Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого читать книгу онлайн
Петр Великий, наверно, один из самых известных не только в России, но и во всем мире монархов. Но, как часто бывает это в истории, мы знаем о нем только то, что сочла нужным утвердить в массовом сознании официальная историческая наука. Нам известен миф о Петре Первом, великом реформаторе, полководце, «кузнеце, мореплавателе и плотнике». Но знаем ли мы о нем правду? Часто ли мы вспоминаем, что этот «самодержавный исполин» собственноручно запорол до смерти своего сына? Что при этом царе мужское население России сократилось почти что вдвое? Что из всех его реформ фактически ни одна так и не была воплощена в жизнь? Что народ называл его (и считал) антихристом, имея для этого немало веских оснований? Эта книга позволит читателю узнать всем известные, но хорошо забытые нелицеприятные факты времен правления Петра Великого.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
«Сповит ребенок, лежит. Младенец заплакал, а бабушка над ним молитвочки, да песенки поет. А ребенок уже запоминает и с этим спит» [115, с. 89].
Кто может подменить собою такое воспитание? Никто и никогда. Потому бабушка среди взрослых детей была всегда нарасхват:
«И сыновья, и невестки слушались одного слова, никакого пререкания, чтоб только не отправили с этого жилища. Вот такую давали возможность, что у детей с самой юности дар речи развивался, и песни пели. Был правильный уклад для развития личности» [115, с. 89].
Понятно, каким уважением пользовался и сам глава дома, которому было чему научить подрастающих внуков, которых он принимал на воспитание после бабушки: накопленная веками память поколений передавалась по наследству. Отцу, что и понятно, было некогда. Он поле пахал, сеял, урожай собирал.
А вот деду доставались лишь интеллектуальные виды деятельности: руководство домашними; прочтение молитв, псалмов и глав из Евангелия; вынесение решений по каким-либо хозяйственным вопросам. А ведь самый пик развития умственных способностей мужчины приходится на 60 лет! Так что руководство доверялось не просто старшему мужчине в доме, но самому на тот период умному.
Вот из какого контингента формировался древнейший наш инструмент самоуправления — вече.
«И никогда Бог не оставлял славян, потому что они по естеству жили… Сама природа, сам уклад жизни им давал развитие, возможность формирования для вечной жизни. И это формирование, это благочестие не с юга, не с запада. Это осталось еще, я не сомневаюсь, от Ноя, от Адама» [115, с. 89].
Принадлежность нашего народа к самому древнему на земле этносу, то есть к единственному на земле народу, не подвергнутому вавилонской мутации, теперь доказывается и генетиками [156, с. 7–10]. Так что наши корни, что не может не отметить и сегодняшняя наука, являются и действительно самыми древними на планете. И уходят в седую древность к нашим прародителям: Адаму, Ною, Симу, Палеку (Палеху) …
Потому и впоследствии именно наш жизненный уклад являлся единственным наиболее приемлемым для выращивания человека, достойного своего Создателя. И никто во всем мире не имел никогда ничего даже и в самой малой степени приближенного к нему:
«Традиция земского самоуправления, оформленная юридически в сер. XVI в., пронизывает общественную жизнь Древней Руси. Земские соборы — съезды всех сословий государства — проходили в то время, когда по всей Западной Европе царил холод абсолютизма.
Русская монархия вплоть до XVIII в. носила сословно-представительный характер. Россия XV–XVI вв. обладала единственной в то время среди других стран мира системой управления, основой которой было самоуправление на всесословной основе…
Согласно Судебнику 1550, представитель центральной государственной власти (воевода и т. п.) не имел права арестовать человека, не предъявив доказательств его вины представителям местного самоуправления — старосте и целовальнику. Если этого не происходило, то староста и целовальник, по требованию родственников арестованного, могли освободить его и взыскать с представителя администрации штраф за «безчестье».
Таким образом, первый закон о неприкосновенности личности впервые был принят в Древней Руси, а не в Западной Европе, где он появился только 120 лет спустя» [92, с. 753–754].
Однако же, судя по содержанию новгородской грамоты № 531 [152], этот срок смело можно отнести как минимум еще на пару-тройку столетий вглубь веков. Судя же об удивительнейшей нашей привычке жить свободно, этот ни у какой иной нации в древности не встречающийся закон и составляет основу нашего русского менталитета, накрепко увязанного с поклонением Богу истинному, близкое общение с которым только-то и могло воспитать в человеке такое чувство.
