Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Не думаю, - сказал я. - Ведь эти "Дополнительные замечания" имели официальное назначение - они направлялись царю. В документе такого рода Пушкин не мог выразиться иначе. Но я спрашивал тебя о другом. Теперь, я надеюсь, ты наконец понял, кто такой Орлов и какова была его роль в истории младшего Шванвича?

- По правде говоря, не очень, - признался Тугодум. - Почему вдруг этот Орлов был возведен, как говорит Пушкин, на первую ступень государства?

- Ну как же! Он ведь был одной из главных фигур переворота тысяча семьсот шестьдесят второго года. Именно он, Алексей Орлов, помог Екатерине свергнуть с престола ее мужа, Петра Третьего, - того самого, за которого себя выдавал Пугачев, - а самую Екатерину возвести на трон.

- А-а... И он, значит, заступился перед нею за сына этого... который ему щеку разрубил?

- Не он, а брат его, Григорий. Но дело не в этом, а в самой истории... История, согласись, замечательная. Великолепно рисующая тогдашние нравы. И немудрено, что она привлекла к себе внимание Пушкина.

- Ну да, - сказал Тугодум. - Но в "Капитанскую дочку" она так и не вошла.

- Сама история не вошла, - согласился я. - Но Пушкина, я думаю, привлекла даже не так сама история, как характеры всех ее героев.

- Но у героев "Капитанской дочки" характеры-то совсем другие, - сказал Тугодум. - Швабрин - это вообще мразь какая-то...

- А при чем тут Швабрин? Мы ведь с тобой уже выяснили, что молодой Шванвич был скорее прототипом Гринева, чем Швабрина. Как я тебе уже говорил, Швабрин для Пушкина был своего рода громоотводом. Осудив и разоблачив перебежчика-Швабрина, Пушкин спасал от цензорских придирок главного, любимого своего героя - Гринева.

- Вот поэтому этот ваш Гринев и вышел такой, - мрачно сказал Тугодум.

- Какой - такой? - не понял я.

- Ни рыба, ни мясо. От своих отстал, а к Пугачеву не пристал. А вы говорите - незаурядный. Что, интересно, вы в нем нашли незаурядного?

- О! - сказал я. - Об этом я много чего мог бы тебе порассказать. Но, как известно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому давай-ка проделаем такой эксперимент. Представим себе, что не Маша Миронова разговаривала с императрицей о судьбе своего жениха, а сам Петр Андреевич Гринев лично объяснялся с ее императорским величеством. Интересно ведь, как он повел бы себя в этом случае?

- Интересно, конечно, - согласился Тугодум. - Но как это сделать? Разве это в наших силах?

- Вполне, - сказал я. - Чтобы осуществить этот эксперимент, нужно только одно: немного воображения.

В тот же миг воображение перенесло меня (вместе с Тугодумом, конечно, не забывайте, он ведь тоже плод моего воображения) в Санкт-Петербург 1774 года, в императорский дворец, где толпа придворных кавалеров и дам ожидает торжественного выхода императрицы.

- Не знаете ли, кто сей мрачный господин, ожидающий аудиенции у государыни? - спрашивает один придворный у другого.

- Он не мрачен, а скорее печален, - отвечает тот. - Судя по всему, он пребывает в самых жалостных обстоятельствах.

- Это прапорщик Гринев, - пояснил третий. - Тот самый, что изменил присяге и соединился со злодеями. Примерная казнь должна была его постигнуть, но государыня из уважения к заслугам и преклонным летам родителя его решилась помиловать преступного сына и, избавляя его от позорной казни, повелела только сослать в отдаленный край Сибири на вечное поселение.

- Но ежели приговор уже произнесен, зачем он здесь, во дворце? спросил первый придворный.

- Объявились новые обстоятельства, - понизив голос, сообщила слушавшая этот разговор придворная дама. - Невеста несчастного подала ея величеству челобитную. И государыня всемилостивейше соизволила самолично разобраться в сем запутанном деле.

- Бедный молодой человек, - добавила другая дама, - только что прибыл с фельдъегерем из Казани. - Какова переменчивость судьбы! Три дни тому назад он томился в темнице, закованный в цели, а сейчас ожидает приема у самой государыни...

