Русская стилистика - 1 (Фонетика, Графика, Орфография, Пунктуация)
Русская стилистика - 1 (Фонетика, Графика, Орфография, Пунктуация) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
б) инверсия в этом словосочетании;
в) постановка кораблеи в позицию рифмы знаменательна сама по себе, но еще показательнее, что эта рифма - сквозная;
г) слово Америк нарушает гармонию в этом сквозном ряду, и только по карте Птоломея мы судим о том, что рифма остается той же;
д) повторение конструкции о стране открытой усилено внутристрочной рифмой: в страну открытую, забытую - этой внутренней рифмой как бы компенсируется внешняя арифмия, возникающая из-за формы Америк;
е) контаминация значений карты усилена прозопопеей - эналлагой (наивной картой Птоломея);
ж) мир как битая карта - это метафора, т.е. тоже выдвижение;
з) звукописный повтор старый мир стал подчеркивает содержащуюся в этой строке семантику перехода, видоизменения, метаморфозы.
Итак, двумя рядами приемов (первый ряд усиливается вторым) "выдвинуто" содержание, связанное скорее с Колумбом, нежели с Галилеем. Первооткрывателем в подлинном смысле слова был Галилей, но не Колумб. Глазкова явно больше притягивает более сложная - парадоксальная - ситуация: не просто открытие, а переоткрытие, т.е. не открытие. Поэт, который вскоре после написания этого стихотворения констатирует: "На творителей и вторителей мир разделен весь", и чьи симпатии на стороне первых, сейчас больше думает о превратностях судьбы: забываются первооткрыватели и открытия, лавры достаются другим и т.д. По сути дела, эти восемь строк тоже о "творителях" и "вторителях", а вовсе не о первооткрывателях. Но разумная работа Истории все же совершается, и для этого нужны и те, и другие - условно говоря, и Колумбы, и Галилеи. Конечно, можно уточнить, что схема не так элементарна: и Галилей был не первым, а подтвердил концепцию Коперника, и Колумб открыл вовсе не ту страну, что открыли "варяги". Кроме того, судя по всему, Глазков полагал, что Птоломея опроверг не только Галилей, опровергнувший геоцентрическую картину вселенной, но и Колумб. Похоже, по Глазкову, Птоломей считал землю плоской, как изображение на игральной карте, - и эта "наивная" карта была "бита" Колумбовым открытием Западного полушария. На самом деле Птоломей знал о шарообразности Земли, хотя и считал последнюю центром вселенной. Реальные представления Глазкова об истории науки были гораздо "наивнее", чем карта Птоломея. Однако признаем другое: при чтении стихотворения мы хорошо понимаем, что имеет в виду автор, и не замечаем этих явных нелепостей. Мысль автора ясна: и первооткрыватели, и "переоткрыватели" необходимы, и совместными усилиями они изменяют мир. Именно мир, а не только представления о нем!
В тексте есть и другие "выдвижения":
1) разрыв континуальности, т.е. причинно-следственной связи, между событиями: Галилей предшествует Колумбу или они действуют параллельно друг другу - автор словно забывает, как было на самом деле; между событиями устанавливаются иные соотношения: с точки зрения вечности, всё "одновременно";
2) тенденция к перифразам (распространенным и неточным названиям вместо конкретных слов): труба с "двоякими" линзами - вместо телескопа, забытая страна, открытая варягами, - вместо Америки;
3) тенденция к деноминации, т.е. замене имен гиперонимами (словами, более широкими по значению): созвездья - а не Млечный путь, варяги - а не Эйрик Рауди и Лейф Эйриксон, кораблея - а не "Санта-Мария". В итоге должно создаваться впечатление неотчетливости, неопределенности, незнания - т.е. того, с чем борются Колумбы и Галилеи. Они вглядываются в эту неотчетливость сквозь "двоякие" линзы.
