Проклятая Русская Литература (СИ)

   - Как мы оценим написанное?

   Муромов пожал плечами, Верейский вздохнул, но тут в разговор снова встрял Ригер.

   -Можно воспользоваться мнением Айхенвальда о его писаниях, мне оно кажется неоспоримым. "Порою дышит в них трепет искания, горит огонь убежденности, блещет красивая и умная фраза, - но всё это беспомощно тонет в водах удручающего многословия, оскорбительной недодуманности и беспрестанных противоречий. Белинскому не дорого стоили слова. Никто из наших писателей не сказал так много праздных речей, как он. Никто своими ошибками, в главном и в частностях, не соблазнял так много малых и немалых сих, как он. Отдельные правильные концепции, отдельные верные характеристики перемежаются у него со слишком обильной неправдой; свойственна ему интеллектуальная чересполосица, и далеки от него органичность и дух живой системы. Белинский ненадежен. У него - шаткий ум и перебои колеблющегося вкуса. Одна страница в его книге не отвечает за другую. Никогда на его оценку, на его суждение нельзя положиться, потому что в следующем году его жизни или ещё раньше вы услышите от него совсем другое, нередко - противоположное. У него не миросозерцание, а миросозерцания. Живой калейдоскоп, он менял их искренне, но оттого не легче было его читателям; и в высокой мере как раз Белинский повинен в том, что русская культурная традиция не имеет прочности, что бродит и путается она по самым различным дорогам. Неровный маятник его легкомысленных мыслей описывал чудовищные круги; учитель убеждений расшатывал убеждения - тем, что хронически и без явной трагедии от них отступался. Только в письмах к друзьям он сокрушается иногда о своей изменчивости, о своих "прыжках"; но перед аудиторией, в печати ему случалось даже выговаривать тем, кто однажды навсегда составил себе определенные мнения. Желанную динамичность духа, вечное движение, вечное искание он смешивал с непостоянством и непродуманностью коренных принципов. И оттого, в пестром наследии его сочинений, в их диковинной амальгаме, вы можете найти все, что угодно, - и все, что не угодно. Рассудок несамостоятельный, женственно воспринимающий, слишком доступный для всяких теорий, сплошной объект и медиум влияний, Белинский слушал и слушался, и у него нечего было влияниям противопоставлять. Человек без духовной собственности, "нищий студент", всегдашняя tabula rasa, он никогда не был умственно-взрослым; по его натуре, переимчивой и восприимчивой, ему следовало бы только учиться, а он учил, - и в этом состояло тяжкое недоразумение его литературной судьбы..."

   -Намекаете, что он - абсолютно дутая величина?

   -Славу нашего критика творили Станкевич, Герцен, Тургенев, Кавелин, кн. Одоевский, Некрасов, Аполлон Григорьев Панаев, Клюшников, Бакунин, Надеждин и Катков - все они давали ему сведения и мысли, и даже слова. Из его биографии нам известно, что страницы о романтизме написал для него Боткин, что для теоретического этюда о поэзии свои "тетрадки" предоставил ему Катков. Статьи его сбивчивы, верное часто сменяется в них вопиющей наивностью, незнанием и безвкусицей, умное - нелепым, ценное - дешевым, и сама собою возникает мысль о наличии нескольких авторов, - во всяком случае, об отсутствии одного цельного.

   -Суждения о Белинском его друзей, собеседников и приятелей, конечно, малодоказательны, ибо пристрастны, - согласился Голембиовский, - а есть ли другие? Желательно, людей с умом. Кто-то что-то дельное о нём сказал?

   Верейский кивнул.

