Вторая книга авторского каталога фильмов +500 (Алфавитный каталог пятисот фильмов)

женщины, от ее выбора. Все давно уже поменялись местами — ищут не мужчины, а женщины, но, к сожалению, в отсутствие достойных их красоты и нежности, закономерно превращаются из ангелов в шлюх. Лишенные права выбора, все более феминизирующиеся мужчины, согласно Блие, никаких других, кроме курв, и не заслуживают. Конечно, "Женщина моего друга" — не лучшая из его лент, обходится без сарказма и уничижительного смеха, проникнута лишь насмешливо-сочувственной интонацией по поводу горе-мужчин и "женщин-одно наказание" . Паскаль и Микки не столько борются за свой "аморальный объект желания" (по неожиданно точному и афористичному определению "Видео Муви Гайд"), сколько готовы уступить свою пассию и фурию друг другу или же как-нибудь избавиться от нее, не прилагая усилий и не тратя нервов. Но они не очень-то верят, что в результате бросившая их не вернется, в свою очередь брошенная каким-либо проходимцем, которому вовсе наплевать на женщин.

Через три года в фильме "Вечерний туалет" Б.Блие доведет идею о дискредитации мужского рода, которому уже не нужна женщина, до логического (вернее, алогичного) конца.

"ЖЕНЩИНА-ОБЕЗЬЯНА" (La donna scimmia) Италия — Франция, 1963.100 минут.

Режиссер Марко Феррери.

В ролях: Уго Тоньяцци, Анни Жирардо.

М — 3; Дм — 4; Р — 4,5; Д — 4; К —5. (0,733)

Провокационное творчество М.Феррери в начале 60-х годов еще пытались укротить цензура и общественное мнение, особенно в католической Италии, куда режиссер вернулся после пребывания в Испании. Его заставляли кое-что менять, сглаживать, хотя, например, переснятый финал ленты "Женщина-обезьяна" оказался более язвительным по сути. Многих раздражала невписываемость М.Феррери в итальянское кино той поры, он воспринимался не как свой enfant terrible, а скорее всего в качестве пришельца, чужака, оскорбляющего собственным вульгарно-циничным и непереносимо мрачным юмором. Влияние стиля "черной комедии" приписывалось на счет испанского сценариста Р.Асконы, но последующие самостоятельные замыслы итальянского режиссера доказали, что эпатажное высмеивание абсурда жизни присуще ему самому. Казалось обидным и то, что М.Феррери дерзко ниспровергал авторитеты, в частности, в картине "Женщина-обезьяна" едко иронизировал над признанным шедевром "Дорога" Ф.Феллини.

Действительно, можно обнаружить много внешне общего в этих произведениях. Мир странствующего цирка, балагана, проходимец-мужлан Антонио, который издевается над беззащитной женой Марией, только вот его супруга — урод, покрытая волосами с головы до ног женщина, и ее этот негодяй возит повсюду в клетке и выдает за обезьяну.

Трагикомическая манера М.Феррери, конечно, сильно отличается от стиля Ф.Феллини, больше доминирует комическое, нежели трагическое. И все-таки отчаяние героя, осознавшего даже на краткий миг после смерти своей жены-рабыни-зверя, что был к ней привязан, сопровожденное за кадром траурно-веселым маршем Т.Узуэли, убеждает,

что ниспровергателю моральных ценностей не чужды "слезы сквозь смех". На раннем этапе своей карьеры он исследует, если вглядеться в глубь ернических фарсов, проблему выживания человека в условиях диктата со стороны собственного супруга или семьи. Начиная с испанских фильмов "Квартирка" и "Коляска", а затем подхватывая этот мотив в лентах "Пчеломатка" и "Женщина-обезьяна", М.Феррери вступается за "маленьких людей", обиженных и растоптанных своими близкими, которые жаждут господства и беспрекословного подчинения. В то же время "Женщина-обезьяна" оказывается антитезой "Пчеломатки", решая вопрос борьбы мужского и женского начал, самцов и самок с альтернативной точки зрения, когда мужчина остается в живых и вынужден усыновить прижитого ребенка, "обезьяньего" детеныша, которого наверняка сделает участником нового балаганного зрелища.

То, что лишь намечено в картинах начала 60-х годов, более обобщенно, уже как идея о вырождении человеческого рода, а не только отдельной семьи (что проявляется в стремлении полностью покорить себе подобного и низвести вовсе не урода до состояния послушного животного), найдет отражение в работах среднего периода творчества замечательного итальянского режиссера — "Сука" (1971), "Последняя женщина" (1975) и "Прощай, самец" (1977). Кстати, в последней из них забавно и трагически продолжена тема "самца и детеныша".