«Хотя наши князья и вели воинственный образ жизни, но в обращении с народом они нередко проявляли черты истинно отеческой заботливости, добродушия и кротости. В народных песнях не слышится ни малейшей жалобы на притеснения со стороны бояр и князей, на худую, тяжелую жизнь, — значит, жить было хорошо [ровно в 370 раз лучше, чем теперь! — А. М]. За самые тяжелые преступления виновный платился лишь своим имуществом, отдавая определенную законом пеню. К телесному наказанию не прибегали. Слова «да будет мне стыдно» служили порукой в верности и нерушимости принятых на себя обязательств… Все государственные расходы главным образом ограничивались издержками на содержание князя, его семейства и двора, которые не могли быть тяжелы для населения, так как для покрытия их князья обыкновенно имели свои княжеские села, доставлявшие им все необходимое, свои заповедные леса, рыбные ловли и т. п.» [78, с. 388–389].
«Народный характер российской монархии становится очевиден, если вспомнить, что именно ее народ восстановил в Смутное время» [41, с. 169].
Но когда объявилось у нас столь не свойственное нашему народу некое такое «общежительство», именуемое крепостничеством?
В нашей стране эта форма межлюдского общения завелась лишь после того, как густо окружившим троны наших монархов масонам удалось внедрить систему попугайничания у невежественного Запада. Ведь крепостничество в безграмотной Западной Европе бытовало еще за три века до искусственного введения этого вида мракобесия, то есть некого такого «прогрессивного» вида взаимоотношений между людьми, теперь еще и у нас:
«…законы, капля в каплю напоминавшие отмену русского «Юрьева дня», появились в Англии гораздо раньше, в 1349 г» [15, с. 382].
С тех пор их мужик, лишенный земли, а, следовательно, и собственного жилья, не знал покоя: вплоть до самого последнего времени он был совершенно безправен, имея в этой жизни только лишь долги, за которые сиживал в тюрьмах, лишался рук или головы, бывал порот кнутом и выгоняем отовсюду на улицу. Где его и поджидал итог их успешной борьбы с перенаселением: петля за бродяжничество.
Но вот, ровно три века спустя, эта мода на мракобесие, благодаря усиленной работе внедренных к нашему двору масонов, была взята за основу общежительства теперь еще и у нас. Началась же эта ушедшая от нашего взора «бескровная» (кровно родственная бесам) революция, как это ни странно выглядит теперь, еще задолго до реформ Петра. Сначала законодательство наше подправила ввалившаяся к нам армада непрошеных пришельцев — татаро-монголов:
«До тех пор князья наши волею-неволею должны были разделять власть с народною властью веча или подбирать себе сторонников в рядах народа. Собственно, они были только правителями, а не владельцами, не вотчинниками, не государями. Монголы, как по своим понятиям, так и по расчету, естественно, усиливали власть и значение князей насчет веча: легче и удобнее им было вести дело с покорными князьями, чем с непостоянными собраниями веч. Вот отчего все русские князья, побивши челом хану, получили тогда свои княжения в вотчину, и власть их в большей части русских земель очень скоро подавила древнее вечевое право» [51, с. 85].
Дальше — больше. И вот некогда совершенно свободного человека, наконец, связала по рукам и ногам Лжедмитриями и масонством сплетенная для него петля:
«В 1648 году был отменен Юрьев день, и для крестьян была закрыта возможность уйти от помещика. Указ 1648 года запрещал обращаться с жалобами к царю помимо низших инстанций» [41, с. 167–168].
То есть онемечивание русского мироустройства, как теперь выясняется, начинается еще со времен правления Алексея Михайловича. Так что и его слишком уж чрезмерно разрекламированное почитание отеческих законов, когда он якобы отбивал за раз по тысяче земных поклонов, с его делами что-то уж не слишком вяжется. Ведь именно он создал предпосылки для полного переиначивания наших древних порядков — самых совершенных на тот день во всем мире.
Но тут следует заметить, что отмена Юрьева дня была произведена не в первый раз. Первую попытку закабаления русского человека следует отнести еще к царствованию безвольного Федора, сына Ивана Грозного. Но такая совершенно невяжущаяся с русским образом жизни зависимость просуществовала недолго: это в ту пору еще не имеющее под собой почвы модное закордонное новоизобретение, спустя лишь несколько лет, при восшествии на престол Бориса Годунова, за еще полной невозможностью его в ту пору исполнения, пришлось упразднить.