   -Есть, сказано. И тут - беда. Пушкин и Гоголь сохраняли о нём почти всю жизнь упорное молчание. Первый, по свидетельству самого Белинского, только посылал к нему тайно книжки своего "Современника" да говорил про него: "Этот чудак почему-то очень меня любит". Кроме этого свидетельства самого Белинского - иных нет. Лермонтов, по свидетельству Н. Сатина, передразнивал Белинского и утверждал, что это "недоучившийся фанфарон, который, прочитав несколько страниц Вольтера, воображает, что проглотил всю премудрость". Есть суждение Гоголя: "Голова недюжинная, но у него всегда - чем вернее первая мысль, тем нелепее вторая". У П. Вишневского в книге "Н.В. Гоголь и В.Г. Белинский" деятельность последнего охарактеризована как "сплетение лжи, краснобайства и фразерства". Но тут есть, конечно, взаимные счеты. Есть и письмо Достоевского к Страхову 1871 года, неподцензурное послание, содержащее, разумеется, предельную меру искренности: "Белинский, которого вы до сих пор ещё цените, именно был немощен и бессилен талантишком, а потому и проклял Россию и принес ей сознательно столько вреда... Я обругал Белинского более как явление русской жизни, нежели лицо. Это было самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни. Одно извинение - в неизбежности этого явления. Вы никогда его не знали, а я знал и видел и теперь осмыслил вполне. Он был доволен собой в высшей степени, и это была уже личная смрадная, позорная тупость. Вы говорите, он был талантлив. Совсем нет, и, Боже! как наврал о нём в своей статье Григорьев! Я помню мое юношеское удивление, когда я прислушивался к некоторым чисто художественным его суждениям, - он до безобразия поверхностно и с пренебрежением относился к типам Гоголя и только рад был до восторга, что Гоголь обличил. Здесь, в эти 4 года, я перечитал его критики. Он обругал Пушкина, когда тот бросил свою фальшивую ноту - и явился с повестями Белкина и с Арапом. Он провозгласил ничтожество повестей Белкина. Он в повести Гоголя "Коляска" не находил художественного цельного создания и повести, а только шуточный рассказ. Он отрёкся от окончания "Евгения Онегина". Я бы мог вам набрать таких примеров сколько угодно для доказательства неправды его критического чутья и "восприимчивого трепета", о котором врал Григорьев. О Белинском и о многих явлениях нашей жизни судим мы до сих пор ещё сквозь множество чрезвычайных предрассудков". Но и Достоевский пристрастен. Однако есть и тот, кого трудно упрекнуть в предвзятости или тенденциозности: никогда не было личных контактов. Это Лев Толстой. "Ну, какие мысли у Белинского! - пренебрежительно заявил он в 1903 году сотруднику "Южного телеграфа". - Сколько я ни брался, всегда скучал, так до сих пор и не прочёл". В книге В. Лазурского "Воспоминания о Л. Н. Толстом" есть ещё один отзыв Толстого: "Белинский - болтун; все у него так незрело. Правда, у него есть и хорошие места; он - способный мальчик... Но если Белинского и других русских критиков перевести на иностранные языки, то иностранцы не станут читать: так все это элементарно и скучно".

   - Есть ещё свидетельства?

   -Конечно... Пётр Вяземский, друг Пушкина, последовательно отвергал Белинского и не находил в себе терпения "дочитывать до конца ни одной из его ужасно-длинно-много-пустословных статей". В свою записную книжку он вносит такие строки: "Есть у нас грамотеи, которые печатно распинаются за гениальность Белинского. Нет повода сомневаться в добросовестности их, стараться же вразумить их и входить с ними в прение - дело лишнее. Белинский здесь в стороне; он умер и успокоился от тревожной, а может быть, и трудной жизни своей. Он служил литературе, как мог и как умел. Не он виноват в славе своей, и не ему за нее ответствовать. Но глядя на посмертных почитателей его, нельзя не задать себе вопроса, до каких бесконечно-малых крупинок должны снисходить умственные способности этих господ, которые становятся на цыпочках и карабкаются на подмостки, чтобы с благоговением приложиться к кумиру, изумляющему их своею величавою высотою". По поводу воспоминаний Тургенева Вяземский пишет Погодину: "Оставим Тургеневу превозносить Белинского, идеалиста в лучшем смысле слова, как он говорит... Приверженец и поклонник Белинского в глазах моих человек отпетый, и просто сказать петый дурак... Тургенев просто хотел задобрить современные предержащие власти журнальные и литературные. В статье его есть отсутствие ума и нравственного достоинства. Жаль только, что это напечатано в "Вестнике Европы"