На определение "двоякие" обратим особое внимание, потому что в нем, по-видимому, сосредоточен смысл стихотворения, т.е. это ключ к тексту. На первый взгляд, слово "двоякие" так же неопределенно, как и другие слова: созвездья, варяги, кораблея, страна (добавим еще кораблею и варягов: Глазков будто забыл, какие слова нужно употреблять на самом деле). Действительно, какие линзы имеются в виду: двояковыпуклые или двояковогнутые? Глазков как будто уходит от конкретности, а на самом деле вводит ее: в телескопе Галилея были и те, и другие линзы, так что они могут называться двоякими в буквальном смысле слова. В самом начале стихотворения Глазков употребляет знаменательное слово: оно двойственно, внутренне противоречиво - неопределенно и точно одновременно, т.е. в одном своем значении неопределенно, в другом - точно. Это слово олицетворяет собой борьбу с непонятным и неотчетливым, оно будто наводит фокус на свою семантику. В каком смысле двоякие - выпуклые или вогнутые? - В обоих смыслах.
Слово, употребленное в начале стихотворения, задает тон ему всему. Вся форма этого текста иллюстрирует его главную тему - прорыв человечества к знанию сквозь незнание и забвение, неотчетливость (см. также нарушения порядка слов) и неуверенность. И в конце текста преодоление хаоса кристаллизуется в четкой структуре композиционного кольца:
В созвездья линзами двоякими
Труба смотрела Галилея...
- ...А старый мир стал картой битою,
Наивной картой Птоломея.
Четкость этой конструкции реализуется в нескольких текстовых параллелях: Галилея - Птоломея; созвездья - мир, двусмысленное слово двоякими - двусмысленное слово карта, кроме того, дважды повторенное.
Строки, говорящие о мироздании, объемлют центральную часть текста, посвященную земле, - в этом тоже проявляется обретенная в итоге гармоничность формы стихотворения.
Основные функции выдвижения:
1) оно устанавливает иерархию значений, выделяя наиболее важные смысловые фрагменты текста;
2) обеспечивает его целостность и связность;
3) защищает сообщение от помех, облегчает декодирование, создавая упорядоченность информации, благодаря чему читатель может расшифровывать неизвестные прежде элементы кода;
4) образует эстетический контекст и делает текст экспрессивным (см.: Арнольд 1990: 63).
Все это мы найдем, анализируя текст Глазкова.
При выдвижении возникают определенные эстетические эффекты, прежде всего - обманутого ожидания и конвергенции. Под последним подразумевается "схождение в одном месте пучка стилистических приемов, участвующих в единой стилистической функции" (Арнольд 1990: 64). В стихотворении Глазкова мы наблюдали это явление неоднократно (в частности, когда речь шла о привлечении дополнительного внимания к необычному слову кораблея: за счет звукописи, инверсии, рифмовки).
Эффект обманутого ожидания возникает чаще всего при нарушении ритма, когда автор многократно повторяет какой-то элемент текста и читатели настраиваются на то, что он будет появляться с определенной регулярностью до конца произведения, - и вдруг обнаруживают неожиданное отступление от схемы, к которой они успели привыкнуть. Возьмем, напр., уже упомянутое стихотворение Б.Л. Пастернака "Рождественская звезда".
И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы,
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры...
...Все злей и свирепей дул ветер из степи...
...Все яблоки, все золотые шары.
Здесь применен прием, который называется полисиндетон (т.е. многосоюзие). Повторяемое местоимение все относится к однородным подлежащим, но в предпоследней строке это уже не местоимение, а усилительная частица всё, которая относится к совершенно другому предложению. Здесь происходит разрыв базовой синтаксической единицы, в которой обозначаются контуры наступающей христианской эры: старый мир, уходящий в прошлое, напоминает о себе. Он не сдастся без боя.
Эффект обманутого ожидания может проявляться и по-другому. В том числе и парадоксальным образом: через сбывшееся ожидание при изменении контекста. Возьмем для примера стихотворение Глазкова "Ворон":
Черный ворон, черный дьявол,
Мистицизму научась,
Прилетел на белый мрамор