Распахнулась дверь, и ступивший в залу камер-лакей прервал этот разговор. Воцарилась мертвая тишина.

Остановившись перед Гриневым, камер-лакей молча указал ему на распахнутую дверь. Гринев встал и последовал за ним. Они прошли длинный ряд пустых великолепных комнат. Камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подойдя к запертым дверям, он объявил, что сейчас об нем доложит, и оставил его одного.

Через минуту двери отворились, и Гринев вошел в уборную императрицы. Та сидела за своим туалетом. Несколько придворных, окружавших ее, почтительно его пропустили.

- Прошу вас оставить меня с прапорщиком Гриневым наедине, - обратилась к ним Екатерина. - Мне надобно переговорить с ним с глазу на глаз.

Придворные вышли. Гринев и Екатерина остались одни.

- Ничего не бойся, - обратилась к нему императрица - Отвечай мне прямо и откровенно. По какому случаю и в какое время вошел ты в службу к Пугачеву и по каким поручениям был им употреблен?

- Ваше величество! - отвечал Гринев. - Как офицер и дворянин я ни в какую службу к Пугачеву вступать и никаких поручений от него принять не мог.

- Каким же образом дворянин и офицер один был пощажен самозванцем, между тем как все товарищи его злодейски умерщвлены? Каким образом этот самый офицер и дворянин дружески пирует с бунтовщиками, принимает от главного злодея подарки? Отчего произошла сия странная дружба и на чем она основана, ежели не на измене или, по крайней мере, на гнусном и преступном малодушии?

- Белогорскую крепость, - твердо отвечал на эти обвинения Гринев, защищал я противу злодея до последней крайности. Известно также мое усердие во время бедственной оренбургской осады.

- Генерал, под началом коего ты служил в Оренбурге, подтверждает твое усердие, - признала императрица. - Однако же на запрос наш он к тому присовокупляет.

Она взяла со стола бумагу, развернула ее и прочла:

- "Оный прапорщик Гринев находился на службе в Оренбурге от начала октября прошлого 1773 года до 24 февраля нынешнего года, в которое число он из города отлучился и с той поры уже в команду мою не являлся. А слышно от перебежчиков, что он был у Пугачева в слободе и с ним вместе ездил в Белогорскую крепость". Что по сему пункту скажешь ты в свое оправдание?

Услышав это новое обвинение, Гринев смутился.

Императрица между тем требовательно ждала ответа.

- Ваше величество, - наконец решился он отвечать. - Для меня не составило бы труда оправдаться пред вами и по сему пункту. Но я не хочу впутывать сюда третье лицо, которое...

- Довольно, - прервала его Екатерина. - Я вижу, что ты не лукавишь. Сие третье лицо мне известно. Не далее как неделю тому назад я имела беседу с твоею невестою...

- Ваше величество! - пылко воскликнул Гринев.

- Подозрение в измене с тебя снято, - объявила императрица. - Ныне я убеждена в твоей невинности. Вот письмо, которое ты свезешь от меня отцу... Не благодари. Это не милость, но лишь восстановление попранной справедливости.

- Ваше величество! - вновь не нашел других слов для и изъявления своих чувств Петр Андреевич.

- Однако же, - продолжала Екатерина, - прежде чем мы расстанемся, я хочу задать тебе один вопрос... Мне известно, что ты отказался перейти на службу к Пугачеву, сказавши ему, что не веришь, будто он - твой законный государь Петр Федорович...

- Вы превосходно осведомлены, ваше величество, - поклонился Гринев.

- Я хочу знать, - властно сказала императрица. - А как бы ты отвечал на сие предложение, ежели бы перед тобою был не вор и самозванец, а и впрямь государь Петр Федорович?

- Но, - растерянно начал Гринев, - ведь государь, августейший супруг вашего величества, скончался двенадцать лет тому назад...

- И все же? - настаивала Екатерина. - Ежели бы случилось такое чудо и оказалось, что он жив? Ежели бы в государстве началась смута и ты должен был решать, кому служить - мне ли, которой ты присягал, или тому, кто нежданно явился из небытия и вдруг предъявил свои права на престол?