"ЖЕНЩИНА-ПОЛИЦЕЙСКИЙ" (La femme flic) Франция, 1979. 103 минуты.

Режиссер Ив Буассе.

В ролях: Миу-Миу, Жан-Марк Тибо, Франсуа Симон, Лени Эскудеро, Жан-Пьер Кальфон.

Дм — 3,5; Р — 4; Д — 3; К — 4. (0,604)

Инспектор полиции Коринна Левассёр переводится с юга на север Франции за то, что вмешивалась не в свои дела. Но и на новом месте она не умеряет свой пыл и пытается раскопать грязное и скандальное дело о совращении малолетних девочек.

Фильм И.Буассе остался бы обычным "поляром", который, правда, оказался одним из рекордсменов года по результатам проката (наверно, из-за пикантности затронутой темы), если бы не великолепная игра Миу-Миу, чрезвычайно искренней, эмоционально раскованной, обостренно переживающей все происходящее и заставляющей ощутить неподдельную боль за несправедливость, подлость и циничный разврат во внешне благопристойном обществе. Сочетание твердости и решительности в поступках, бескомпромиссности позиции с душевной тревогой и деликатностью в подходе даже к неприятному и отталкивающему, с ее собственной беззащитностью делает эту женщину-полицейского с обликом девочки-подростка такой же невинной и обманутой жертвой порочной системы, как и юных подзащитных героини.

"ЖИВОТ АРХИТЕКТОРА" (The Belly of an Architect) Великобритания — Италия, 1987. 108 минут.

Режиссер Питер Гринауэй.

В ролях: Брайан Деннехи, Клои Уэбб, Ламбер Вильсон, Серджо Фантони, Стефания Кассини

М - 2,5; Т - 2,5; Р - 4,5; Д - 4; К — 4. (0,667)

Модный американский архитектор Стурли Крэклайт приезжает вместе с женой Луизой из богатой семьи по специальному приглашению в Рим, где он должен подготовить выставку, посвященную уже забытому французскому архитектору Этьену-Луи Булле, который жил и творил в XVIII веке. Постепенно идентифицируя факты собственного пребывания в Италии с малодостоверными сведениями о Булле, Крэклайт впадает в состояние наваждения на почве ревности к забеременившей жене и из-за мучительных болей в животе.

Типичная для П.Гринауэя притча о величественном бессмертии искусства и о мелкой суете человека, надеющегося избежать неминуемой смерти, рассказана, как всегда, изобразительно впечатляюще, с изысканно строгими композициями, на сверхобщих планах, которые вписывают фигуры персонажей в глубокие архитектурные пространства, или фронтально развернуто, с церемониями и застольями на фоне порталов. Барочное безумство прорывается сквозь классически строгие линии, человеческая одержимость не может удержаться в рамках давно размеренного существования. Герои английского режиссера-авангардиста, испытывая неожиданные мании, искушая предопределенную судьбу, хотя бы на краткий миг перед скорым концом вырываются из плена геометрических пропорций, арифметических чисел, физических законов и догм морали. П.Гринауэй противопоставляет не искусство и жизнь, духовное и материальное, плотское, а свободу и раскрепощенность — некоему сдерживающему началу, которое мешает индивидууму полнее осуществить себя, даже в самой эпатажной форме.

"Живот архитектора" — еще одна символическая фреска о безысходной борьбе человека с самим собой и временем. Кэрклайт обретает особый смысл своего бытия в том, что его живот оказывается похожим на утолщения и складки на фигуре обнаженной мужской скульптуры (его исступленное фотографирование с фотоувеличением объекта — не пародийный ли парафраз соответствующих сцен из картины "Фотоувеличение" М.Антониони?), а кончает жизнь самоубийством не столько из-за найденного врачом рака желудка, сколько в знак протеста против передачи забот по подготовке выставки любимого архитектора более удачливому молодому итальянцу, к тому же отбившему и жену. Герой, по сути, выталкивается из мира живых, как только, сняв тесный ему костюм, начинает яростно "примеривать" чужой, стремясь влезть и принять уже несуществующий облик. Безумца ждет горькая расплата — кончина под сенью мемориальных цифр, знаменующих годы более долгой и спокойной жизни французского мастера архитектуры.