Русская критика

«Экологический сюжет» в повести «Зеленый крест» ведет и к обозначению двух разных мироощущений: тех, кто готов переступить любые Богом установленные границы (дабы попросту не способен их воспринимать) и тех, что «выросли прямо из земли», что живут в более обширном историческом времени, не желая сиюминутной выгодой разрушить навсегда мирную прелесть и обаяние жизни, еще способной расти на древней русской земле. Этих своих героев автор прописал любовью — с ними всеми ему хорошо, а не с теми, где и преступление всего лишь «законно-оформленная сделка». Виктор Мельников, собственно, и не тратит себя на раскрашивание злодеев. Они изначально прозрачны в своем злодеянии, несмотря на туман культурных речей. В темноту и беззаконность их души писатель совсем не спускается. Зато, повторим, народные типы преподнесены им сочно и характерно. А увлекательный острый сюжет «Музея…» — только формальный прием для того, чтобы еще ярче выделить и поддержать это влечение всех героев к благообразию: примет, поймет и простить своего отца и свою мать Верочка. И, казалось бы, так долго не могущая состояться, слиться в целое жизнь семьи получит счастливое воссоединение благодаря совсем не благолепным обстоятельствам. Заслуга писателя в том и состоит, что он умеет видеть красоту и там, где много покалеченности. Причем, это не маргинальная в сущности красота светской жизни современных хроник, а красота простая, увиденная среди простых людей.

Обе повести написана крупными мазками. В них нет нынешнего «разглядывания в микроскоп» как эстетического принципа, заменившего прежнее модное «подглядывание в замочную скважину». «Микроскопические явления в душе существуют, — писал К. Аксаков, — но если вы увеличите их в микроскоп и так оставите, а все остальное останется в своем естественном виде, то нарушится мера отношения их ко всему окружающему, и, будучи увеличены, они делаются решительно неверны, ибо им придан неверный объем, ибо нарушена общая мера жизни, ее взаимное отношение, а эта мера и составляет действительную правду». На мой взгляд, Виктору Мельникову как раз и удалось сохранить в повестях верные художественные пропорции — при всей катастрофичности, обделенности и разъединенности должного быть вместе, описанная им современная жизнь и современный человек не лишены нравственного элемента, не лишены памяти земли. В «Музее..» многие страницы отданы истории московского Лефортова — месте расположения музея, где происходит действие. В беседах дочери (Верочки) и обретенного ею отца (директора музея) развертывается прекрасная картина того, как историческая память в человеке может быть жизненно-важной, помогая человеку «справляться с собой», питая его чувства и мысли. А являющийся многим трехреченцам воевода Никола с боярами в «Зеленом кресте», как и слышавшийся гул голосов из-под земли ни автором, ни его героями не воспринимаются как «фантастические элементы». Народное предание всегда бережно хранило такие знаки и знамения как чудесные, требующие от нас, живущих на земле, дела и действия. Если предание живет, то это значит, что жизнь все еще обладает своим внутренним идеалом. Да, собственно, сам Зеленый крест тоже несколько раз будет засвидетельствован в повести. И как символ спасения природы (экологическая эмблема), и как крест-памятник мученикам-воинам, погибшим за Отечество в Куликовской битве. И явился он сретенцам и трехреченцам тогда, как стали востанавливать часовню: «И вскоре глазам изумленных крестьян открылся… зеленый крест. Огромный каменный крест, вырубленный из цельного куска редкостного мрамора. По темно-зеленому фону шли более светлые прожилки. Он был почти целый, даже полировка сохранилась. Только по самой его середине шла трещина…» Обретением этого креста и завершит автор свою повесть. А еще — утвердительным аккордом любви. Герой-заступник Иван Карелин увозит из родного села свою любимую — Линду-Лидию. А в Сретенском наполовину села раскинется «небывалый стол». Народ празднует свою «викторию» над нечестивыми прожектерами. И тут же, на площади, напомнит всем дед Лука о том, что «самих себя забыли», веру свою затоптали, да и призовет всех поутру на расчистку и восстановление часовни. Там и обретут, утверждающий силу их собственной жизни и силу их собственной памяти, Зеленый Крест как символ живой земли. Обретут Крест как «хранитель всея вселенныя».

