Русская стилистика - 2 (Словообразование, Лексикология, Семантика, Фразеология)

У Б.Л. Пастернака в поэме "Девятьсот пятый год" глава "Детство" начинается словами "Мне четырнадцать лет". А.А. Вознесенский, чьи молодые годы прошли в общении с Пастернаком, назвал свои художественные мемуары "Мне 14 лет" - графическое различие в данном случае, указывая на преемственность (поскольку цифровая запись синонимична буквенной), в то же время разграничивает воспоминания разных людей. Можно было бы предположить, что это различие разграничивает человеческие характеры: Пастернак более привержен к словам, Вознесенский - к числам, но, возможно, это и преувеличение.

Фигура умолчания (апосиопесис)

Наши читатели еще помнят шок, пережитый ими несколько лет назад" после выхода в СССР романа Э. Лимонова "Это я, Эдичка!", где не было почти ни одного предложения без мата. Потом автор утверждал, что "Эдичка" - это не он, а совершенно другое лицо с тем же именем, приме-тами и биографией и что нецензурная стилистика романа порождена исключительно художественной необходимостью. Впоследствии, когда были опубликованы роман "Палач" и др. произведения писателя, выяснилось, что таковые необходимости у него обыкновенны, т.е. что обойтись без мата он не может.

Иначе поступает другой, не менее знаменитый, представитель советского анде(р)граунда:

Первое издание "Москва-Петушки", благо было в одном экземпляре, быстро разошлось. Я получил с тех пор много нареканий за главу "Серп и Молот Карачарово" и совершенно напрасно. Во вступлении к 1-му изданию я предупредил всех девушек, что главу "Серп и Молот - Карачарово" следует пропустить, поскольку за фразой "И немедленно выпил" следует полторы страницы чистейшего мата, что во всей этой главе нет ни единого цензурного слова, за исключением фразы "И немедленно выпил". Добросовестным уведомлением этим я добился только того, что все читатели, в особенности девушки, сразу хватались за главу "Серп и Молот - Карачарово", даже не читая предыдущих глав, даже не прочитав фразы "И немедленно выпил". По этой причине я счел необходимым во втором издании выкинуть из главы "Серп и Молот - Карачарово" всю бывшую там матерщину. Так будет лучше, потому, что, во-первых, меня станут читать подряд, а во-вторых, не будут оскорблены.

Вен. В. Ерофеев. Москва-Петушки

В романе это выглядит так:

Серп и Молот - Карачарово

И немедленно выпил

Карачарово-Чухлинка.

Понятно, что если бы Ерофеев обрушил на читателей лавину нецензурщины, то добился бы очень сомнительного результата. Фигура умолчания, или "минус-прием", в данном случае работает как гипербола. Автор намекает, что мат был не просто многоэтажным. Это целая Вавилонская башня, воспроизвести которую невозможно, поскольку язык автора "смешался".

В той же книге Венедикт Ерофеев разыгрывает читателей не менее остроумно:

Вы, конечно, спросите, вы, бессовестные, спросите: "Так что же, Веничка, она ....................................?" Ну, что вам ответить? Ну, конечно, она ..........................!

"Еще бы она не .............................! Она мне прямо сказала: "Я хочу, чтобы ты меня

властно обнял правой рукою!"

Наивные читатели, возможно, принимаются угадывать слово, обозначенное отточием, и лишь потом понимают, что, во-первых, ни в одном матерном слове не может быть такого количества букв (сначала их 37, потом 25, затем 23), даже если к нему добавить несколько префиксов, суффиксов и флексий. Во-вторых, судя по контексту, слово это одно и то же, но почему-то при втором употреблении оно сокращается на треть. И наконец, по языковой логике, последняя словоформа, стоящая в творительном падеже, должна быть хотя бы на одну букву длиннее предыдущей, которая дана в именительном. У Ерофеева третья словоформа короче на две точки. Этой языковой несообразности можно попытаться придумать какое-нибудь объяснение. Напр., это "психологическая пунктуация": количество точек соответствует уровню эмоциональности. Любопытствующие спрашивают с повышенным интересом и сладострастным предвкушением скабрезного ответа. Автор отвечает более спокойно, хотя не без раздражения. Когда же он говорит: "Еще бы ей не быть" и т.д. - это уже констатация неизбежного, когда от эмоций ничего не зависит, поэтому и количество точек в нем меньше. Однако в данном случае автор явно делает то же самое, что и в предыдущем примере, т.е. "матерится, не матерясь", - потешается над читателями.

