Хедлайнеры

“Я приехала из Питера на „Максидром“ и остановилась у своей московской приятельницы, – отхлебывая пиво большими глотками, рассказывала Коротнева. – Приезжаю к ней прямо с поезда, часов в восемь утра. А у нее на диване спит незнакомая девушка. Продирает глаза и с ходу заявляет: „Привет! Меня зовут Земфира. Я – звезда“. И ставит мне кассету. И я понимаю, что это – звезда. И никуда от этого не денешься. Сидит в восемь утра и разглагольствует о жизни. В этот же день мне удалось ей помочь и передать кассету „Троллям“”.

В процессе беседы выяснилось, что не так давно Земфире сделали операцию, после которой у нее над ухом остался шрам. Также выяснилось, что певица предпочитает имидж девочки-мальчика. Говорит, что у нее нет кумиров, но любит Агузарову, “Кино” и “Наутилус Помпилиус”. Уверена, что никогда не будет давать автографы или делать футболки со своим изображением. Резкая и может подраться. Колючая, одним словом.

Того, что я узнал в результате пивного сейшена, для первого раза было достаточно. К интервью с восходящей башкирской звездой я был более-менее готов.

В день приезда Земфиры у нас с Лагутенко неожиданно нарисовалась куча телесъемок. Изначально предполагалось, что в этот день певица познакомится с креативной командой “Утекай звукозапись”, мы обсудим совместные планы, а заодно сделаем интервью. Но жизнь внесла в наши намерения жесткие коррективы.

На встречу с Земфирой мы с Ильей опоздали на восемь часов. Ко всем нашим телесъемкам добавились московские пробки – короче, только под вечер мы подкатили к новой съемной квартире Бурлакова в Солнцево. В этот момент я обнаружил, что забыл свой диктофон в Останкино… Тем не менее настроение было приподнятое – нечто среднее между любопытством и ожиданием интриги.

Земфира тем временем находилась в компании Лени, его жены Вики и мамы Лагутенко Елены Борисовны. В течение целого дня Бурлаков обсуждал новые песни Земфиры, ежечасно подливал ей кофе и постоянно говорил: “Сейчас приедут”.

Под ногами будущей рок-звезды гоношился пятилетний сын Бурлакова по имени Илья, который оглашал квартиру чудовищными криками. Певица и продюсер “Троллей” на эти вопли никак не реагировали. В своих многочасовых дискуссиях они перешли от анализа творчества Земфиры к последнему альбому Massive Attack. Cудя по всему, мнения у них разделились – они уже начали спорить…

Увидев входящего на кухню Лагутенко, Земфира прервала беседу и как-то неловко попыталась выбраться из-за стола. Так из-за узких парт встают ученики, когда в класс входит строгий завуч. “Сиди, сиди, – как-то по-доброму сказал Лагутенко, положив ей руку на плечо. – Извини, что опоздали. Давай знакомиться…”

“Я – Земфира”, – не дав Бурлакову ее представить, громко заявила девушка. Глаза ее полыхали любопытством и каким-то языческим огнем. Она была одета в джинсы и футболку, на запястье болтался какой-то черный шелковый шнурок. Ноль косметики, ноль аксессуаров. На шее – видавшие виды пластмассовые наушники.

“Ну вот вы с Ильей и познакомились, – по-хозяйски заявил Бурлаков. – А это Саша Кушнир, я тебе о нем рассказывал. Сейчас вы пойдете делать интервью для пресс-релиза”.

Я взял несколько листов бумаги, и мы с Земфирой пошли в спальню. Быстро и по-деловому. Спальня, похоже, была единственным местом в квартире, до которого не добрался воинственно настроенный ребенок.

Я представился и вкратце объяснил, для чего в этой жизни нужны пресс-релизы. Мол, для журналистов это что-то типа шпаргалки. “Давай немного поболтаем о тебе. – Из широких штанин я достал бумагу и ручку. – Сейчас постарайся в развернутой форме ответить на несколько вопросов”.

Начало первого в жизни Земфиры интервью было классическим. Стартовый вопрос был вообще простой: “Расскажи свою жизнь…”

“Мама у меня врач, папа – учитель истории, – уверенным голосом начала Земфира. – Я закончила музшколу по классу фортепиано, а потом – эстрадное отделение уфимского училища искусств. Закончила с красным дипломом по специальности „эстрадная вокалистка“”.

Увидев, что я не успеваю записывать, Земфира чуть сбавила темп. Стала рассказывать, как в школе занималась в семи кружках одновременно. Одним из ее увлечений стал баскетбол, который закончился выступлениями за юниорскую сборную России.

После нескольких вопросов биографического плана мы перешли к музыке. “Как тебе „Мумий Тролль“?” – неожиданно спросил я.

“Сразу ли я подсела на „Мумий Тролль“? – как-то на свой лад переспросила Земфира. – Не-а… „Морская“ мимо пролетела… Я тогда не любила русский рок и слушала соул, джаз и Massive Attack. Я даже песню „Не пошлое“ хотела сделать в духе Massive Attack, но не получилось… А когда я с больным ухом лежала в больнице, знакомые ди-джеи принесли „Икру“. Мне все там понравилось – музыка, язык… Понравилась фраза „я не слабый, просто добрый“. А я всю жизнь мечтала написать фразу, по которой тебя будут помнить. Например: „Помнишь? Да нет, ни фига ты не помнишь“…”

Я рискнул нарушить ход беседы и поделился с Земфирой сомнениями на тему конвертируемости ее музыкантов. Речь, собственно говоря, шла об увиденном мною на видео концерте в Уфе.

“Когда я посмотрела видеозапись, первое впечатление было: „Это просто ужас“, – согласилась артистка. – Обосрались мы тогда страшно. Я увидела, как лажала группа, и поняла: „Мне надо петь очень хорошо“. В данной ситуации – это единственный выход”.

“Как ты стала писать песни?” – Я задал ей вопрос, который впоследствии ей будут задавать сотни раз.

“Как-то среди бела дня закрылась в комнате и начала сочинять, –  быстро ответила певица. – Но до этого у меня были уфимские кабаки. Целых четыре года… Репертуар? Джазовые стандарты, Тони Брэкстон, Мэрайя Кэри, а также песня группы „Мумий Тролль“ „Так надо“... У меня тогда даже прозвище появилось – „волшебный голос королевства“… Как-то ночью к нам в ресторан завалили пьяные братки и захотели послушать блатные песни… Получив отказ, достали пистолеты и несколько раз выстрелили в сторону сцены…”

“Когда будешь общаться с прессой, старайся не употреблять слово „ресторан“, – перебил я Земфиру. – Говори, что играла в уфимских кафе и ночных клубах. Никто не проверит… А то позиционирование у нас будет сильно хромать”.