Демидовы: Столетие побед

Начинавший молотобойцем Акинфий, вероятно, обладал неплохим здоровьем. Это в совокупности с высоким статусом труда в его сознании и проистекавшими из этого мотивациями выработало у него высокую работоспособность. Акинфий принадлежал к людям, бесконечно влюбленным в свое дело, с радостью себя ему отдававшим.

Память, разнообразный по содержанию творческий труд, частью которого являлось многолетнее тесное соприкосновение со специалистами, совместное с ними решение разнообразных практических задач дали Акинфию возможность овладеть обширным опытом, усвоить множество прикладных знаний. Читая его письма, задумываешься: среди проблем, которые ему приходилось разрешать, существовали ли выходившие за пределы его компетенции? Акинфий уверенно дает указания по множеству прикладных вопросов: строительству речных судов и колокольни, подготовке площадки для устройства плотины и пруда, ремонту плотинных ларей, браковке продукции, использованию флюсов при плавке, экспресс-методам различения руд и так далее, и тому подобное. Сомнений в правильности и действенности своих распоряжений он, как правило, не испытывает. И, что удивительно, чаще всего попадает в цель. (Конечно, не всё идет гладко. Например, выбирая место для завода, не всегда удается правильно оценить энергетические ресурсы. Но тут одной выработанной опытом интуиции, понятно, не хватает, нужны исследования гидрорежима и расчеты на их основе.) Приказчик Невьянского завода, отказываясь без хозяина предоставлять Беэру сведения о заводах, писал: «Покуды господин мой сам обстоятельно во всех здешних Сибирских заводах не выправится, то в сочинении показанных ведомостей мне и протчим прикащикам не поверит» [778]. В этих словах — «сам обстоятелно во всех» — образ Акинфия-труженика схвачен исключительно точно.

Обширность всё возраставших прикладных знаний и стремление к их применению роднят Акинфия с Петром Великим. Характеристика «вечный был работник» (Пушкин) в равной степени приложима к обоим. Кстати, и относительная скромность в быту (представительские резиденции не в счет) их тоже роднит. Ранее их рядом друг с другом уже ставили. Павел Бажов прямо называл Акинфия «ревностным сподвижником» Петра.

Отметим, впрочем, важную черту самоидентификации Демидова, отличавшую его от царя. Акинфий, притом что его деятельность — часть большой совокупной работы по модернизации России, осознает себя скорее не модернизатором, а традиционалистом. В письмах приказчикам он апеллирует к полученным им в Тульской оружейной слободе знаниям и навыкам, которым вполне доверяет. Вот откровенное его высказывание, обращенное тоже к приказчикам: «Я старое никогда не покину, а вновь зачинать тяжело. Я бы доволен и от вас тем был, чтоб и вы старое не покидали. А вновь от вас без совету и без пробы зачинать вами не желаю. Пожалуйте, утверждайтеся на прежде положенных наших уставах» [779]. Эта черта его мировоззрения сближает его со старообрядцами. Но, как мы прекрасно знаем, демонстративная приверженность старообрядцев к традиции не мешала им успешно заниматься предпринимательством — тем, для чего позднее был выработан термин «старообрядческий капитализм».

Вдобавок к многоумению, работоспособности, самодисциплине — мощное стратегическое мышление и ярко выраженный талант управленца. Акинфий — менеджер, как говорится, от Бога. И менеджер поразительно эффективный.

Впрочем, основной метод, которым он пользовался, сегодня может вызвать настороженность. Это в чистом, беспримесном виде ручное регулирование. Остается только удивляться, как при непрерывном расширении и усложнении его хозяйство действовало, в общем, без существенных сбоев. При Акинфий всё работало как часы и несомненно имело запас прочности. Иначе в те годы, когда он был вынужден покидать заводы и долго жить от них в отдалении, всё быстро бы рухнуло. А оно устояло.

И все же не покидает ощущение, что еще немного, и избранный метод управления окажется несостоятельным. Наверное, в конечном счете к этому шло. Но при Акинфий до критической точки система точно не добралась. Несомненно, проживи он дольше, алтайская группа его заводов продолжала бы успешно развиваться и в историю цветной металлургии России вошли бы демидовские серебро и золото. Вошло же только первое, и то лишь как начальная страница обширной главы.

Предпринимательство вдохновенное и блистательное по результатам. И чем дальше, тем, кажется, все более безудержное, мерещится, все менее сдерживаемое этическими тормозами.

Лики Акинфия Демидова: Акинфий Грозный?

Размышляя над секретом успешности Акинфия Никитича, потомки нередко отмечали присущую ему жесткость.

Мамин-Сибиряк писал о свойственных ему «неистощимой энергии, железной воле, самодурстве, жестокости». «Хищный приобретатель и эксплоататор», «жесткий и энергичный делец» [780] — так характеризовал его Б.Б. Кафенгауз, исследователь, хорошо знакомый с документами и не склонный к фантазированию (хотя, конечно, как и всякий, не защищенный от влияния стереотипных трактовок в случаях, когда документ их допускает).

По мнению И.М. Шакинко, Акинфий на протяжении жизни эволюционировал в сторону усиления в нем отрицательных качеств. «Что-то безобразное произошло с Акинфием Демидовым к концу жизни. Он всегда был суров, но садистский оттенок, какое-то злодейское презрение к людям проявилось именно в последние годы… Он стал деспотичнее и мелочнее. Наряду с широкими замыслами он погряз в десятках судебных свар, дрязг, тяжб со своими конкурентами, братьями [781], сестрой, их детьми и другими людьми, что повстречались на его пути. Когда просматриваешь эти документы и видишь, как грозный горный царь сутяжничает, крохоборничает, мелочится, словно Плюшкин, становится даже обидно за эту безусловно крупную личность….Этот талантливый человек, гений своего горного дела, творец, созидатель явно душевно деградировал» [782].

Эти слова словно вдохновлены фильмом 1983 года «Демидовы», в котором Акинфий претерпевает именно такую нравственную эволюцию и, прощаясь со зрителем, крепко сжимает в руке ставшую для него талисманом золотую фигурку из когда-то ограбленного им языческого капища. Но насколько этот портрет соответствует оригиналу?

Да, как и всякий предприниматель, использовавший (то есть эксплуатировавший) наемный труд, Акинфий вполне обоснованно может быть назван эксплуататором. Но использовать труд — не значит драть с работника три шкуры. Драл бы — не бежали бы к нему работные люди с казенных заводов и не пришлось бы Демидовым и Геннину договариваться о взаимном неиспользовании у себя таких беглецов [783]. Ненавидевший пьянство и лень, Акинфий принуждал трудоспособного к труду и платил за него. Вот отрывок из его письма в заводскую контору с ответом на просьбу возчиков увеличить им оплату: «В пророческих книгах напечатано: "Не прелагайте предел, я же положиша отцы ваши" [784]. А вы откуда взяли такую премудрость и для какой выгоды затеваете? Я всем вашим обывателем плату произвожу не по силе плакату. Как вы и сами известны, во всех работах производится от нас плата против плакату в полтора и вдвое. Зачем же мне им прибавлять?» [785]

Да, возобновление споров вокруг Верхотулицкого завода (случай, который Шакинко, возможно, подразумевал, говоря о сварах и дрязгах с родственниками) не красит стареющего Акинфия. Но обратим внимание: не он спровоцировал тот конфликт. Всё началось с попытки пользователя закрепить завод за Акинфиевой, собственника земли, спиной.