Русская стилистика - 1 (Фонетика, Графика, Орфография, Пунктуация)

Ты, волна моя, волна!

Ты гульлива и вольна.

Другой, столь же хрестоматийный, пример - некрасовский ассонанс (повторение гласных): Всюду родимую Русь узнаю и т.д.

Преимущество эвфонии перед неблагозвучием выглядит естественным и не требующим доказательств, однако есть литераторы, для которых оно далеко не очевидно. Многие знают пресловутое "стихотворение" А.Е. Крученых дыр бул щыл, многие возмущаются заявлением, что в этом произведении больше русского, чем во всей поэзии Пушкина, однако далеко не всем известен контекст, в котором появился этот "шедевр" футуризма. Крученых в "Заумной книге" критикует лермонтовскую фонику (звукопись):

По небу полуночи ангел летел,

И тихую песню он пел

Здесь окраску дает бескровное пе... пе... Как картины, писаные киселем и молоком, нас не удовлетворяют и стихи, построенные на

па-па-па

пи-пи-пи

ти-ти-ти и т.д.

Здоровый человек такой пищей лишь расстроит желудок. Мы дали образец иного звуко и слово сочетания:

дыр бул щыл

убещур

скум

вы со бу

р л эз

(кстати, в этом пятистишии больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина).

Конечно, и в таком виде заявление Крученых остается эпатажным, однако мы видим, что он имел в виду нечто иное, чем принято думать. Он дает примеры не столько стихов, сколько звуковых комбинаций, предлагает модели возможных ассонансов и аллитераций. Он протестует против приглаженных стихов, полагая, что они звучат "не по-русски". Вспомнив о взрывной, шероховатой, но очень выразительной звукописи В.В. Маяковского, М.И. Цветаевой, Б.Л. Пастернака, с ним можно согласиться. Что до пушкинской поэзии, то упрек в ее адрес несправедлив: у Пушкина встречаются чрезвычайно экстравагантные аллитерации - напр., гортань геенны гладной.

Какофония, т.е. неблагозвучная звукопись, нередко бывает мощным источником художественной выразительности - напр., в стихотворении В.Ф. Ходасевича:

Весенний лепет не разнежит

Сурово стиснутых стихов.

Я полюбил железный скрежет

Какофонических миров.

В зиянии разверстых гласных

Дышу легко и вольно я

Мне чудится в толпе согласных

Льдин взгроможденных толчея.

Мне мил - из оловянной тучи

Удар изломанной стрелы,

Люблю певучий и визгучий

Лязг электрической пилы.

И в этой жизни мне дороже

Всех гармонических красот

Дрожь, пробежавшая по коже,

Иль ужаса холодный пот,

Иль сон, где, некогда единый,

Взрываясь, разлетаюсь я,

Как грязь, разбрызганная шиной

По чуждым сферам бытия.

Вопреки заявлению поэта, что он распадается и "разлетается", его стихи производят прямо противоположное впечатление. Они замечательно монолитны. Автор не распадается, а максимально концентрирует свою поэтическую волю, демонстрируя чудеса живописности. Хочет - передаст толчею взгроможденных льдин, хочет - выразит дрожь, пробежавшую по коже, - и все это делается легкими штрихами. Поэт полностью господствует звуковой стихией, причем той, которая оказывает наибольшее сопротивление, - он производит катартический эффект. Катарсис - это, как известно, духовное наслаждение, возникающее в результате преодоления каких-то трудностей, препятствий, будь то эмоциональный конфликт или ощущение неподатливости языковой формы. Читатель должен испытывать сильнейшее наслаждение, видя, как звуковой хаос переплавляется в гармонию.

Особенно малоблагозвучно нагнетание р, "жестких", "шероховатых" заднеязычных согласных или шипящих, свистящих и аффрикат, но Б.Л. Пастернак собирает все эти звуки в одном виртуозно организованном тексте:

Я тоже любил, и дыханье

Бессонницы раннею ранью

Из парка спускалось в овраг, и впотьмах

Выпархивало на архипелаг

Полян, утопавших в лохматом тумане,

В полыни, и мяте, и перепелах.