Но неполным будет рассказ о творчестве писателя без обращения к его рассказам. Рассказ — дело конкретное. Тут нужен случай, нужен факт реальности, характер и динамичный сюжет. В рассказах Мельников сохранит свой прежний провинциальный масштаб — уездного городка, поселка, деревни. Там живут его герои: дети, женщины, старики. Там укутывает он своих героев дымкой пейзажных настроений, так сочетающихся с человеческой жалостливостью. В рассказе «Кольцо» Лешке, молодому парню-работяге («по пьянкам не шатался, из воли материнской не выходил») станет жалко рубить (что для него равнозначно — губить) лес, а потому он откажется от хороших денег. «Чутким и тихим, как девичий вздох» будет у Мельникова осенний воздух в драматичном рассказе «Отчий дом». Тоской кладбищенской, грустью старости веет от печального рассказа «Прощался старик со старухой», а рассказ «Подарок» обдает читателя рождественским семейным теплом, скромным праздничным настроением подмосковного городка.

Всякий мельниковский рассказ обладает своим настроением. Но и всякий рассказ — это ухваченная боль времени. Каким трудным стало детство у наших мальчишек и девчонок! Как оскорбляется их воображение соблазнительными картинками телевизоров, как надвигается на них (в первую очередь) бесстыдство, как много сегодня того, что отравляет начинающуюся жизнь! Самим названием рассказа — «Держись, Колька, держись!» Виктор Мельников словно оказывает взрослую моральную поддержку своему маленькому герою, преследуемому дворовыми хулиганами. Его Колька действительно ощутит в себе человеческое достоинство, окажет сопротивление вымогателям, превращающим наши улицы и дворы в «детский ад». Вообще такой, «выпрямившийся герой» (будь то взрослый или ребенок) — это доверенное лицо писателя Мельникова.

В рассказе «Отчий дом» тоже ухвачена боль — боль наших стариков (родителей), теряющих детей. Теряющих в их лице привязанность к родному месту, дому, а значит — семейному преданию, памяти, ценностям. Старик Санеев, ждущий годами приезда дочери и внучки, еле справляющийся со своей тоской и душевной болью, не желающий верить очевидному — своей брошенности, умрет в тот самый момент, когда явившаяся с мужем дочь (живут в городе и занимаются бизнесом) объявят о своем намерении продать дом отца. Модное ныне занятие «бизнес» обернется в рассказе словом-убийцей, отнимающим у человека его собственно человеческие качества — сочувствия, внимания, нацеленности на другого. Умный натурой, старик возгорится сердцем от соприкосновения с этим, высосавшем из дочери нравственные силы, «бизнесом». Дочь и ее семья для отца-старика — мнимые люди, и непонятно для него чем же они живы? И не притворяются ли они живыми? Санеев — крупный характер в галерее хороших людей Виктора Мельникова. Он из тех, кто жил на земле, и для кого совершенно естественно подчинение власти земли и силе отчего дома. И только найденные соседом (таким же человеком земли), то есть брошенные дочерью треугольники — письма старика с фронта — останутся от его простой и правильной жизни. Но останутся в чужой памяти, в чужой соседской семье…

Не орнаментом и украшением, а фундаментом станет тема дома и в других рассказах писателя. В рассказе «Отпуск в одиночку» Степану, человеку семейному, выпадет доля «встроить» свою наивную честность в «новые экономические условия». Но не уразумеет бедная головушка этой откровенной «наготы действительности» с ее «новым принципом», с ее зоологической правдой — воруй, если сумеешь. И сколько бы не выгадывал он, горемыка, ради семейного бюджета — всюду ему убыток, ибо «ежегодный посев жестокости» и воровства столь разнообразен, что простодушному человеку «выгоднее» будет простодушным и оставаться. А другому семейному герою — Алексею (рассказ «Обида») спасти свое сердце, душу и нормальное отношение к жизни прийдется через разрыв с семьей. Надорванные струны своей души «чинить» поедет он в тот же отчий (материнский) дом.