Русские символисты
Русские символисты читать книгу онлайн
Три тоненьких брошюрки, изданные под заглавием «Русские символисты» в 1894–1895 гг., были первым издательским опытом немногочисленной московской группы символистов. Именно со страниц «Русских символистов» заявил о себе зарождающийся русский символизм, здесь появились и его первые манифесты, наконец, заглавию альманаха новое течение обязано своим именем.
Все три сборника были результатом деятельности В. Брюсова — это был его дебют не только как поэта, но и как издателя, как организатора и вождя нового течения. Благодаря им, признавался он позднее, «если однажды утром я не проснулся „знаменитым“, как некогда Байрон, то, во всяком случае, быстро сделался печальным героем мелких газет и бойких, неразборчивых на темы, фельетонистов». Брюсов и его сподвижники стали на некоторое время «героями» литературных фельетонов крупных газет и журналов: ругательные заметки о них поместили «Новое время», «Новости дня», «Северный вестник», «Мир Божий», и другие, всего появилось более полусотни рецензий.
Первый выпуск альманаха получил заглавие «Русские символисты», под которым и вышел в Москве в феврале 1894 г. В предисловии, подписанном издателем Владимиром Александровичем Масловым, о новом течении говорилось: «Нисколько не желая отдавать особого предпочтения символизму и не „считая его, как это делают увлекающиеся последователи, поэзией будущего“, я просто считаю, что и символистическая поэзия имеет свой raison d'etre».
На самом деле и издателем, и меценатом альманаха был сам Брюсов, и весь план издания был основан «на закладывании золотых часов». Вымышленный же издатель В. Маслов стал первой «мертвой душой» нового течения.
Мистификация продолжилась, поскольку большая часть стихотворений во всех трех альманахах была написана самим Брюсовым под своим именем и под многочисленными псевдонимами — В. Даров, А. Бронин, К. Созонтов, З. Фукс и др.
Среди немногочисленных реальных поэтов, принимавших участие в альманахах были А. Миропольский (А.А. Ланг), Н. Нович (Н.Н. Бахтин), Эрла Мартов (А.Э. Бугон), Г. Зароним (А.В. Гиппиус) и В. Хрисонопуло.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Подобное же своеобразие представляет и стих Ив. Коневского, тоже лишенный той дешевой «гладкости», которую так легко приобретают даже самые заурядные стихотворцы. «Мне нравится, чтобы стих был немного корявым», помню я, говорил сам Ив. Коневской. Эта корявость прежде всего возникала из желания поэта вложить в стих слишком многое. Его речи все было тесно в пределах определенного числа стоп, и он охотно ставил слова значащие там, где по законам метрики требовались слоги неударяемые. Помимо того, он любил прямые нарушения ритма в отдельных стихах, находя, что через то восстановление певучести в следующем стихе дает какое-то особое очарование… Впрочем, все это не мешало Ив. Коневскому относиться с крайней заботливостью к звуковой стороне речи. Очень обдуманы у него все сочетания гласных и согласных в стихе, и у немногих поэтов найдется столько, как у него, игры звуками, — только игры не грубой, не бросающейся в глаза, а сокровенной, которую надо разыскивать, чтобы на нее указать, но которую чуткое ухо улавливает бессознательно.
«Язык» поэта и его «стих» ни в каком случае не могут быть мерилами его значения. Мировая литература знает великих поэтов, произведения которых чрезвычайно трудны для понимания именно в силу своеобразия их речи. В таком случае на эти трудности надо смотреть как на такую же преграду, какую представляет чужой (иностранный) язык. Ради того, чтобы читать в подлиннике Эдгара По, стоит и должно изучить английский язык. Подобно этому для того, чтобы узнать поэзию Ив. Коневского, стоит и должно взять на себя гораздо меньший труд: ознакомиться с своеобразием его языка и примириться с своеобразием его метрики.
1910
