Владимир Набоков: pro et contra. Том 1

Среди различных замечаний по поводу книги Локрантц мы постарались, в частности, выделить пропущенные намеки, в особенности те, которые пропущены по незнанию русского фона. В этой связи большой интерес представляет работа Карла Проффера — комментарий русиста, предназначенный для англоязычного читателя [162]. Ряд интересных и важных наблюдений, сделанных в этом комментарии, делает его незаменимым при работе над «Адой», причем он сохраняет свою полезность и для исследователя, знающего русский язык, так как далеко не все отмеченные Проффером источники, подтексты, намеки — самоочевидны для русского читателя. Естественно, однако, что в одной работе, небольшой по объему, невозможно было охватить все аспекты рассматриваемого текста [163], поэтому мы позволим себе привести некоторые дополнения и замечания к этому комментарию. Мы целиком исходим здесь из работы Проффера и в дальнейшем ссылаемся на страницы того издания, которым он пользовался, т. е., собственно, на пункты (статьи) его комментария [164].

3/1–8 (401–401/251–252) ^{308} Знаменитое начало «Ады», построенное на Толстовских цитатах. Выше мы предположили, что предлагаемая читателю «альтернатива»: «Анна Каренина» или «Детство и Отрочество» (хронологически охватывающая большую часть собственно литературного творчества Толстого) построена таким образом, что должна указать и на другие тексты Толстого — прежде всего «Войну и мир» (с его темой cousinage), попадающий в эти хронологические рамки.

Кроме того, текст построен таким образом, что его источник (подтекст) одновременно выступает как описание приема, организующего этот отрезок текста [165]. Первая фраза «Ады» модифицирует первое предложение «Анны Карениной» — и это одна из наиболее цитируемых фраз у Толстого, если не во всей русской литературе. При этом в читательском сознании она составляет одно целое со следующим предложением, которое не может не вспомнить и читатель Набокова: «Все смешалось в доме Облонских». Это «все смешалось» лучше всего описывает то, что сделано в «Аде» с толстовскими текстами (и шире, если учесть отсылку к Аксакову). Интересно, что сходными словами (но не таким же приемом) описывает свою технику монтирования цитат Мандельштам — «все перепуталось и сладко повторять».

Незамеченным остался евангельский характер «выходных данных» обоих упомянутых английских переводов, возможно, намекающий на проповедь позднего Толстого — причем Mount Tabor (Гора Фавор) — место выхода перевода, названного «Преображением» оригинала (transfigured by…). В Евангелии (Мф, 17: 1–9; Мк, 9: 2–13; Лк, 9: 28–36; 2 Петр. 1: 16–18) гора, на которой произошло Преображение, не названа, но Фавор, который вообще не упоминается в Новом Завете, фигурирует в «Августе» Пастернака («Шестое августа по старому, / Преображение Господне. / Обыкновенно свет без пламени / Исходит в этот день с Фавора…» — если Набоков мог счесть это «отсебятиной», то, видимо, и здесь скрывается выпад против «преображающих» (т. е. неточных переводов Пастернака. Имя «преобразителя» Stonelower (приблизительная анаграмма «Лев Толстой»??) еще ждет своего истолкования (во всяком случае ни один контекст, включающий Преображение или гору Фавор, по крайней мере в King James' Bible, не содержит слов stone или lower).

3/10 (402/252) [166] ^{309}. Ларри Грегг [167] справедливо сопоставляет имя кн. Петра Земского с кн. Петром Вяземским. Нужно только заметить, что в России существовала традиция давать незаконным детям аристократов фамилию, составляющую часть фамилии отца (обычно последнюю). Земский мог бы быть незаконным отпрыском Вяземских, подобно тому как потомка Репнина звали Пнин.

