Литература и фольклорная традиция, Вопросы поэтики

140 Пушкин А. С. Полн. собр. соч., в 1,6-ти тт, т. III, ч. И, с. 1086^-1089.

141 У Пушкина в заключительной сцене рыбка молчит; она, может, умеет, но не хочет говорить. Прямая речь при действии может [быть опущена и в народных сказках (тогда она подразумевается, домысливается). Но у Пушкина нечто иное, а. именно - указание на отсутствие речи персонажа ("не оказано", хотя и "сделано"). Это - переключение в иную повествовательную систему. Фольклорная особенность (живые существа разговаривают подобно людям) становится компонентом новой поэтики, вступая в более сложные, чем в фольклоре, взаимосвязи - существуя, так сказать, я со знаком "минус". Законы жанра при этом не .игнорируются-они трансформируются.

142 См : Евгеньева А. П. Очерки по языку русской устной поэзии в записях XVII-XX вв. М.-Л,, 1963, с. 31.7.

143 Ср.: Sta je sire rano moja od sinjega mora?

- Sire nebo rano moja od sinjega mora.

(Что шире синего моря?

-Шире синего моря небо).

(Milosevic V. Bosanske narodne pjesme. Knj. 3, N 64).

144 Ср. с аналогичной сценой в болгарской песне про Станкевича Дуку (для наглядности сравнения строки даются в русском переводе А. Потебни):

Разыгралось соленое море:

Сильный ветер с четырех сторон (всех)...

....................................

Разыгралось соленое море...

.......................................

Еще пуще море разыгралось...

(см.: Потебня А. А. Объяснения малорусских и сродных народных песен. II Колядки и щедровки. .Варшава, :1887, с. 306).

145 В повествовательном фольклоре реальность видения абсолютна. Только по недоразумению два человека могут одно и то же увидеть по-разному - это уже сюжет для анекдота. Таков, например, чешский народный анекдот о двух свидетелях, один из которых рьяно утверждал, что украденная корова - белая, другой - столь же убежденно доказывал, что бурая. Оказалось, один из свидетелей видел пеструю корову спереди, другой - сзади (Stanovsky V. Na strile. Uvahy, anekdofy, dia-gramy, zarikadia, recepty, citaty a tradicni pohadce lidove a take trochu о pohadce moderni. Praha, 1968, s. 17).

146 См.: Акинин В. П. Изменение и устойчивость традиционного языкового стиля и образности в былинах. -В кн.: Русский фольклор. Л., 11974, т. XIV, с. 17-18.

147 Стихи предоставляют автору значительно большую свободу в отношении к "чужим" речевым нормам, чем проза: "И о чужом поэт говорит на своем языке" (Бахтин М. Слово в поэзии и прозе. - Вопросы литературы, 1972, No 6, с. 75). Знаменательно, что и чешская литературная сказка начинала со стиха (Лангер, Эрбен, Яблонский), и только с приходом Вожены Немцовой перешла к прозе (См.: Dvorzak К,, a Vo-dicka F. Velenovati folkloru do obrozenske literatury. Ceska literatu-ra, 1955, N 4, s. 330).

Стихотворная форма пушкинской сказки одновременно и маскирует, и мотивирует переключение повествования в иную систему: в стихотворном тексте отклонения от "нормы" прозаического источника воспринимаются как неизбежные и естественные, ибо различие между прозаическим и стихотворным изложением существует и в пределах самого фольклора. Следует также учитывать, что в литературе стихи, в отличие от прозы, являются потенциально-устной речью ("звучат"); однако совпадение между литературой и фольклором и в этой части кажущееся, это внешне сходные элементы разных повествовательных структур.

Стихотворное изложение сказочного сюжета оказывалось как бы на скрещивании двух жанров-фольклорной сказки и литературной поэмы. Это, между прочим, открывало возможность такого изображения волшебного мира, при котором он, оставаясь сказочным, поддерживает местами скрытый, а порою и явный контакт с современностью - через рассказчика-поэта. Такая позиция повествователя позволяла о многом говорить шутя, и в пушкинских сказках мы можем проследить весь смеховой спектр, .одним своим краем - мягкой улыбкой - обращенный вовнутрь сказки, другим - едкой насмешкой - вне ее.

