Моя жизнь

Я уже говорила, что с самого начала у нас с Ларсом обнаружилось много общего. Наши жизненные пути были очень схожи. Мы оба хотели уехать из Швеции, оба мечтали о более широком поле деятельности, нежели то, что могла дать Швеция. Поэтому мы уехали.

Объединяло нас и чувство юмора. В общем, мы прекрасно понимали друг друга.

Первой нашей совместной работой стали съемки для нью-йоркского телевидения фильма «Поворот винта». Это произошло в 1959 году. В экранизации рассказа Генри Джеймса о двух малышах, которыми завладели злые духи двух умерших слуг, я играла гувернантку. Она пытается защитить детей от сверхъестественных сил, покусившихся на ее воспитанников, но в конечном счете именно они оказываются причиной того, что мальчик умирает на ее руках. Это была настоящая дьяволиада. Зрителей охватывал жуткий страх.

За этот фильм я получила свою первую телевизионную премию — «Эмми».

в течение нескольких месяцев Анатоль Литвак уговаривал ее сыграть роль Паулы в экранизации романа Франсуазы Саган «Любите ли вы Брамса?».

В августе 1960 года Ингрид писала Лиане:

«Я наконец получила сценарий. Он не так хорош, как я надеялась. Я исписала три страницы замечаний для Литвака. Конечно, Франсуаза Саган — большой художник, но в книге не хватает действия, поэтому ее довольно трудно воспроизвести на экране. Надеюсь, что сам Литвак и его группа смогут создать атмосферу, которой в сценарии пока нет.

Ив Монтан не может начать работу раньше 15 сентября, поэтому мой контракт придется продлевать.

Спасибо за вырезки из газет. Все-таки поймали они меня в купальнике! Всю жизнь я избегала подобных фотографий, но здесь, в «Санта Маринелле», сработали телефотолинзы — и вот пожалуйста, я в свои сорок пять лет являюсь публике полуголой! Никогда не думала, что такое приближение может дать съемка с дороги. Господи боже, скоро они, наверное, научатся снимать нас внутри собственного дома.

Мы чудесно провели время в Швеции... Я подолгу беседовала с Ингмаром Бергманом, который наконец решил делать со мною фильм. Недавно я видела его «Девичий источник». В начале фильма все прекрасно, а в конце — безумно тяжело и жестоко. Но, как всегда, его фильмы долго не уходят из головы, в то время как все остальные вылетают из памяти через минуту после окончания.

Это необычайная личность, весьма незаурядная, с тонкой душой. Ты знаешь, его отцом оказался тот священник, который конфирмовал меня и крестил Пиа 21 год тому назад».

7 октября 1960 года она снова писала Лиане: «Сегодня на съемках «Любите ли вы Брамса?» не было конца разным неполадкам. Я сижу и из своего уголка рассматриваю шесть десятков репортеров, заполонивших бар. Поэтому всюду стоят телекамеры. Здесь Франсуаза Саган. Мы снимаем сцену в ночном клубе. Сделана точная копия самого популярного в настоящее время парижского ночного клуба «Эпик», площадка заполнена «знаменитыми людьми». Юл Бриннер играет в эпизоде, Франсуаза Саган изображает самое себя. Им не платят, но они могут пить! В фильме есть довольно смешная сценка, когда Энтони Перкинс, совершенно пьяный, подходит к столику, за которым сидят Ив Монтан и я. Эти двое — просто чудо в своих ролях. Давно я не играла сразу с двумя актерами, работа с которыми доставляла бы такое наслаждение. Оба очаровательны, каждый — богатая, одаренная личность, и при этом они абсолютно не похожи друг на друга. Теперь ты понимаешь, почему я, конечно в качестве Паулы, так люблю их обоих?»

Ее старый друг Босли Краутер нашел, что «Снова прощай» — так назывался фильм в Соединенных Штатах — картина даже не банальная, а просто на редкость заурядная.

Что же касается игры Ингрид, то, «по мнению старого обозревателя, недостаточно интересна ни ее роль, ни сама мисс Бергман. Кажется, что ее героине страсти вообще неведомы. Это симпатичная, спокойная, несчастная женщина».

Автор статьи «Репортаж из Голливуда» попал не в бровь, а в глаз, приметив главный недостаток фильма: «Исполнение мисс Бергман в роли уже немолодой женщины, разрывающейся между неверным любовником (Ив Монтан) и неуверенным, тоскующим по любви юношей (Тони Перкинс), прекрасно, как всегда, но парадоксально то, что сам по себе фильм чрезвычайно слаб. Мисс Бергман в свои сорок шесть лет столь лучезарна, что зрителя довольно трудно убедить, будто перед ним немолодая женщина».