4/21 (403/253) ^{310}. Имя отца героя романа — Демон (производное от Демьян или Дементий) [168], конечно, прежде всего, восходит к Лермонтову, но помимо других источников этого имени, отметим еще один, на наш взгляд весьма важный. Это поэма Блока «Возмездие». В поэме (тоже своеобразной «семейной хронике») к отцу Героя постоянно применяется прозвище «Демон» [169] — начиная с «Предисловия»: «В эту семью является некий „демон“ — первая ласточка „индивидуализма“», для сравнения с «Адой» особенно показательны следующие слова из этого Предисловия: «Вторая глава должна быть посвящена сыну этого „демона“, наследнику его мятежных порывов и болезненных падений, бесчувственному сыну нашего века». И далее: «В третьей главе описано, как кончил жизнь отец, что сталось с бывшим блестящим „демоном“, в какую бездну упал этот <…> человек» — у Блока здесь отсылка к врубелевскому «Павшему Демону» [170], как и в стихах: «Ты слышишь сбитых крыльев треск», а также: «И может быть, в преданьях темных / Его слепой души впотьмах / Хранилась память глаз огромных / И крыл, изломанных в горах» — эта же отсылка эксплицируется в стихах, стоящих почти рядом с последними: «Его опустошает демон, / Над коим Врубель изнемог» — ср. в «Аде»: «Vrubel's wonderful picture of Father, those demented diamonds staring at me» [171]. Вся эта тематика упавшего демона [172] (отсутствующая у Лермонтова) прямо соотносится с гибелью Демона Вина, упавшего и разбившегося в самолете, — тем более, что в «Возмездии» присутствует и тема авиации: «И первый взлет аэроплана / В пустыню неизвестных сфер», а начало воздухоплавания упомянуто в «Предисловии», в стихах Блока эта тема обретает и катастрофическую трактовку («Авиатор» — стихотворение о гибели самолета).

Не исключено, что с блоковскими темами связана и сцена в ресторане, куда Ван приглашает Аду и Люсетту. Вся эта сцена построена на обыгрывании русских (в частности «цыганских») романсов, традиция очень заметно представленная в поэзии Блока, а также в его статьях (напомним и о многочисленных романсах, переписанных в его Записные книжки). В «Предисловии» к «Возмездию» упомянуты «цыганские апухтинские годы»; в «Speak, Memory» Набоков говорит о своих юношеских стихах: «Worst of all were the shameful gleanings from Apuchtin's and Grand Duke Konstantin's lyrics of the tsiganski type» [173] — в «Аде» же упомянуты и Grand Duke Konstantin (264 1/26–34) и tsiganshchina (410/15), последняя — рядом с именем Аполлона Григорьева, которому Блок посвятил две статьи (и выпустил том его стихов) и чья «семиструнная подруга» также цитируется в ресторанной сцене «Ады», как «pseudo-gipsy guitar piece» («псевдо-цыганский гитарный номер»). Тут же переведено и начало «единственного памятного лирического стихотворения Тургенева» — «Утро туманное, утро седое…» — (412 / 27–29), которое взято эпиграфом к стихотворению Блока «Седое утро» (его начало: «Не этот голос пел вчера / С гитарой вместе на эстраде») [174]. Наконец, сюда относятся стихи Блока, действие которых происходит в ресторане, вроде «Я пригвожден к трактирной стойке», «В ресторане» и «Незнакомка» — это стихотворение прямо названо в «Аде»: «Blok's Incognita» (460/10), причем этот перевод названия (и стихотворения и пьесы Блока), кажется, перекликается (этимологически и сюжетно) с одной из фраз в описании ресторана: «look of professional recognition on the part of passing and repassing blyadushka» [175] — чем собственно и является блоковская незнакомка. Высказывания Набокова о самом Блоке слишком многочисленны, чтобы их приводить здесь, во всяком случае, они делают подобное использование блоковских тем весьма вероятным (ср. еще Вивиан Дамор Блок в «Лолите», где несомненно виден корень «amor» — «любовь» и — с меньшей очевидностью — некоторая фонетическая перекличка с демоном).