Стихотворная форма не только помогла сказке естественно войти в поэзию благодаря ей подготовлено и создание поэмы, в подтексте которой будет присутствовать сказка,-"Медного всадника" (сказочные аллюзии и реминисценции в "Медном всаднике" анализируются в гл. III).

148 Русские народные сказки Урала. / Редакторы-составители П. Галкин, М. Китайник, Н. Куштум. Свердловск, L969i, с. 182.

149 См.: Погодин, А. Л. Космические легенды балтийских народов. - Живая старина, 189|5, вып. III и IV, отд. II, с. 431, 433.

150 Севернорусские сказки в зап. А. И. Никифорова. М.-Л., 1961, с. 128.

151 Надо отдать должное проницательности Глиньского. В то время как в польском фольклоре (то же и в гриммовском варианте) сюжет известен поя "бинарным" названием "Рыбак я его жена", а Пушкин, верный себе, следуя как ;будто традиция ("бинарность" сохранена!), своим заглавием намекает на отмеченные выше переакцентировки в сюжете, Глиньский дает пушкинскому сюжету несколько громоздкое и прямолинейное,, но отражающее своеобразие именно этого литературного произведения "тройственное" заглавие: "Сказка о старике, старушке и золотой рыбке".

152 Bajarz polsld, s. 72.

153 Тамбовский фольклор. Труды Московск. ин-та философия и литературы им. Н. Г. Чернышевского, кафедра фольклора. 1941, No 11, с. 99.

154 Там же, с. 313,

155 Вопрос об источниках ряда других записей не может быть решен с той прямотой, которую находим у В. Н. Морохина: "Итак. в пересказе неграмотной, а следовательно, никогда не читавшей книг исполнительницы..." - Подобная робинзонада при решении проблем фольклоризма явно неуместна: исполнительница могла слышать Пушкина в чужом чтении, в исполнении домашних, прежде всего школьников, по радио и т. д. (запись 1067 года!). И потому мы не можем принять вывод фольклориста: "Носителями сказок, близких записям Пушкина, являются преимущественно малограмотные или совсем неграмотные люди старшего поколения, что, безусловно, исключает предположение о письменных .источниках записанных в ходе экспедиции фольклорных текстов" (Морохин В. Н. Пушкинские сказочные сюжеты в современном бытовании. - В кн.: Болдинские чтения. Горький, 1976"c.il54).

156 Сказки Филиппа Павловича Господарева. Запись текста,, вступит. статья, примеч. Н. В. Новикова. Петрозаводск, 1941, с. 352, No 23.-В комментариях текст характеризуется как "пересказ пушкинской сказки".

157 рукописный отдел Института русской литературы. Колл. 78, п. .13, No ,28.

158 Сказки и предания Северного края. / Запись, .вступит, статья и комментарии И. В. Карнауховой. М.-Л., 1934, No 107.

159 Чернышев В. И. Сказки и сказочники "Пушкинского .уголка". - В кн.: Сказочная комиссия в 1,9й7 г./Обзор работ под ред. предс, комиссии акад. С. Ф. Ольденбурга. Л., 11928, с. 16.

160 Чернышев В. И. Сказки и легенды пушкинских мест. М.-Л., ilQBO, No 21 (серия "Литературные памятники").

161 Аналогичное построение - в карельской сказке: "Hy, иди, старик, домой! Идет старик домой..." (Карельские народные сказки. М.-Л., 19ЙЗ, No4.1).

162 Автор интересного исследования об этой пушкинской сказке Е. И. Токарева, видимо, все-таки, чрезмерно категорична, когда, характеризуя средства художественной выразительности, утверждает, что "Пушкин пользуется только теми из них, которые хорошо знакомы народной сказке...". (Токарева Е. И. Народные варианты "Сказки о рыбаке и рыбке" А. С. Пушкина. - В кн.: Вопросы жанров русского фольклора. М., 1972, с. 115).

163 Даже в 1,936 году в комментарии к переизданию сказок А. Н. Афанасьева, написанном Н. П. Андреевым при участии М. К. Азадовского, читаем: "Близкий к изложению Пушкина вариант записан также в Белоруссии"-при этом дается ссылка на третье издание сборника Глиньского. Исследователя еще верят в то, что текст сказки Глиньским записав в Белоруссии, тогда как в действительности он описан у Пушкина.