоне умерли от холеры более 14 тысяч человек, а в 1854 году — около 10 тысяч человек. Лишь в 1865 году, когда в столице Англии перестроили канализацию, смертность от холеры резко пошла на убыль.

Юлия Черникова

Словарный запас или метаморфозы истории

Примета новых времен: словари и энциклопедии пользуются не меньшей — а может, и большей — популярностью, чем детективы и любовные романы. Радио "говорит по-русски" и учит нас "говорить правильно" ежедневно по несколько раз. Как-то незаметно широкие российские массы подошли если не к осознанию, то к практическому принятию истины, что язык — это человек, что богатство языка — это богатство личности. И ценится оно сегодня не только впечатлительными девушками и жаждущими поднять свой культурный уровень юношами, но и прагматиками-работодателями.

А оборотившись к словарям, кто-нибудь обязательно заметил, какое же это интересное чтение. Сколько хороший словарь таит в себе неожиданных оттенков смысла, сколько дает материала для тонких захватывающих игр! Как меняется мир, на который смотришь через сетку языка богатого, как много нового можно благодаря этому заметить!

Только вот словари бывают разные...

Словарь в современном обществе понимается предельно утилитарно, как носитель объективного знания, хранитель информации. Словари и энциклопедии незаменимы при написании курсовых работ и диплома, быстро скажет студент, сбегающий с лекции. Словарь полезен для разгадывания кроссвордов, важно произнесет обыватель с интеллектуальными замашками (другой обходится без словаря, размещая в пятитирублевом сборнике кроссвордов весь свой словарный запас). В любом случае, каждый подтвердит: словарь - вещь безличная, а потому избавленная от утомляющих авторских лирических отступлений и навязывания своей позиции.

Понятно, что в меньшей степени это касается словарей советского периода, напичканных идеологией, как суп в школьной столовой вареным луком. Для перечисления всех искажений истории не хватит нового 30-томного переиздания Большой советской энциклопедии. Не хватит, хотя бы потому, что часть статей надо не просто полностью переписывать, но и вызывать из небытия (то есть писать с чистого листа). Попробуйте, например, найти в той же Большой советской энциклопедии такую мало кому известную фамилию, как Берия. Я могу, конечно, с саркастической улыбкой пожелать вам успеха, но думаю, вам это вряд ли поможет. Та же участь вас ожидает в работе с Советским энциклопедическим словарем 1980 года издания. Казалось бы, пора бы уже вспомнить, но нет, Берия забыт намертво. Или, например, поучительна история с Троцким. Большая разгромная статья посвящена троцкизму как "идейно-политическому мелкобуржуазному течению", но самого Троцкого как не бывало. Троцкизм есть, а Троцкого нет.

Но оставим в стороне покойные сегодня идеологические игры в бисер. Тем более что упражнения в них и выдержки из избранных партий украшают любой старый словарь, энциклопедию, учебник по истории или самоучитель игры на гитаре. Вы без особого труда можете насладиться ими.

Словарь интересен не только преднамеренными, пропагандистскими искажениями, но и искажениями закономерными, объективными, вызванными самой природой истории — ее движением. Так, например, пара ничем не примечательных статей 1980 года написания отдает сегодня кощунством и наивностью одновременно:

Чернобыль, г. (с 1941), райцентр в Киевской обл., пристань на р. Припять. Рем.-эксплуатац. база речного флота. Чуг.-лит. з-д,пищ. пр-тия. Чернобыльская АЭС, в Киевской обл. Строится 1-я очередь мощн. 2000 МВт (2 энергоблока по 1000 МВт). Введен в эксплуатацию первый энергоблок мощи. 1000 МВт.

Я пытаюсь себе представить, как 13 лет назад некто равнодушно и беззаботно пробегал их глазами в поисках Черного духовенства или чернильных орешков, и у меня с трудом это получается. Взгляд не тяжелел на слове "Чернобыль", не замутнялся на слове "Припять", не спотыкался на "Введен в эксплуатацию", не вспыхивал язвительным блеском на "пищ пр-тия". Более всего на мое сознание действует слово "Строится", которое помимо собственного значения содержит в себе и время. Это время стягивается в точку, оно не способно прорасти вперед. На странице 1500 идет вечное строительство Чернобыльской АЭС, возможность завершиться у которого отобрана. Вечное недозавершение, которое видится со смотровой площадки уже осуществившегося будущего. И именно поэтому бесцветное "Строится" обугливается на глазах и приобретает тоскливо-серый оттенок пепла. Вечное предчувствие смерти. Бесконечное ожидание конца.

Вряд ли кому-то придет в голову проконсультироваться со словарем насчет самого понятия "смерть". Ведь нет более простого и очевидного понятия. Мне тоже в голову ничего подобного не приходило, а наткнулась я на него случайно, рассеяно листая словарь (да, иногда разморенность, нега и благодушие заставляют заниматься странными делами). Здесь я впервые поняла, что словарь - это не только источник информации, но и способ самого мышления. Причем мышления не под стать скрежещущим аристотелевским логическим манипуляциям или пресным всплескам гегелевского абсолютного духа. Это совершенно особенное мышление, толи начисто лишенное способности вообразить собственные определения (и принимающие через них созданную ими уникальную действительность без тени сомнения), то ли постоянно иронизирующее над собой. Извольте:

Смерть, прекращение жизнедеятельности организма, гибель его.

У одноклеточных организмов (напр простейших) ?. особи проявляется ? форме деления, приводящего ? прекращению существования данной особи ? возникновению вместо нее двух новых.

?. теплокровных ?-ных ? человека связана ? прекращением прежде всего дыхания ? кровообращения. Различают 2 оси. этапа ?.: клиническую смерть ? следующую за ней биологическую, или истинную, - необратимое прекращение физиол. процессов ? клетках и тканях.

Не обращая внимания на необходимые в подобных случаях физиологические штампы (прекращение жизнедеятельности организма, прекращение дыхания и кровообращения, необратимое прекращение физиологических процессов в клетках и тканях), заметьте, что значительная часть статьи (в серьезном энциклопедическом словаре!) представляет собой поистине оду, поэтическое описание смерти. Одинокое, почти и до этого не существующее из-за своих микроскопических размеров простейшее страдает из-за угрозы прекращения жизнедеятельности. Оно готово жить в полной темноте, испытывать жажду и холод, отказаться от единственного лакомства — питательного раствора, пожертвовать всеми ресничками и жгутиками, не показывать впредь своей ложноножки на прежнем месте жительства — любимом привычном пруду, лишь бы не исчезать до конца (до последних микроскопических единиц веса) с лица земли. Оно дрожит, боится, с опаской ждет подступающей старости. И туг вдруг оно созерцает во всем блеске самую таинственную истину мира: смерти нет. От бурлящей радости неизбежно начинают функционировать естественные процессы, и простейшее делится. Смерть "проявляется в форме деления, приводящего к прекращению существования данной особи и возникновению вместо нее двух новых". В определение мрачной смерти специально или случайно был заложен самодетонирующий заряд жизнерадостности и оптимизма: смерть — это всего лишь деление, всего лишь возникновение. Так простейшее оказывается объектом зависти человека: оно бессмертно. Но, в конце концов, по эволюционной лестнице человек не так уж и далеко ушел от одноклеточных, так что у него остается надежда: а может, и мне чего перепадет. Словарь — источник вечной надежды на бессмертие.