Образ белого листа или белого холста - ненаписанного шедевра (стихотворения, картины), нераскрытой тайны, невыразимого и т. п. нередко. Можно вспомнить "Микромегаса" Вольтера, ненаписанный сонет С. Мал-ларме, роман В.В. Орлова "Альтист Данилов", пьесу Ясмины Резы "Art", поставленную в БДТ, и еще многое другое. Однако чистый лист или холст может быть насыщен весьма разнообразными смыслами:

На первой строчке пусто и бело,

Вторая - чей-то след, порошей стертый,

На третьей - то, что было и прошло,

И зимний чистый воздух на четвертой.

На пятой вздох: "как поздно рассвело",

Шестая - фортепьянные аккорды,

Седьмая - ваше белое письмо,

Восьмая - мысль: "здесь нечто от кроссворда".

И две терцины: все, что вам придет

На ум, когда наступит Новый год,

И все, о чем вы здесь не прочитали.

И основное: то, что мой концепт

Из белых звуков сотканный концерт,

Поэзия же - просто комментарий

Г. Сапгир. Новогодний сонет (1975)

Белое содержит много различной информации, невидимой постороннему глазу.

А вот ситуация, которая могла возникнуть именно в нашу эгоцентрическую эпоху и о которой саркастически, остроумно повествует здравомыслящий беллетрист - начитанный, но не зараженный новомодными исканиями. Главный герой его истории - человек, весьма скептически относящийся к отечественному культурному процессу и уверенный в том, что основой успеха является не талант, а умело созданная репутация, - берется доказать это своим друзьям, сделав известного на всю страну писателя из существа, абсолютно "девственного" в булгаковском смысле - т. е. невежественного. Таковым оказывается "простой сибирский парень" Витек Акашин, чья филологическая подготовка сводится к умению читать и писать (его за двойки выгнали из ПТУ). Эксперимент увенчивается более чем успехом: Акашину присуждают "Бейкеровскую" премию (подразумевается международная Букеровскея премия - не путать с ее отечественные аналогом), а его эпохальный роман "В чашу" (написанный, впрочем, не им, а его "клакером" - рассказчиком этой истории) издают за границей, где он становится бестселлером. Этот мировой шедевр состоит из имени автора, если это слово здесь уместно, заглавия и стопки чистых листов. О заглавии повествователь говорит так:

"В чашу" ...Замечательно! Деревенщики увидят в этом явный намек на один из способов рубки избы, когда в нижнем бревне делается выемка, а в верхнем, наоборот, шип, что обеспечивает особую крепость и устойчивость сруба. А чистоплюи-постмодернисты и сочувствующие им усмотрят в этом нечто мусикическое и мистери-альное. В общем, неважно что. Любин-Любченко растолкует. Соцреалисты вообще ничего не поймут, что, собственно, от них и требуется.

Уже здесь немечается эскиз произвольного толкования романов с нулевым текстом. Однако по-настоящему, со знанием деле интерпретацию производит элитарный критик Любин-Любченко (собирательный образ, списанный, возможно, с эпигонов Тартуско-Московской школы):

- Это гениально! - говорил он. - Вы, конечно, знаете, что в эзотерической философии пустота определяется как место, которое создано отсутствием вещества, требуемого для строительства небес?

- Амбивалентно, - ответил я.

- Отлично. На саркофаге Сети Первого есть изображение пустоты, представляющей собой полунаполненный сосуд. Чашу... Я сразу понял тонкость названия романа. Но такой глубины даже не предполагал. (...) Теперь о чистых страницах. Они - белого цвета. Я даже не буду останавливаться на том, что, по Генону, белый цвет представляет собой духовный центр - Туле, так называемый "белый остров" - страну живых или, если хотите, рай. Кстати, Лойфлер в исследованнии о мистических птицах связывает белых птиц с эротизмом (...) Но это еще не все. Чистая страница - это окно в коллективное бессознательное, поэтому, существуя в сознании автора и не существуя на страницах рукописи, роман, тем не менее, существует в коллективном бессознательном, куда можно проникнуть, распахнув, как окно, книгу ... Понимаете?