Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Когда нам интересна судьба героя за пределами незавершенного романа, два чувства направляют нашу фантазию и рождают догадки. Герой книги стал настолько нам близок — немыслимо расстаться с ним, не узнав, что же было с ним дальше. Автор книги раскрыл нам столько своих приемов, ходов, мы просто не в состоянии удержаться от искушения представить себе, что бы сделали, будь у нас возможность продолжить повествование от его имени.

«Гамлет» завершен не только потому, что умирает принц Датский, но еще потому, что умерли те, кому мог бы явиться его призрак. «Госпожа Бовари» завершается не только потому, что Эмма покончила с собой, но и потому, что Оме получил наконец свой орден. «Улисс» завершен, поскольку все заснули (хотя любознательному читателю интересно, где Стивен собирается провести остаток ночи). «Анна Каренина» закончена не только потому, что Анну задавил товарный поезд, но и потому, что Лёвин обрел своего Бога. А вот «Онегин» не завершен.

Пушкин сказал однажды капитану Юзефовичу в июне 1829 г. на Кавказе: «Онегин должен был или погибнуть на Кавказе, или попасть в число декабристов».

Комментаторы допускают, что Михаил Юзефович, незначительный поэт, бывший адъютант генерала Раевского, в мемуарах, написанных в июле 1880 г. (и опубликованных в том же году в «Русском архиве», т. XVIII, № 3), по прошествии стольких лет что-то напутал. Пушкин, вероятно, имел в виду, что за связи с декабристским движением Онегин должен был быть выслан на Кавказ и убит там в перестрелке с черкесами.

Перед отплытием из Италии в Грецию Байрон начал (8 мая нов. ст.) семнадцатую песнь «Дон Жуана», и после смерти поэта в 1824 г. в его комнате в Миссолунгах нашли четырнадцать законченных строф (они впервые опубликованы Эрнестом Хартли Колриджем в 1903 г. в его издании «Сочинений» Байрона, т. VI). А восемнадцать строф десятой песни Пушкина дошли до нас лишь во фрагментах.

О существовании «Десятой Главы» свидетельствуют следующие тексты:

(1) Помета на полях страницы в тетради 2379, хранящейся ныне в ПД, в Ленинграде.

20 окт. 1830 г. в Болдине Нижегородской губернии Пушкин закончил повесть «Метель» (см. коммент. к Десятой главе, III, заключительное замечание). На последней странице этой рукописи в левом углу, рядом с завершающими повесть строками («Боже мой, боже мой!», сказала М[ария] Г[авриловна], схватив его за руку, — «так это были вы! Вы мой муж. И вы не узнаете меня?» «Б[урмин] побледнел и бросился к ее ногам…») есть помета, сделанная рукой Пушкина: «19 окт. сожж<ена> X песнь» («9» написано не совсем отчетливо и может читаться как «1» или как «8»; но из этих трех возможных прочтений наиболее вероятно первое).

(2) Помета справа на полях рукописи (ПБ 18, л. 4) «Путешествия Онегина», в настоящее время хранящейся в ПД, в Ленинграде.

На этой странице V строфа зачеркнута; помета на полях переносит ее «В X песнь». Вопрос о ее возможном местоположении я обсуждаю в моих коммент. к Десятой главе, XVIII, последнее замечание.

(3) Запись в дневнике Вяземского (19 дек. 1830 г.).

17 дек. 1830 г. (т. е. через два месяца после сожжения «Десятой Песни») Пушкин посетил Вяземского в его усадьбе Остафьево (расположенной в пяти милях от Подольска, в Московской губернии) и прочитал ему, вероятно, по памяти, как свидетельствует Вяземский, несколько строф «о 1812 годе и следующих. Славная хроника». Далее в той же записи Вяземский цитирует две строки из Десятой главы (XV, 3–4):

таким образом, дополняя строку 4, которую наш поэт не привел в своей зашифрованной записи (она будет рассмотрена далее), и либо неправильно цитируя строку 3, либо (что более вероятно) цитируя ее, как прочитал ему Пушкин, т. е. в отличающемся от зашифрованного им текста виде.

(4) Письмо Александра Тургенева, написанное 11 авг. 1832 г. (вероятно, по новому стилю) из Мюнхена, брату Николаю в Париж. Это письмо опубликовано В. Истриным в «Журнале Министерства народного просвещения», новая серия, ч. XLIV (С.-Петербург, март 1913), с. 16–17. Оно содержит следующий отрывок:

(Это Десятая глава, XVI, 9–14; вместо «преследуя» и «плети рабства» в пушкинском черновике даны соответственно, «лелея в ней» и «слово: рабство»; раз другого источника нет, мы можем рассматривать эту цитату лишь как вариант и должны считать пушкинский черновик основным текстом).

Обратимся теперь непосредственно к таинственной главе.

Рукописные фрагменты Десятой главы, созданные осенью 1830 г. в Болдине, — это ряд строк, относящихся к восемнадцати последовательным строфам. Наш поэт не пронумеровал эти строфы. Я нумерую их, как проделал это с «Путешествием Онегина» и вычеркнутыми стихами, чтобы легче было их комментировать.

Следующие отрывки Десятой главы сохранились в оригиналах рукописи (их я описываю в конце моих комментариев к главе; см. Дополнение к комментариям «Десятой главы»):

Тайнопись (ПД 170), содержащая первую и вторую строки I–X и XII–XVII строф; третьи строки I–IX и XI–XVII строф; четвертые строки I–IV, VI–IX и XI–XIII строф и пятые строки IV, VI, VIII, XI строф.

Черновые наброски (ПД 171) строф XVI (практически полной), XVII (ее концовка, начиная со строки 9 и далее, с трудом поддается расшифровке и не завершена) и XVIII (ее концовка, также от строки 9 и далее, еще более отрывочна).

Здесь дана реконструкция этих фрагментов (я заключил зачеркнутое в угловые скобки, а в квадратные — мои собственные предположения или вопросы; я не заключал в квадратные скобки, как в тайнописи, слова или части слов, которые Пушкин намеренно опустил, — причина этого не вызывает сомнения; я также добавил строку 4 из XV строфы, процитированную Вяземским).