И тут тяжелел обожанья размах,

Хмелел, как крыло, обожженное дробью,

И бухался в воздух, и падал в ознобе,

И располагался росой на полях (...)

Я тоже любил, и она пока еще

Жива, может статься. Время пройдет,

И что-то большое, как осень, однажды

(Не завтра, быть может, но позже когда-нибудь)

Зажжется над жизнью, как зарево, сжалившись

Над чащей. Над глупостью луж, изнывающих

По-жабьи от жажды. Над заячьей дрожью

Лужаек, с ушами ушитых в рогожу

Листвы прошлогодней. Над шумом, похожим

На ложный прибой прожитого. Я тоже

Любил, и я знаю: как мокрые пожни

От века положены миру в подножье,

Так каждому сердцу кладется с любовью

Знобящая новость миров в изголовье.

Какофонические приемы часто используются для передачи стрессовых психологических состояний и бывают очень выразительны и уместны в этой роли. Напр., в цветаевской поэме "Перекоп":

Каково губам

Произнесть: сдаюсь!

Какофония как раз и показывает, каково губам это "произнесть". Звуковой затор из антаффрикат (в отличие аффрикаты, антаффриката состоит из щелевого и взрывного) не только передает, что человек не в силах выговорить роковое слово. Перерастание мягкой глухой антаффрикаты [С'Т'] в твердую звонкую [ЗД] иллюстрирует укрепление человека в "священной ярости" (или в том, что Цветаева, пишущая о белогвардейцах, считает священной яростью). Человек терпит поражение, но не сдается.

У А.А. Ахматовой в "Поэме без героя" к лирической героине под Новый Год являются призраки, чему она нимало не удивляется:

Ясно все:

Не ко мне - так к кому же?

И тотчас же, обнаружив режущее слух сочетание трех к, весьма неубедительно пытается выдать это за прием: "Три к выражают замешательство автора". Здесь Ахматова противоречит сама себе: то все ясно, то замешательство. В таких случаях поэты обычно исправляют неудачную строку, а не придумывают оправдания. Видимо, Ахматовой нужен именно этот оборот, и она по какой-то причине стремится его сохранить. Осмелимся предположить, что она здесь обыгрывает девиз Жанны д'Арк "Если не я, то кто же?". В таком случае Ахматова самой грамматической системой была обречена свести вместе эти три к. Впрочем, полной уверенности в том, что такое намерение было, у нас нет.

Фонетические солецизмы. Понятие о графоне

Активнейшим средством речевой характеристики литературных персонажей являются солецизмы - разнообразные неправильности, в том числе фонетические. Это слово происходит от имени одного из семи мудрецов афинского правителя Солона. Свергнутый своим родственником Писистратом, он некоторое время скитался.

Покинув Креза, он явился в Киликию, основал там город и назвал его по своему имени "Солы"; там он поселил и тех немногих афинян, речь которых с течением времени испортилась и стала называться "солецизмом".

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых мужей.

В тексте солецизмы оформляются графонами, т.е. записями с элементом транскрипции. Они передают индивидуальные особенности говорящего (см.: Кухаренко 1988: 18) или его речи в данный момент. Графонами фиксируются явления и факторы трех основных видов: физиологические (заикание и др. дефекты речи), социальные (акцент, произношение, мотивированное уровнем образованности, происхождением и общественным статусом человека) и психологические (особенности детской речи, искажения, возникающие под влиянием эмоций; сюда же, видимо, следует отнести примеры, приводимые Б.Л. Успенским в "Поэтике композиции": отражение или неотражение на письме особенностей речи героя в зависимости от позиции повествователя - если, напр., Л.Н. Толстой смотрит на происходящее в "Войне и мире" глазами Денисова или Наполеона, то картавость первого и французская речь второго не передаются, т.к. сами герои не ощущают это как свои речевые особенности; если же повествователь занимает по отношению к ним внешнюю позицию, то и детали их речи воспроизводятся). Есть и другие причины употребления и неупотребления графонов (об этом см.: Успенский 2000: 82-90).