Помню, как-то я поехала в Сан-Франциско только для того, чтобы повидаться с Пиа, которая училась там в колледже. Но едва я прошла таможню, как меня окружила толпа репортеров. Они спрашивали:

— Как вы могли участвовать в этом ужасном фильме?

Выступая на пресс-конференции, я спросила:

— О каком «ужасном фильме» меня спрашивали?

— О картине «Снова прощай», которая во Франции называется «Любите ли вы Брамса?».

— Но она снята по роману Франсуазы Саган и пользуется во Франции большим успехом, — удивилась я.

— Но ведь это ужасный, просто отвратительный фильм!

— Что же в нем отвратительного?

— Ваша героиня живет с мужчиной, который не состоит с ней в браке, потом находит любовника настолько моложе вас, что он годится вам в сыновья. Стыд! А потом она возвращается к человеку, с которым жила все эти годы, но который никогда не был ей верен и не будет верен в будущем. Что же это за фильм?

Такова будничная, твердолобая сан-францисская пресса! Но она отражала сугубо американские взгляды. Даже если фильм имел огромный успех в Европе, в Америке он запросто мог провалиться.

Ларс рассказывает о первых годах их брака:

«В самом начале жизни с Ингрид я слегка испугался. Для Ингрид наш брак в какой-то степени означал отказ от личной жизни, по крайней мере от какой-то ее части. Я всегда вел уединенный образ жизни. Наверное, это чисто шведская черта. И вдруг пришлось стать персоной, вызывающей интерес у публики. Не могу сейчас точно припомнить, в чем это конкретно выражалось. Не могу сказать, что это причиняло ежедневные хлопоты. Просто это стало каждодневным и неизбежным фактором в нашей жизни. Конечно, до нашей женитьбы реклама донимала Ингрид сильнее. Когда мы поженились, то восстали против нее, закрыв свою жизнь на замок. Мы были счастливы, и меньше всего нам хотелось, чтобы наше существование отравляла реклама.

Все эти годы мы очень много работали, я поставил в Париже больше семидесяти пьес. Оба мы всюду {разъезжали. Случалось, мы не виделись неделями, даже месяцами, увязнув в наших театральных буднях.

Настоящей производственной травмой стала для меня постановка мюзикла «Моя прекрасная леди». Я приобрел права на постановку ее в Европе. И я, и Ингрид настроились на то, что премьера состоится в Копенгагене. Ингрид приезжала на все мои европейские премьеры. Но тот копенгагенский вечер в декабре 1960 года состарил нас лет на сто. Меня уж точно. Мы должны были выступать в огромном зале на 2200 мест, и не только Копенгаген, а и вся Дания с нетерпением ожидала представления мюзикла, побившего все мировые рекорды. Билеты были распроданы не только на премьеру, но и на весь месяц вперед. Репетировали мы вплоть до рождества. Премьера была назначена на второй день праздников. Но на последней репетиции я почувствовал, что с актрисой, игравшей Элизу Дулиттл, происходит что-то странное. Нельзя было точно сказать, что в ней не так, она вся была какой-то раздерганной.

Мы с Ингрид вылетели в Гётеборг к моим родителям, чтобы встретить вместе с ними сочельник и рождество. А утром позвонил мой адвокат и сообщил:

«Вы должны немедленно вернуться в Копенгаген. Нет, по телефону я ничего сказать не могу. Но вылетайте как можно скорее».

Я позвонил в аэропорт. По случаю рождества все рейсы были отменены. Мы сели в машину и помчались из Швеции в Копенгаген. Элиза Дулиттл была в тяжелом состоянии. «Жизнь мы ей спасем, — сказал врач, — но работать в театре ей больше не стоит».

Единственное, что мы могли сделать для спасения спектакля, — это привезти в театр ее дублершу и репетировать с ней до посинения, чтобы успеть натаскать ее до премьеры. Мы привезли актрису-дублера в театр и репетировали с нею до трех утра. Конечно, будь вся эта ситуация сюжетом голливудского фильма, героиня пела бы на премьере как ангел и занавес опустился бы под оглушительные аплодисменты. Но Копенгаген — не Голливуд. В три часа пополудни в день премьеры она упала в обморок. Все пропало! Никакой надежды, что премьера состоится. Мы объявили об этом по радио, телевидению и в газетах. Мне, конечно, пришлось понести убытки.